Николай II
Последующая неделя пролетела словно одно мгновение. Керенский задумал заменить на каждом военном заводе охрану с русских солдат на латышских стрелков, а к каждому промышленнику приставить несколько человек, которые бы контролировали все его контакты и деятельность.
Придётся на время вводить поистине полицейские драконовские меры, но другого выхода он не видел. Брюн несколько раз приходил к нему с просьбой решить проблему уголовников, но Керенский был непреклонен, и вот китайцы Жен-Фу-Чена, отправились в каждый город, где находилась тюрьма.
По стране прокатилась война расстрелов, породив самые страшные и нелепые слухи. Никакого афиширования этой деятельности не было. Убийц и прочих, расстреливали ночью, выпуская из тюрьмы для следования на очередной этап. Журналистов и местные органы самоуправления к этому не допускали. Никто ничего не знал, кроме того, что тюрьмы быстро пустели, но никого при этом не освобождали.
Начался обратный процесс среди дезертиров, опасаясь расправы над собой неизвестными людьми, что убивали несмотря на мораторий смертной казни, он возвращались обратно в свои части. В тылу становилось страшнее, чем на фронте. Железнодорожные части, вылавливали всех подряд и кидали задержанных в тюрьму, но уже не расстреливая. А подготавливая к суду.
Пойманные на вокзалах и дорогах солдаты любым путём утверждали, что они не дезертиры, а просто ехали в отпуск. Покаявшиеся, возвращались обратно в свои части, с особым знаком штрафника. Об этом свидетельствовали, как бумаги, выписанные ему, так и выдаваемые особые знаки штрафников.
И снова никто и ничего не понимал, впрочем, как и обычно, но боятся стали очень многие. Отдавая этот приказ, Керенский сознавал, что он становился кровавым министром внутренних дел. И это уже не было оголтелым обвинением, но он не с Луны свалился, он видел множество убийств гражданских лиц по всей стране. Грабежи, убийства, разбойные нападения, множились, как грибы после дождя. Данные об этом ему каждый день представлял генерал Брюн.
А уж сколько в истории большевики начудили, при этом оставаясь в глазах большинства белыми и пушистыми. Уничтожили всё купечество, служилое сословие, аристократию, чиновников. И что? А ничего! Николай — Кровавый, а Ленина в мавзолей…
***
Сейчас Керенский принимал у себя несколько человек, это были, Адо Бирк — эстонец, член эстонского земского союза, полковник царской армии Йоаким Вацетис — латыш, унтер-офицер Янис Юдиньш — латыш, прапорщик Кирилл Стуцка — латыш, и капитан Аугусто Рей — эстонец. Всех этих людей, нашли генерал Климович и генерал Реннекампф, и направили к нему.
Приняв их, Керенский рассадил их в своём кабинете, поспрашивал для проформы о них самих, потом внимательно обвёл глазами всех присутствующих и сказал.
— Господа и товарищи, кто из вас догадывается, зачем военный министр призвал вас к себе?
Молчание.
— Очевидно, что для серьёзного разговора о латышских дивизиях, — ответил Вацетис.
— Ну, что же, на вашем месте, я бы тоже терялся в догадках. Но вы правы. Не буду вас томить в неведенье. Я намерен обсудить будущее ваших стран Латвии и Эстонии. Территория Латвии частично оккупирована, и я знаю, что латышские стрелки храбро сражаются на фронте. К сожалению, русская армия временно приведена в неготовность вести боевые действия, чего не скажешь о вас.
Предлагаю вам помощь в создании национальных дивизий, в случае их выступления на моей стороне и подчинении лично мне, я обещаю по окончании войны предоставить независимость вашим территориям.
— А каковы гарантии? — сказал полковник Вацетис.
— Моё слово вас не устраивает?
— Нет, — сказали почти все.
— Хорошо, тогда в моих силах разоружить все ваши части, вас всех арестовать сейчас же.
— Вы это не сделаете!
— Сделаю. Сейчас не время для сантиментов. В тюрьме места есть.
— А потом и расстреляете?
