выбрать.
Насчет того, что Штаден не оригинален, я позволю себе привести кое-какие возражения. Все зависит от того момента, во время которого выступает тот или иной политический деятель. За 8 лет до штаденского проекта баварский торговец Либенауэр вот какого рода проект подал немецкому правительству. Он исходит из того, что Ливонией почти завладел Иван Грозный. Как быть? Он скоро может за Ливонией покорить Пруссию и Силезию.
Он исходит из этой опасности и вместе с тем указывает на другую огромную опасность с юга – со стороны Турции. Как же быть? Оба врага страшны. Нельзя ли заключить с московским завоевателем союз против турок?
Он пишет: католические государства не могут нам оказать помощь или по равнодушию, как Франция, например, потому что они заняты своими заботами… Как нам быть? Из тяжелого положения, в котором находится империя, есть только один выход: помириться с тем из врагов, который представляет меньшее зло, заключить союз. Чтобы вместе с ним направить оружие против другого врага, против Турции.
Доводы здесь имеются и отрицательные, и положительные. Если не помириться с московским князем, то он, оскорбленный отказом, пойдет еще дальше, пойдет на завоевание побережья Балтийского моря. У Швеции, Дании он отнимет острова, у самой империи Пруссию, может проникнуть и в Силезию, ведь с этой стороны империя не защищена.
В качестве положительного аргумента высказывается религиозный мотив.
Московская держава суть христианское государство, на которое можно опереться против нехристей. От союза с Великим князем всему христианскому миру получилась бы польза…
Это любопытный момент. Мне кажется, что тут и выступает оригинальность Штадена. Принимая во внимание наблюдения, которые он сделал, учитывая всю международную обстановку, можно сказать, что у него есть оригинальный план наблюдений. Те деятели, на которых указывал Борис Иванович (Сыромятников), уступают ему и по широте плана и по знанию нужных деталей.
В заключение мне хотелось сказать, что этим материалом я обязан неопубликованному собранию документов международной истории времен Ливонской войны, которые подготовлены в печати И.И. Полосиным. Я ему чрезвычайно обязан за знакомство с его работой об опричнине, открывшей мне конструктивные стороны этого учреждения».
Председатель: «Два других доклада, С.В. Бахрушина и И.И. Смирнова, разрешите перенести на следующие заседания нашей сессии, которая состоится 17 июня».
«Научная сессия Института истории, посвященная теме:
«Иван Грозный и его время»,
проходившая 7 и 17 июля 1942 г., город Ташкент.
Стенографический отчет.
(Продолжение).
17 июня 1942 г.
Председатель акад. Греков.
Председатель: «Сегодня у нас продолжение научной сессии Института, посвященной теме «Иван Грозный и его время». На прошлом заседании 7 июня мы заслушали чрезвычайно интересный и содержательный доклад Р.Ю. Виппера. Сегодня нам предстоит заслушать два доклада С.В. Бахрушина «Избранная рада Ивана Грозного» и И.И. Смирнова «Восточная политика Ивана Грозного».
Член-корр. С.В. Бахрушин (доклад не стенографируется).
И.И. Смирнов (доклад не стенографируется)[210].
Председатель: «Имеются ли какие-нибудь вопросы к докладчикам?»
М.В. Нечкина – член-корреспондент АН СССР[211]: «У меня два вопроса к С.В. Бахрушину.
Первый вопрос. Не усматриваете ли Вы некоторого (несоответсвия) концепции Избранной рады в том отношении, что вся ее политика вами трактуется как чисто дворянская, а между тем в том вопросе, на котором произошло ее падение, наличествуют феодальные элементы? Ведь конфликт с Грозным идет по линии борьбы с той централизованной монархией, которую сам Грозный хочет установить, в противоречие с Избранной радой. Как тут свести концы с концами? Мне представляется, одно противоречит другому. Если Избранная рада ведет чисто дворянскую политику, то в ее политике не может отсутствовать понимание централизованной монархии. Между тем, повторяю, конфликт, на котором рушится Избранная рада, сосредоточен на вопросе о понимании централизованной власти, т. е. на том вопросе, который является пробным камнем борьбы феодального боярства с прогрессивными элементами.
Второй вопрос. Если Ближняя дума и Избранная рада трактуются вами как нечто единое, то почему же эти два института назывались различно и сами себя понимали различно?
Наконец, третье – не можете ли Вы, Сергей Владимирович, дать подробнее историографическое введение к вашей концепции. Что Вы в ней усматриваете существенно нового по сравнению с прежней историографией?»
Бахрушин: «Прежде всего относительно того, что я считаю в своей концепции существенно новым. То, что политика Избранной рады была в основе дворянской политикой. Это противоречит той точке зрения, которая существует в старой литературе, – у Соловьева, Ключевского, частью у Покровского.
В учебниках и для средней школы и для вузов эту точку зрения я уже провел, и по сравнению с предшествующими она представляет нечто новое.
Второе, что я считаю новым, это то, что я пытаюсь по этому бесформенному кружку – Избранной Раде найти место в том государственном строительстве, которое шло в это время, конечно, еще в очень элементарной форме.
Относительно того, почему два названия: Избранная рада и Ближняя дума. Тут какое-то недоразумение, Курбский никогда не употребляет термин – Ближняя дума, он не употребляет также термин – боярин, а говорит – синклит. Он употребляет термины, заимствованные из ливонской практики – Ближняя рада, Тайная рада и т. д. И вот Курбский в своем стремлении литературно выражаться и употреблять иностранные слова, употребляет термин Избранная рада. Я это название беру условно и пишу его в кавычках.
Относительно противоречий между дворянской программой и тем поводом, из-за которых произошли расхождения между адашевским правительством и Иваном Грозным. Пора отказаться от такого упрощенного понимания, которое установил Соловьев. Он смотрел на это дело очень упрощенно – либо по ту сторону стола, либо по эту сторону стола. Думаю, что Избранная рада была некоторым компромиссом. Об этом я говорю в своем докладе, когда указываю, что я делал некоторые уступки. Моя точка зрения была первоначально та, которая легко разрешала все эти затруднения. В законодательстве того времени следов этого компромисса вы не найдете. Я с трудом собрал два-три примера такого компромисса, и основное заключается в том, что в XVI в. создать правительство исключительно из молодых людей было невозможно, как это показал пример Василия III, пришлось привлечь крупных феодалов. Имеется такое явление, когда в пылу борьбы используется идеологическое оружие. Я думаю, что это здесь уместно. Конечно, противоречие есть, но ведь как Вы нb повернете, противоречия будут».
Греков: «На нашей сессии мы поставили три доклада. Первый доклад – Р.Ю. Виппера был поставлен в такой форме, дал такую широкую программу, что его специальная тема заставила нас подумать о более развернутых вопросах, и прения обнаружили серьезную проблему и большой интерес к ней со стороны ученых. Доклады С.В. Бахрушина и И.И. Смирнова были более специальными. С.В. Бахрушин
