Венеция посмотрела на расстилающееся перед ней море лиц. Объятые благоговейным ужасом, они перешептывались. Мистер Инкльдон — Белльвиль произнес свою следующую реплику, тревожно поглядывая на Венецию.
Ничто не имело значения, ни пьеса, ни зрители, ни карьера мисс Венеции Фокс. Ей жизненно важно узнать, не посылает ли она невиновного человека на верную смерть. Существует один простой способ это выяснить. «Клянемся говорить правду или безмолвствовать».
Открыв рот, она заговорила не от лица Розины, а от Венеции Фокс:
— Я Должна пойти к нему.
С этими словами она сошла со сцены, оставив мистера Инкльдона и всех присутствующих потрясенно смотреть себе вслед.
Глава 16
Церковный колокол пробил восемь раз. Это означало, что божественная мисс Фокс сейчас на сцене исполняет очередную роль, а весь Лондон внимает, затаив дыхание. Линвуд ощутил на языке горький вкус предательства, но, даже получи он второй шанс, не стал бы ничего менять. Такой исход казался неизбежным с момента их первой встречи на балконе зеленой комнаты. Он не смог бы отказаться от этой женщины, потому что она являлась второй половинкой его души.
Пламя свечи задергалось от сильного потока воздуха. За дверью камеры послышался шум, громкие мужские голоса, свист, улюлюканье. Затем воцарилась тишина. В замке повернулся ключ, и Линвуд ощутил аромат духов Венеции. Он поднял глаза. Она стояла перед ним, одетая в костюм Розины.
Охранники как зачарованные не сводили с нее глаз, и он не мог их в этом винить. При виде Венеции многие мужчины теряли способность рассуждать здраво. Ее бледная кожа являла разительный контраст черному атласу волос и красному платью, в которое она была одета. Очень рискованный наряд. Тесный корсаж плотно охватывал тело, дразня видимым в вырезе декольте кусочком нижней сорочки и пышными округлостями грудей. Озаренная сиянием свечи, она являла собой воплощение мужских эротических фантазий. Линвуд вспомнил, как держал ее в своих объятиях, наслаждаясь гладкостью кожи, как их тела сливались воедино и она шептала его имя, достигая наивысшей точки наслаждения. Ему пришлось призвать на помощь самообладание, чтобы не выказать никакой реакции.
— Лорд Линвуд, — произнесла она, тщетно пытаясь скрыть за официальным обращением тот факт, что она слегка запыхалась.
Стояла перед ним, внешне спокойная и невозмутимая, как и всегда, хотя в действительности это было совсем не так. Линвуд читал это в ее глазах, угадывал по тому, как быстро вздымается и опускается ее грудь, чувствовал в воздухе.
— Мисс Фокс.
Их взгляды встретились. Линвуд не хотел произносить ее имя в тесном пространстве камеры. Он посмотрел на стражников, они тут же попятились к двери и исчезли, оставив его наедине с Венецией, заперев за собой дверь.
Он не шевелился.
Она тоже.
— Разве вам не нужно сейчас быть на сцене Королевского театра?
Она покачала головой:
— Уже нет.
— Зачем вы здесь, Венеция?
— Мне нужно кое о чем вас спросить.
— И вы думаете, я отвечу вам?
— Да.
Подойдя к нему совсем близко, она смело посмотрела ему в глаза. Его сердце забилось в три раза быстрее обычного.
— Это вы устроили пожар в моем доме?
— И вы еще спрашиваете, Венеция, — пробормотал он, содрогаясь от холодящих душу воспоминаний. Он горько усмехнулся. На шаг сократив расстояние между ними, он в упор посмотрел на нее и твердо произнес: — Нет, то был не я.
Ни один из них не отводил глаз, продлевая взаимную пытку. Линвуд видел, как пульсирует жилка у нее на шее, какой решимостью полны ее глаза.
— Вы убили Ротерхема?
Линвуд непроизвольно сжал челюсти.
— Эту тему я обсуждать не готов.
— Отчего же нет?
— На то есть причины.
В углу камеры промелькнула маленькая тень. С потолка медленно и ритмично капала вода.
— Какие же?
— И это тоже не подлежит обсуждению.
— Вы этого не делали, Френсис, не так ли?
Он вскинул бровь:
— Вы задаете один и тот же вопрос, лишь сформулированный иначе. Ответ на него будет прежним.
— В таком случае я перефразирую: я знаю, что вы этого не совершали.
— Опасные слова из уст главной свидетельницы обвинения, Венеция.
В ее глазах отразились вина и печаль, она тут же потупилась. Справившись с эмоциями, снова посмотрела на него:
— Мы связаны клятвой честности, Френсис. Она сопровождала нас на протяжении всей нашей игры.
— Выуживание правды из другого в обмен на собственные откровения.
— Да, — негромко отозвалась она.
Их взгляды встретились, выдавая подавляемые чувства, которые они до сих пор испытывали друг к другу.
— Вы ничего не сказали в ответ на обвинение в убийстве, потому что, признавшись в его совершении, солгали бы.
— А быть может, я промолчал потому, что ложью явилось бы отрицание?
— Вас повесят, Френсис.
— Вероятнее всего, да.
— Своим молчанием вы лишь убеждаете всех в собственной виновности в преступлении, которого не совершали.
— И какой здравомыслящий человек станет так поступать?
Он поспешно отвернулся, опасаясь, что Венеция может о чем-то догадаться.
— Никакой, если только он не защищает кого-то.
При этих словах Линвуда сковал ледяной холод.
— Вы как-то сказали мне, что Ротерхем причинил боль близкому вам человеку.
Линвуд все еще стоял к ней спиной, хотя понимал, что должен повернуться и защищаться. Им овладел такой ужас, что стало трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться. Он стоял очень тихо, пытаясь вернуть самообладание, притвориться, что ничего особенного не происходит.
— Вот и еще одна причина стать для Ротерхема рукой возмездия.
— Или выгородить того, кто в действительности совершил убийство. До меня дошли слухи, что ваш отец с Ротерхемом были старыми приятелями, потом поссорились и перестали друг с другом разговаривать. Добрые друзья могут превратиться в злейших врагов. Гнев, копившийся годами, должен быть выпущен на свободу. А Ротерхем не из тех людей, кто легко забывает. Полагаю, всему виной та давняя ссора.
От осознания того, сколь близко Венеция подобралась к разгадке, у Линвуда кровь застыла в жилах. Он повернулся к ней:
— У вас богатое воображение, мисс Фокс. Вам стоит написать пьесу, а мистер Кембл поставит ее на сцене.
Линвуд произнес это холодно и бесстрастно, но вдруг почувствовал, как его пробил пот.
Они мерили друг друга взглядами. Всем своим видом Венеция говорила, что его слова ее не убедили. Линвуд надеялся, что она начнет протестовать. Напряженный момент никак не желал заканчиваться.