— Нет, повешу, зачем мне цацкаться со всеми вами. Время дракона уже наступило. Но, я не собираюсь вас здесь запугивать. Лучшим подтверждением моих слов будет вооружение и снабжение ваших частей. Часть из них будут продолжать воевать с немецкими частями, а другая часть возьмёт под охрану важнейшие военные заводы в России. Вот собственно, что мне от вас и надо. Но будут и различные нюансы. В случае борьбы за власть, вы должны будете поддержать мои войска. Если я останусь у власти вы получите независимость. Если же нет, то не получите, если ваши страны не будут к тому времени выжжены войной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— То есть мы должны стать вашей личной гвардией?
— Нет, вы должны стать моим стратегическим резервом и последним козырем в борьбе. Кроме того, наша военная промышленность находится под влиянием революции. Бесконечные стачки, локдауны, шпионаж, диверсии, в общем весь набор затрудняющих работу военных заводов. Если они окончательно остановятся, мы не сможем вести дальше войну и сдадимся на милость немцам.
Последняя фраза, была встречена с возмущением. С сильным латышским и эстонским акцентом, все стали перебивать друг друга, говоря, что этого никогда не будет.
— Товарищи, если вы готовы возглавить национально-освободительное движение, то я помогу вам деньгами. Министерство финансов готово будет выделить пять миллионов финских марок и два миллиона рублей на проведение мобилизации, выплату денежного довольствия, а также премиальных, и это помимо вооружения вновь создаваемых полков.
— Отлично! — вскричал капитан Рей.
Керенский понимающе улыбнулся и снова перевёл взгляд на полковника.
— Сколько вы сможете создать дивизий из числа уже имеющихся и будущих?
— Ммм, я думаю создать корпус латышских стрелков в количестве от тридцати до сорока тысяч человек. То есть примерно три дивизии и одну бригаду.
— Спасибо, это приемлемо, а сколько эстонцев будет готово встать под ружьё, капитан?
Волнуясь и переговорив по-эстонски с Адо Бирком, Аугусто Рей после долгих препирательств с ним, ответил.
— По самым скромным подсчётам мы наберём полнокровную эстонскую дивизию от восьми до десяти тысяч солдат.
— Хорошо, в общем получается около пятидесяти тысяч солдат. С этим количеством мы сможем решить множество задач, стоящих передо мной. Так вы готовы организовать всё это?
— Да, — ответил за всех Вацетис, — но хотелось бы заключить с вами договор.
— Письменного договора не будет, я ещё не выжил совсем из ума. Если эта бумага попадёт в прессу, меня не поймут, и я лишусь своего положения, или это мне будет стоить очень дорого. Решайтесь, в знак моих намерений вы получите деньги уже сегодня. Латышские стрелки полмиллиона финских марок, а эстонцы двести тысяч.
— Согласен, согласен, согласен, согласен! — сразу согласились все четверо.
— Ну что же товарищи, тогда давайте обсудим с вами все детали создания национальных дивизий.
Они ещё просидели часа два, пока не обсудили все детали. От Керенского с векселями на руках все поехали прямиком в Государственный банк, где и получили всё им причитающееся. А дальше, дальше разъехались кто куда.
А тем временем Керенский решил обратиться к свежей прессе, и для того, чтобы отвлечься, и чтобы насытиться общественным мнением. Интересны ему были и две его газеты, но по понятным причинам, не особо. Раскрывая стопку лежащих возле него газет, он стал их просматривать. Одна из статей в газете «Речь» гласила.
«Своими законодательными актами Временное правительство выполнило свою разрушительную роль. Теперь перед ним стоит задача созидания и творчества. Старые органы власти на местах уничтожены, на их место по инициативе населения создаются новые. Необходимо упорядочить эту разбушевавшуюся стихию и ввести её в рамки нового свободного строя».
Керенский хмыкнул. Весьма интересно, что это понимал уже не только он один. Ну а что же пишет западная пресса? Газета «Неделя», издаваемая австрийским генеральным штабом на русском языке для военнопленных, писала.
