– А что, хорошее выражение. Точное.
– Так вот, задумка Троцкого заключается в том, чтобы собрать полевых командиров на своем поле и смять позицию Советского Союза самым своим сильным оружием – демагогией. Пойду я туда или нет – не имеет никакого значения. Он не простил ни моего интервью французской газете, ни реакции Москвы на него. Ведь если сейчас он не отреагирует, попытавшись вернуть инициативу, то проиграет не только битву, но и войну. А потому будет сражаться отчаянно, без оглядки на условности и рамки приличия.
– И что мы можем в этой ситуации предпринять? – за бесстрастным тоном Берзин пытался скрыть некоторое волнение.
– У вас найдется несколько испанских товарищей, готовых пойти на все ради торжества большевизма?
– Да, – ответил после некоторого раздумья корпусной комиссар, – а что вы задумали?
– Еще нам понадобится легковой автомобиль, несколько «томпсонов»… – со зловещей улыбкой произнес Тухачевский. А на лице Берзина сразу стала хорошо видна напряженная работа мысли – такое обострение ситуации крайне сложно было просчитать. И реакцию всех участвующих в конфликте сил. Тот же товарищ Сталин вполне мог обидеться, что в таком важном решении обошлись без его мнения. – Встреча назначена на площади возле отеля Флорида. По всей видимости, Троцкий планирует организовать митинг, на котором попытается смешать с грязью Советский Союз, Сталина и нас с вами. Учитывая опыт предыдущих мероприятий, площадь никто перекрывать не будет. Это позволит в самый ответственный момент нашему «Форду», я ведь полагаю, будет он, выехать на площадь и открыть шквальный огонь по трибуне, не снижая хода движения, а потом дать по газам и скрыться.
– Но ведь если вы не пойдете, то, безусловно, обвинят нас.
– Я пойду, – холодно улыбнулся Тухачевский. – Ради такого дела и жизнь отдать не жалко.
– Почему вы хотите вооружить основную группу «томпсонами»?
– Лев Давидович близкий родственник главы банкирского дома Морган, который его давно финансово поддерживает и наставляет. – Берзин от таких слов напрягся и слегка побледнел. – А в США последние годы «томпсоны» стали весьма популярным оружием у бандитов. Их там называют гангстерами. Убить Троцкого из «томпсона» будет очень символично. Кроме того, пуля сорок пятого калибра замечательно подходит для нашей задумки. У нее отличное останавливающее и слабое проникающее действие. В плотной толпе на трибуне очередь из «томпсона» гарантированно сметет ближний ряд, а у остальных будут неплохие шансы уцелеть. Наш же клиент, без сомнения, сразу полезет вперед, чтобы продемонстрировать собравшимся свою козлиную бороду. Смущает меня лишь одно – у этого оружия малая дистанция прицельной стрельбы, к тому же огонь придется вести из движущегося автомобиля… В общем, необходима подстраховка. Нужны два хороших стрелка с винтовками, которые засядут в одном из номеров гостиницы и будут стрелять из глубины помещения через приоткрытые окна, имея первоочередными целями Троцкого и мою поднятую руку. Их выстрелы вряд ли кто услышит, а в поднявшейся после стрельбы на площади суматохе они имеют все шансы спокойно уйти. Одна лишь просьба: внешне эти люди не должны быть похожи ни на испанцев, ни на наших товарищей. Лучше всего подошли бы блондины «нордической» внешности.
– Риск… вы понимаете, какой это риск? Если дело вскроется, то политическому престижу Советского Союза будет нанесен непоправимый ущерб. А нас с вами ждет в лучшем случае расстрел.
– Я смерти не боюсь. И готов, если надо, умереть там, на трибуне. А риск… – усмехнулся Тухачевский. – Если мы рискнем, то можем как победить, так и проиграть. Если нет, то Троцкий ударит по нам на своем поле, имея решительное преимущество. Вы боитесь? Я готов взять на себя всю ответственность и рискнуть головой ради устранения этого умного и опасного врага.
– Мне необходимо поставить в известность Москву, – твердо произнес Берзин. – После прецедента с интервью мне был сделан выговор за излишнюю инициативу.
– Но Москва поддержала эту инициативу. Ведь так?
– Так.
– Значит, мы поступили правильно. И даже если по возвращении меня расстреляют за своеволие или ошибки, то мне будет не обидно. Ведь я смело воевал с врагом, используя все подручные средства, а не отсиживался за директивами, боясь пискнуть без разрешения руководства. Каким же я буду коммунистом, если испугаюсь отдать свою жизнь за победу идей, в которые верю? Вы понимаете, что если на стадии согласования будет утечка, все пойдет прахом и … – Тухачевский замолчал. Вывод был понятен. Берзин думал минут пять, молча смотря в окно и постукивая пальцами по подоконнику. Потом он повернулся и, твердо взглянув Тухачевскому в глаза, произнес:
– Будут вам американские гангстеры. Будет и подстраховка с арийскими мордами. Только сами уж будьте любезны, не спугните цель бледным лицом.
– Не переживайте. Ненависть не даст этого сделать.
Три дня спустя, в полдень, Тухачевский, стоя на площади у гостиницы «Северная Флорида», оглядел место предстоящего спектакля и про себя усмехнулся. Еще со времен Гражданской войны Троцкий любил устраивать как бы импровизированные митинги в подчеркнуто демократической обстановке и обращался к толпе с подножки вагона своего бронепоезда или с крыши броневика. Вот и теперь устроители просто подогнали к краю площади большой грузовик. Гостиница и проходящая вдоль ее фасада дорога остались по правую руку от импровизированной трибуны, а впереди на добрую сотню шагов колыхалось целое море голов. В первых рядах Михаил Николаевич заметил нескольких корреспондентов с фотоаппаратами на штативах. Троцкий стоял около середины левого борта кузова в окружении верхушки POUM и местных анархистов, горделиво сверкая стеклами пенсне. Сам же Тухачевский поднялся в числе последних и сейчас скромно стоял почти у самого заднего борта, подальше от гостиницы и дороги, где должны были проехать гангстеры. Все действующие лица в сборе, у центрального входа гостиницы уже стояло такси, и трое музыкантов уныло пытались втиснуть свои инструменты в тесный салон «фордика».
Наконец Троцкий, решив, что пора начинать, поднял руку, и толпа затихла, приготовившись внимать идейному вдохновителю будущего четвертого Интернационала. И тот не обманул ожиданий. Минут пять Лев Давидович, разогревая публику, вдохновенно славил собравшихся на площади «бескомпромиссных борцов». Под конец приветственного спича он, как бы спохватившись, поведал, что счастлив видеть «присоединившегося к нам талантливейшего советского маршала Тухачевского». После чего повернулся лицом к Михаилу Николаевичу и со змеиной улыбкой на лице стал протискиваться к нему вдоль борта грузовика для рукопожатия. Репортеры сделали стойку и приготовились запечатлеть исторический момент.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
