Еще меньше оснований говорить о сколько-нибудь серьезном влиянии Стерна на книгу Радищева. Чтение «Сентиментального путешествия» могло подсказать Радищеву избрать для своей книги живую форму путевых записок, но во всем остальном— и особенно в идейном плане — его книга прямо противоположна книге англичанина Стерна. Тогда как Стерн с иронической ужимкой раскрывает перед читателем тончайшие движения своей души, когда он, не утрачивая иронии, сентиментально умиляется или соболезнует, Радищев мужественно и смело выражает свое негодование, протестует, всеми силами души сочувствует страданиям порабощенных людей.
В центре внимания Радищева не описание своих душевных переживаний, а изображение того, что он видит и слышит, с чем сталкивается на своем пути. «Путешествие» становится галлереей жутких, зловещих картин произвола, гнета и насилия.
Таким образом, утверждение Радищева, что он хотел всего лишь «подражать слогу» Рейналя и написать книгу «в форме» «Путешествия Иорика» было одним из средств самозащиты в его негласном поединке с невежественным Шешковским». Здесь, так же как и в утверждении, что он написал книгу с целью извлечения «прибыли», Радищев сознательно «кривил душой».
Свидетельство Радищева «о подражательности» «Путешествия» было подхвачено его буржуазными исследователями, пытавшимися, утвердить тезис о несамостоятельности Радищева и тем самым принизить и умалить революционное значение и самобытность его книги, затушевать ее классовую направленность.
* * *
«Если я найду кого-либо, кто намерение мое одобрит, кто состраждет со мною над бедствиями собратии своей, кто в шествии моем! меня подкрепит, — не сугубый ли плод произойдет от подъятого мною труда?» — спрашивает Радищев на первой же странице «Путешествия из Петербурга в Москву».
Книга Радищева просветила не одного читателя, а многих, и многие «одобрили его намерение».
«Путешествие» прозвучало, как набат в сумраке ночи, пробуждая в сердцах одних надежду, веру в победу над рабством и заставляя других с злобным страхом вглядываться в грядущее.
«Путешествие» воспринималось как открытый призыв к восстанию. Княгиня Е. Р. Дашкова так и называла книгу Радищева — «набат революции». Пушкин впоследствии назвал «Путешествие» «сатирическим воззванием к возмущению».
Как оценивала книгу Екатерина, мы знаем: она считала Радищева «хуже Пугачева», считала, что он «наполнен и заражен французским заблуждением, ищет всячески и выищивает все возможное к умалению почтения к власти и властям, к приведению народа в негодование противу начальников и начальству», что страницы радищевской книги «совсем противны закону божию, десяти заповедям, святому писанию, православию и гражданскому закону», что сочинитель «клонится к возмущению крестьян противу помещиков, войск противу начальства» и т. д. и т. п.
С ненавистью, страхом и злобой относились к «Путешествию» помещики-крепостники.
На одном из его рукописных списков, хранящемся в Ленинградской публичной библиотеке, бывший владелец списка написал:
«Ты не благонамеренный автор, а бунтовщик, петля для слабоумных. Мало, что Великая Екатерина тебя сослала — следовало повесить…»
Характерно отношение к «Путешествию» масонских кругов. Известный масон Н. Н. Трубецкой писал другу Радищева Алексею Кутузову:
«Теперь скажу тебе, что посвятивший тебе некогда книгу и учившийся с тобой в Лейпциге находится под судом за дерзновенное сочинение, которое, сказывают, такого рода, что стоит публичного и самого строгого наказания. Вот, мой друг, ветреная и гордая его голова куды завела, и вот следствие обыкновенно быстрого разума, не обоснованного на христианских правилах…»
Но было к книге Радищева и иное отношение.
С первых же дней своего появления на свет «Путешествие», ставшее запретным плодом, читалось с жадностью и интересом. Его искали, за ним охотились.
Малое количество сохранившихся экземпляров книги заставляло желавших прочесть ее переписывать книгу от руки.
Именно это отношение широких кругов читателей к «Путешествию» дало возможность Пушкину сказать, что «Радищев, рабства враг, цензуры избежал».
Самый ценный из сохранившихся экземпляров первого издания «Путешествия» хранится ныне в Пушкинском музее в городе Пушкине. Этот экземпляр принадлежал А. С. Пушкину. Переплетен он в красный сафьян с золотым тиснением и золотым обрезом. На этом экземпляре рукою Пушкина написано:
«Экземпляр, бывший в Тайной канцелярии, заплачено двести рублей».,
Судя по тому, что почти все сохранившиеся экземпляры «Путешествия» тщательно и красиво — переплетены, книгой дорожили и любовно берегли ее.
Второе издание «Путешествия» в полном объеме было напечатано лишь через 68 лет после первого — Герценом в Лондоне.
В 1872 году было уничтожено издание «Сочинений А. Н. Радищева» под редакцией П. А. Ефремова, в 1903 году — издание «Путешествия» под редакцией П. А. Картавова. Известному издателю А. С. Суворину удалось в 1888 году напечатать «крамольную» книгу в количестве 100 экземпляров для «избранных» по непомерно высокой цене.
Карта путешествия А. И. Радищева.
Страх царской власти перед «Путешествием» был настолько велик, что в России оно увидело свет только в 1905 году, то-есть без малого через 120 лет после своего появления в книжной лавке Герасима Кузьмича Зотова.
И только ныне, в годы советской власти, книга Радищева стала достоянием действительно широких читательских кругов, и Академия наук предприняла издание полного собрания его сочинений.
«…Советская власть, — писал М. И. Калинин, — не жалела средств, чтобы сделать общенародным достоянием всё лучшее, что создано человеческим разумом. Тиражом в десятки и сотни тысяч выпускались сочинения… Радищева, Герцена, Белинского, Чернышевского, Добролюбова…»[105]
За годы советской власти «Путешествие» Радищева издано тиражом около 400 тысяч экземпляров. В юбилейные дни 1949 года советскими издательствами выпущено еще несколько изданий бессмертной книги.
* * *
Считалось достойным удивления, что Радищев напечатал свою книгу, не боясь грозившего ему наказания.
В дореволюционной литературе о Радищеве высказывались предположения, что он, ведя уединенную жизнь в семейном кругу, деля время между семьей, службой и литературными занятиями, не заметил будто бы того обстоятельства, что Екатерина, напуганная Пугачевым, американской революцией и революцией во Франции, готова была безжалостно уничтожать все, что сколько-нибудь напоминало вольность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});