Лера сверкнула глазами.
– Да он, шеф, и не человек вовсе.
– Как не человек? – по понятным причинам напрягся я. – А кто тогда?
– Животное, – выпалила она, воткнув по-мальчишески руки в карманы джинсов. Потом столь же резко вытащила руки, сложила их на груди и добавила: – Грязное мерзкое животное. Представляете, он женат и у него дети. Представляете? Сам женат, а сам при этом…
Тут она, вновь прокрутив ситуацию в голове, задохнулась от нахлынувших чувств и зажала рот руками, чтобы не расплакаться.
– Э-э-э, этого ещё только нам не хватало, – заволновался я, вскакивая из кресла. – Ты ещё разревись мне тут из-за какого-то придурка. А ну прекрати немедленно.
Оббежал стол в одно мгновенье и обнял её крепко-крепко. Только стихию уже было не остановить. Уткнувшись мне в плечо, девушка стала громко дробно всхлипывать и причитать:
– Как жить, шеф? Как жить, если не кому верить нельзя? Как, шеф? Как?
– Ну-ну-ну, – пытался я её успокоить, поглаживая по вздрагивающей спине,
Но не унималась она, продолжала ныть:
– Ну почему я, шеф, такая неудачница. Почему? Почему? Почему мне так не везёт постоянно? Другие вон… У других вон… У них всё… А я… Я…
– А что ты? – спросил я у неё тихо. И сам же ответил: – Ты, девочка моя, прекрасна. Ты воздушна. Ты только струям воздуха послушна. Пусть в комнатке твоей сегодня душно, не бойся – всё с тобой произойдёт.
Моё убаюкивание не сразу, но возымело успех. Лера мало-помалу перестала хныкать и освободила меня от объятий. А вскоре настолько успокоилась, что стала изобретать план страшной мести.
– Шеф, – спросила, – а вы можете сделать так, чтобы у него резинка на трусах лопнула, когда он в бассейне будет плавать?
– В принципе могу, – ответил я. – И даже, не применяя магию.
– А чтоб он облысел в один день?
– Тоже могу.
– А чтоб уши у него в лопухи превратились? Или на носу прыщ с фасолину вырос? А лучше – чтоб и то и другое вместе?
– Могу. Всё могу. А тебе зачем?
– А чтоб знал подлец такой, как наивных девушек обманывать. Вот зачем. Чтоб знал.
– Отомстишь, значит, хочешь?
– Хочу, конечно.
– Это плохо, – осуждающе покачал я головой, – это нехорошо.
Тогда она уточнила с вызовом:
– А что, простить?
Прежде чем ответить, я усадил её в кресло для посетителей, сам, подняв с пола шпагу, обошёл стол и уселся в своё. Испросил разрешение закурить и после нескольких, первых за этот день, затяжек выдал отнюдь не менторским, но товарищеским тоном вот что:
– Есть, Лера, несколько вариантов поведения в подобных ситуациях. Первый вариант такой. Обозлиться на этот гнусный нехороший мир, посчитав его несовершенство за причину всех своих бед, и тут же, сходу, обратить обиду в ненависть – стенобитную машину, способную сокрушить всё живое и неживое. В результате сгинуть в битве роковой, испив сполна сладостный разрушительный кураж. Повторюсь, это первый и, скажу прямо, поганый вариант. – Прервавшись, я сделал подряд две затяжки, стряхнул длинный столбик пепла в пасть бронзового пеликана и продолжил: – А можно трусливо обвинить в своих бедах себя, раскормить обиду, этого зубастого зверька, сидящего внутри, в крысу огромного размера, и дать ей на съедение ту нежную субстанцию, которую непуганые апологеты веры кличут красивым словом "душа". Сровнять себя. Лечь под каток. Стать полным нулём. Это второй вариант. И тоже не ахти какой. Ты сейчас как раз мечешься между первым вариантом и вторым. Между вторым и первым. В принципе ты, конечно, можешь реализовать своё право обижаться и быть обиженной, опустить обидчика или опустить себя. Но… Оно это тебе, подруга, надо? Мелко всё это.
– А что же делать? – внимательно выслушав меня, озаботилась Лера. – Делать-то что?
– Хороший вопрос. Очень хороший вопрос. И мой ответ на него таков: ничего не делать. Просто молись, чтобы Господь вразумил твоего обидчика. А как Он это сделает, не твоя забота. Вот это вот третий вариант. Это хороший вариант. Это по-людски. Это тебе подходит.
– Молиться? – будто не поверив в искренность моих слов, переспросила Лера. – Вы же, шеф, в Бога-то…
– Я-то – нет, но ты ведь да. Или нет? Или только по великим праздникам, когда куличи печёшь и яйца красишь?
– Молиться, – повторила девушка тихо и задумалась на какое-то время. Потом покачала головой: – Нет, шеф, лучше я, пожалуй, книжку почитаю.
– Книжку? – удивился я.
– Ага, книжку. Психотерапевтическую. "Тайная книга женщин" называется. У Нюры, соседки снизу, взяла почитать.
– Психотерапевтическую, говоришь? – Я скормил недокуренную сигарету пеликану и резко поднялся из кресла. – На фиг ментальные костыли. Долой психотерапию. К чёрту лженауку. Собирайся, подруга. Едем.
– Куда? – испугавшись моего решительного вида, спросила Лера.
– Смотаемся ненадолго в одно место, тут недалеко. Проведу с тобой сеанс реальной коррекции состояния духа.
– Сеанс? Реальной… Коррекции…А что, шеф, здесь никак нельзя?
– Здесь? – Я обвёл взглядом кабинет. – Нет, здесь нельзя. Эта методика не для закрытых помещений. Короче, собирайся, подруга. Да поскорее. Сейчас умоюсь, и сразу едем.
– А кофе? – напомнила девушка.
Я ласково улыбнулся ей, но расставил приоритеты твёрдо:
– Первым делом, подруга, самолёты, всё остальное – потом
Через двадцать минут мы уже выезжали из города и за окнами машины проносилась невесёлая панорама окраин: бесконечные лабиринты складов, баз, хранилищ в ржавом обрамлении подъездных железнодорожных веток, смердящие болота очистных сооружений, серые промышленные зоны, захламлённые площадки навсегда замороженных строек.
В пути обошлось без разговоров. Я ничего не объяснял, а Лера ни о чём и не спрашивала. Глядя в окошко, она старательно считала полосатые придорожные столбики и мурлыкала заунывную песню из репертуара депрессивной группы "Сплин". В песне было что-то насчёт того, как между лирическим героем и его подругой легла двойная сплошная полоса. Ужас. Драма просто.
Выехав на Александровский тракт, мы на приличной скорости промчались мимо овощных складов Госрезерва, нескольких старых дачных посёлков и мусорного полигона с его стаями вечно голодного воронья. Не доехав несколько километров до посёлка Урик, свернули с трассы в сторону затопленного карьера (там при Советах добывали знатный щебень) и по петляющей грунтовке добрались до заброшенного причала.
Летом, особенно в ночную пору, это место редко пустует, очень уж тут удобно и романтические намеренья с подругой реализовывать и просто огнями проплывающих барж любоваться под недорогую "Медвежью кровь" или – без разницы – "Монастырскую избу". Но прохладной весной, а тем более в такую рань тут делать совершенно нечего, поэтому безлюдно на этом причале в такую пору. Не было никого и этим утром.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
