потолок и вздыхает.
– Я не была хорошей мамой, но ты выросла удивительной девушкой, Мадлен. Многое изменилось, и я буду принимать активное участие в твоей жизни. Тебе…все в порядке? Я имею в виду…
– Мама! Мы теперь будем это обсуждать?
– Если захочешь. Хорошо, хорошо. – Мама поднимает руки, наблюдая за моим пылающим лицом. – Просто, нужно записаться к доктору, Мадлен. Ты теперь взрослая девушка и…
– Да, да, конечно. – Я делаю вид, что в телефоне что-то очень интересное. Да где же Стайлз?
– Все что сказал Стайлз, правда? Он без ума от тебя. И он готов пойти против родителей. А ты готова? Потому что если ты хочешь связать с ним свою жизнь, тебе придется столкнуться с неприязнью его семьи. А это сложно. Я встречала его мать, и это не самая приятная женщина, поверь мне. Я волнуюсь за тебя.
– Готова. – Я ничего не говорю о том случае, когда ночевала у Стайлза. – И я тоже люблю его. Очень.
– Я вижу. Но вы так еще молоды.
Это ничего не меняет. Почему взрослые думают, что, лишь став взрослыми, можно по-настоящему влюбиться? Словно все эти невероятные чувства, которые ты испытываешь к человеку в семнадцать, ничего не значат. Я с этим не согласна. Любить искренне и по-настоящему можно в любом возрасте. Вопрос лишь в том, когда ты встретишь нужного человека.
* * *
Одна моя рука сжимает руку Стайлза, другая – цепляется за подлокотник кресла, в котором я сижу. Я наблюдаю за труппой актеров, которые открывают целый сказочный мир.
Дроссельмейер знакомит Мари со своим племянником и дарит ей Щелкунчика. После того как гости покидают дом, Мари спит и видит сон: внезапно выросший Щелкунчик, его преображение в Принца, гигантская рождественская елка, огромные пузатые мыши, победа над мышиным королем, Царство Снежинок, Королевство сладостей. Когда на сцене появляется парад детей, изображающий Вальс цветов, по моим щекам текут слезы. Я чувствую, как Стайлз осторожно вытирает их, но я не могу оторвать глаз от сцены. Духовые инструменты играют самую замечательную музыку, от которой сердце рвется на части от тоски, счастья, любви.
После двух с лишним часов софиты меркнут, и зал взрывается бурей аплодисментов. Мы со Стайлзом вместе со всеми вскакиваем со своих мест и хлопаем в ладоши. Я прижимаюсь к нему и прячу лицо в области его шеи, постоянно шепча «Спасибо, спасибо, спасибо».
Уже на улице холодный зимний воздух приводит меня в чувство. Смогу ли я уснуть сегодня? Я еще долго буду прибывать в сказочных грезах.
– Мадлен, малышка, ты в порядке? – спрашивает Стайлз, беря меня за руку.
– Я не знаю, что сказать. Нет, я не в порядке. Не помню, чтобы я когда-нибудь испытывала такие эмоции. Лучшего подарка просто не придумаешь. Ты мой Принц-Щелкунчик.
Он обнимает меня.
– Ну а ты моя Мари. Ты не представляешь, как я рад, что угодил.
Угодил? Да он шутит.
Я не успеваю возразить. Стайлз отстраняется и хмурит брови.
– Так значит, я больше не знаменитый Боксер-Гонщик-Доминик?
Я смеюсь и тяну его за собой.
– Нет, ты намного лучше.
Мы гуляем по Бостону, и я наотрез отказываюсь идти в какой-нибудь дорогой ресторан. Стайлз уговаривает меня, жалуясь, что по непонятной мне традиции, просто обязан это сделать после оперы. Мне все равно. Не хотела тратить время на поедание дорогущих кальмаров, когда можно насладиться обычной прогулкой по городу. Несмотря на понимание со стороны мамы, она наотрез отказалась отпускать меня с ночевкой в Бостон. Поэтому мне не хочется попусту тратить время.
Улицы Бостона заполнены веселыми Санта Клаусами на огромных ходулях. Отовсюду доносятся рождественские песни. Магазины, рестораны и всевозможные заведения украшены миллионами разноцветных огоньков. Не могу вспомнить, чтобы я когда-нибудь так радовалась Рождеству. Идет снег, но я совершенно не думаю о холоде. У Стайлза замерзли щеки, но я тащу его по улице, не обращая внимания на его просьбы «заскочить куда-нибудь и погреться». Теперь этот огромный и прекрасный театр будет сниться мне ночами. Его безупречные сводчатые потолки, его красивые, пропитанные историей стены. Находясь там, я чувствовала себя частью чего-то важного.
– Расскажи мне о Лондоне, – просит меня Стайлз, когда мы прогуливаемся по набережной Лонг Варф.
– Ты там никогда не был?
– Мне было семь. Я лишь помню экскурсию по Вестминстеру.
– Ну, – я набираю больше воздуха. – Для меня Лондон – это не Вестминстер, не знаменитый Биг-Бен, и не небоскребы со смешными названиями, типа «Огурец». И даже не город двухъярусных автобусов. Для меня Лондон – это наркотики, алкоголь и голод. Я выросла в Ист-Энде, и это о многом говорит.
Стайлз останавливается, и взгляд его становится стеклянным. Я подхожу к нему и провожу ладонью по его холодному от мороза лицу.
– Все хорошо. Лондон – мой родной город. Я там выросла и стала той, кем являюсь сейчас. Просто не хочу туда возвращаться. Мне нравится Салем.
Стайлз грустно улыбается и целует мою ладонь.
– Я полюбил наш мрачный городок с тех пор, как в нем появилась ты.
Я непонимающе хлопаю глазами.
– Ты не говорил мне об этом.
– Говорю сейчас.
Он берет меня за руку, и мы продолжаем нашу прогулку.
– Ты всегда мне нравилась, Мадлен. Но ты даже не смотрела в мою сторону.
– Я не знала, какой ты. Думала, что ты другой. Не такой…ох, думала, ты просто богатенький мальчик с огромными амбициями. И ты тоже не особо смотрел в мою сторону.
– Ошибаешься, – серьезным тоном отвечает он.
Выходит, я ему нравилась с тех пор, как переехала?
– С четырнадцати лет? – озвучиваю вслух свои мысли. – Я тебе нравлюсь с четырнадцати лет?
Он снова останавливается и пронзает меня взглядом своих глаз.
– Да, Мадлен. Именно так.
– Но почему ты молчал?
– Я был дурак.
Какое-то время мы молчим, все так же глядя друг другу в глаза.
– Ну, а я дура, – наконец, произношу я, – потому что не замечала этого.
