В тюрьме у Радищева было несколько книг религиозного содержания. Их прислал ему ханжа и святоша Шешковский.
Тему для своей повести Радищев нашел в «Минеях», читая житие Филарета.
Житие повествовало о том, что в Пафлагонии, входившей в состав Византийской империи, в селении Амнии, жил богатый и щедрый «земледел» Филарет с женой, сыном и двумя дочерьми. Добрый Филарет роздал бедным все, что имел, вплоть до последней пары волов и последнего улья пчел. Он отдал бедным даже пшеницу, которую прислал ему один из друзей, узнав о разорении и нищете Филарета… В это время через Амнию проезжали царские слуги, которые искали по всей стране самых красивых девушек, чтобы отвезти их в столицу на смотр невест для царя. Пораженные красотой и добродетелью внучки Филарета, они отвезли ее во дворец. Внучка Филарета стала царицей, и вся родня ее снова стала жить в довольстве и богатстве. Но Филарет попрежнему раздавал свое богатство беднякам, и даже на богатый пир, устроенный в честь царя, он созвал нищих и заставил свою семью прислуживать им.
Вот эту нравоучительную историю Радищев и положил в основу повести «Филарет Милостивый».
Из писем Радищева, из его «Завещания» мы знаем, как горячо он любил своих детей и как он о них заботился.
Неожиданный арест оторвал его от семьи. Дети были еще слишком малы, чтобы понять и оценить поступок Радищева так, как ему хотелось бы. И вот, работая над повестью «Филарет Милостивый», он старался познакомить их со своим стремлением к служению угнетенному народу.
В повести много совпадений с биографией Радищева. Под Афинами, в которые уезжает учиться Филарет, нетрудно узнать Лейпциг. Под именем друга Филарета, Проба, с которым тот учился в Афинах и на сестре которого женился Филарет, нетрудно узнать Рубановского и его племянницу, Анну Васильевну, ставшую женой Радищева. В отношении Филарета к своим добрым и любящим родителям нетрудно увидеть сыновние чувства самого Радищева.
Шешковский не вернул Радищеву начатую повесть. Она была приобщена к делу и осталась незаконченной.
* * *
Когда впервые знакомишься с материалами по делу Радищева — с его показаниями, ответами на вопросы Шешковского, с его письмами и «Завещанием», то невольно возникает тягостное и горькое представление о том, что Радищев не выдержал тяжелого обвинения, сдался, отступил и стал просить о снисхождении к своим заблуждениям. Но это неверное представление. Стоит только вдуматься в ход дела и правильно понять позицию Радищева, чтобы по достоинству оценить его поведение в течение всего процесса.
Выше было сказано, что в свое время Безбородко дал знать Воронцову о необходимости чистосердечного раскаяния со стороны Радищева.
Радищев понял, что внешнее раскаяние в совершенном им «преступлении» — единственное, хотя и очень трудное средство самозащиты. Не стесняясь в самых резких выражениях на свой счет, он брал ответственность за свою «крамольную» книгу только на себя одного.
Это тотчас же принесло свои результаты: Екатерина была вынуждена ограничиться преследованием одного Радищева и прекратить дальнейший розыск его единомышленников.
А то, что единомышленники у Радищева были, — факт непреложный. И, повидимому, круг их, то-есть круг людей, не только знавших о работе Радищева над «Путешествием», но и разделявших его взгляды, был довольно велик. Это были близкие Радищеву люди, его друзья, с которыми он постоянно общался, — люди разного положения, начиная с таможенных служащих, таких, как Царевский, и включая Челищева, а может быть, и Воронцова.
На следствии Радищев говорил, что ему хотелось «заслужить в публике гораздо лучшую репутацию, нежели как о нем думали до того», что он «бредил в безумии своем прослыть острым писателем…»
На вопрос Шешковского, не намерен ли он был своей книгой вызвать возмущение, подобное революции во Франции, он повторял все одно и то же: «Худых умыслов я не имел… цель моя была прослыть писателем… и из продажи книги извлечь себе прибыль… Как сам не имел намерение сделать возмущение, то и сообщникрв не имел…» Он совершил ошибку, чрезмерно увлекаясь «Путешествием Иорика», то-есть «Сентиментальным путешествием» Стерна, и «Историей об Индиях» Рейналя…
Перед Радищевым во время следствия стояли три задачи: никого не запутать в свое дело; оградить, по возможности, от опасности своих детей; спасти себя для дальнейшей работы и борьбы. И, ненавидя своих судей, своих врагов, он брал всю вину на себя, бранил себя, старался доказать, что его книга — обычное произведение, вроде книг Стерна или Рейналя.
На что, кроме своих собственных сил и своей выдержки, он мог рассчитывать в своем неравном поединке с «самодержавством»?
Но он не хотел отступать от главного. Он не хотел отречься и не отрекся от мысли о свободе крепостных рабов.
Он говорил на допросе: «Желание мое стремилось всех крестьян от помещиков отобрать и сделать их вольными… чтоб крестьяне были вольные, то его желание было…»
Таково было его «желание», и в этом «желании», составлявшем основу его жизни и деятельности, Радищева не могли поколебать ни страшный Шешковский, ни угроза смертной казни.
* * *
Обвинение Радищева было с исчерпывающей полнотой и точностью определено высказываниями Екатерины.
Судьям пришлось рыться в старых законах, выискивая статьи, чтобы угодить императрице. Вот в каких преступлениях обвиняли Радищева:
«…А которые воры [108] чинят в людях смуту и затевают на многих людей воровским своим умышлением затейные дела, и тех воров за такое их воровство казнить смертию…
…Буде кто каким умышлением учнет мыслити на государево здоровие злое дело, и такого по сыску казнить смертию…
…Так же будет, кто при державе царского величества, хотя московским государством завладети и государем быти, начнет рать собирать… и такого изменника по тому же казнити смертию…»
Весьма примечательно, что эти же статьи были в свое время перечислены и в отношении Пугачева в правительственном объявлении с приложением судебного приговора по делу Пугачева и других участников восстания. Как видно, слова Екатерины о том, что Радищев «хуже Пугачева», возымели свое действие.
На заседании Уголовной палаты в качестве вещественного доказательства великих преступлений Радищева было прочитано «Путешествие из Петербурга в Москву». Страх перед «крамольной» книгой был так велик, что чтение происходило при закрытых дверях и из зала заседания были удалены даже секретари суда.
24 июля Уголовная палата вынесла приговор, в котором говорилось, что за напечатание книги, наполненной «самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный и умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтоб произвести в народе негодование противу начальников и начальства, и, наконец, оскорбительными и неистовыми изражениями противу сана и власти царской… Радищева за сие преступление палата мнением и полагает, лиша чинов и дворянства, отобрав у него знак ордена святого Владимира 4 степени… казнить смертию…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
