– О, боже. – Я притягиваю Мадлен к себе. – Как мама с этим справилась?
– Плохо. Она начала возвращаться к жизни только сейчас. Ты видишь ее возвращение. – Мадлен дарит мне ободряющую улыбку.
Не могу представить, как им удалось это пережить. Но это все осталось в прошлом. Люди должны двигаться дальше. Выходит, моя мать была отчасти права. Но это не может оправдывать ее неприязнь.
– Тебе когда-нибудь приходилось стрелять в …ну движущиеся предметы? – Это глупый вопрос, но мне ужасно хочется знать о ней абсолютно все.
– Ты имеешь в виду людей? – Мадлен веселится. – Никаких перестрелок. Только по бутылкам, ну и однажды я случайно подстрелила скворечник. Все птички остались живы, потому что никого дома не было.
Приходит моя очередь зайтись от смеха. Я нависаю над Мадлен, которая лежит подо мною, робко улыбаясь.
– Ты любишь пушки, Жан-Клода Ван Дамма и слушаешь сладкоголосых мальчиков. Какая вы разная, мисс Ланкастер.
– Это еще не все мои достоинства. – Мадлен легко освобождается и оставляет меня одного на кровати.
– Куда ты?
– Будь здесь, я сейчас. – Мадлен выскакивает из комнаты, громко стуча босыми ногами по полу.
Я поднимаюсь с кровати и подхожу к шкафу. Снизу доносятся бормотание Мадлен и звон посуды. Недолго думая, я беру в охапку большую стопку комиксов и раскладываю их по полу.
– Ты решил заняться этим сейчас?
Мадлен удивленно смотрит на то, как я пытаюсь заняться делом. Это не просто, как я думал. В одной ее руке тарелка с печеньем, в другой – какая-то банка.
– Да, а что?
– А то, что на часах одиннадцать ночи. – Она садится рядом со мной на полу и ставит содержимое рядом. – Это мое рождественское печенье. С арахисовым маслом будет вкуснее.
Я не успеваю ничего ответить, так как Мадлен запихивает мне в рот свою стряпню.
– Боже, как вкусно…– с набитым ртом говорю я.
– Точно? – Мадлен прищуривается.
– Ты сомневаешься?
– Нет. Уж в чем в чем, а в своем печенье я уверена, – гордо заявляет она.
Чем больше я жую печенье, тем больше чувствую удивительный вкус. Хотя, если бы даже она подала мне сожженную булочку с тыквенным вареньем, которое я ненавижу, мне бы и это показалось восхитительно вкусным. Потому что это приготовила Мадлен. Но печенье и впрямь вкусное.
– Мне повезло. Когда мы поженимся, я буду питаться домашней пищей.
– В этом не сомневайся. – Мадлен запихивает себе в рот печенье с огромным количеством масла и чмокает меня, отчего наши губы слипаются от сладкого.
– Давай так, – предлагаю я. – Ты будешь меня кормить, а я буду раскладывать. Есть определенные критерии?
Мадлен кладет мне в рот очередную порцию и потирает ладони.
– Сначала компании, потом года, выпуски, герои, истории по частям. Все просто.
Я чешу затылок, от чего Мадлен смеется.
– Стайлз, уже поздно. Ты действительно хочешь заняться этим сейчас?
– А что есть другие предложения? – Я бы с удовольствием отбросил комиксы и занялся чем-то поинтереснее.
Мадлен закатывает глаза.
– Хм, тогда мне нужно поменять трусики. Если ты не заметил, те, что на мне не очень привлекательные.
– Ты шутишь? Я видел Микки Мауса на них. А какого парня не возбудит девушка в розовых трусиках с Микки Маусом?
Мадлен снова смеется и, сунув мне в рот печенье, ложится на пол, положив голову на мои колени.
– Сначала займись комиксами.
Я тяжело вздыхаю и принимаюсь перебирать журналы.
– Ко мне приехал брат, – начинаю я. – Мамин племянник. Сын ее родной сестры. Он ходячая катастрофа и я не знаю, как надолго он задержится. Его выперли из Колумбийского, и тетя Роза просто избавилась от него на время.
– Ого. – Мадлен удивленно вскидывает голову. – Это с ним ты был вчера в пиццерии?
– Откуда ты знаешь? – Меня это немного настораживает. Что там увидела Мадлен? Ведь с нами была Кирстен.
– Ну, я гуляла с Айком и заметила вас неподалеку. Вы почти сразу уехали, вместе с Кирстен Адамс.
Я хмурюсь.
– Сразу после того как я оставил тебе подарок, мы с Максом заехали перекусить. Там оказалась Кирстен. Она моментально запала на кузена, поэтому уже на улице представилась, чуть ли не моей лучшей подругой. А потом мы ее подвезли до дома.
– Стайлз, ты не должен передо мной отчитываться. – Мадлен приподнимается на локтях. – Печенька.
Я открываю рот, и уже жуя, спрашиваю:
– Ты ведь ничего такого не подумала?
Она задумывается, а затем, робко улыбнувшись, отвечает:
– Всего на секунду. Но тут же передумала.
Я откладываю в сторону комиксы и беру Мадлен за руку. Она устраивается на моих ногах.
– Мне никто не нужен.
– Я знаю.
– Давай не будем спать всю ночь? Когда тебе на работу?
– Через пару дней. Но мы вновь уснем под утро, и сомневаюсь, что мама во второй просто поговорит с нами о защите.
Я усмехаюсь.
– Обещаю, в этот раз я смоюсь до семи утра.
– Хорошо, – немного подумав, соглашается Мадлен. – Ты продолжай. Я за молоком.
Она снова убегает вниз. Оглядевшись, я перемещаюсь ближе к столу, который находится близко от противоположной стены. Уперев ноги о стену, я прислоняюсь спиной к компьютерному столу.
Когда Мадлен заходит в спальню, я протягиваю ей руку.
– Иди сюда.
Она ставит стакан на стол и подходит ко мне.
– Залезай на мои ноги. Прямо сюда. – Я указываю на свои высоко поднятые голени.
– А ты меня точно удержись? – с сомнением интересуется она.
– Давай, забирайся.
Мадлен больше ничего не говорит и взгромождается туда, куда я просил. Под ее весом мои ноги немного опускаются.
– Так я садил Ханну, когда она была еще совсем маленькой.
– Думаю, мой вес намного отличается от ее веса.
– Не сказал бы.
– Тогда либо я больная дистрофичка, либо Ханна была очень толстой.
