Это разрыв. Это конец многолетнему сотрудничеству, конец замечательному тандему, конец дружбе… Конечно, Лола не собиралась выбрасываться в окно, тем более что у нее на руках трое бессловесных животных, которым невозможно объяснить Ленино предательство…
Она не собиралась выбрасываться в окно, но сердце ее было разбито.
Машина выехала на мост. Внизу простиралась голубая гладь Нила, по которой стремительно скользила яркая рыбачья лодка с белым косым парусом. На противоположном берегу возвышались вперемежку ажурные башни минаретов и параллелепипеды современных небоскребов. Съехав с моста, такси свернуло на узкую улицу, поперек которой были натянуты веревки с сохнущим на них бельем. Рядом с блочной пятиэтажкой примостилась покосившаяся халупа, кое-как сколоченная из досок и железных листов.
– Каир – город контрастов! – усмехнулся Маркиз, повернувшись к своей спутнице.
Но Татьяна не улыбнулась. Она сидела, поджав губы и сжав руки в кулаки. Ей было не до шуток и не до разговоров. Она ждала, что преподнесет ей судьба.
Такси выехало на широкую магистраль, вдоль которой красовались роскошные здания крупных фирм и банков, современных отелей и ресторанов. Затормозив возле косматого пальмового ствола, водитель обернулся к пассажирам и радостно сообщил им по-русски:
– Приехали!
С тех пор, как Египет буквально наводнили русские туристы, многие водители такси старались запомнить несколько русских слов: это производило на сентиментальных славян хорошее впечатление и приносило отличные чаевые. Вот и этот таксист запомнил три слова: «здравствуй», «спасибо» и «приехали».
Правда, понимал он плохо даже английский язык, и Маркизу, чтобы объяснить, куда нужно ехать, пришлось показать шоферу адрес, который записал для них по-арабски знакомый Лангмана, встретивший их с Татьяной в каирском аэропорту.
– Приехали! – повторил таксист, распахнул дверцу машины и указал на мраморные ступени, которые вели к монументальному порталу из цветного камня и бронзы.
Маркиз расплатился с щедростью, восхитившей таксиста и вызвавшей неодобрительный взгляд Татьяны, и путешественники поднялись ко входу.
Двери с фотоэлементами плавно разъехались, и в полутьме холла возник широкоплечий смуглый красавец с лицом покойного Фредди Меркьюри.
– Что угодно господам? – осведомился Фредди с неподражаемой смесью вежливости и осторожности.
– Мы хотим увидать господина Юсефа ибн Аббаса, – с достоинством ответил Маркиз.
– Как вас представить? – дипломатично спросил Фредди. При упоминании имени главы фирмы вежливости в его голосе значительно прибавилось, из него можно было теперь готовить отличную пахлаву.
– Мистер Марков, – лаконично представился Леня.
Египтянин удалился, но уже через полминуты примчался, просто источая гостеприимство:
– Прошу вас, достопочтенный Юсеф ибн Аббас будет счастлив с вами встретиться!
Гостей провели в комнату, совершенно соответствующую представлениям Маркиза о Востоке. Низкие диваны вдоль стен, покрытые коврами, инкрустированные бронзой и перламутром столики, бесчисленные зеркала, увеличивавшие размеры и без того просторного помещения, приторный запах благовоний.
– Какой чай вы предпочитаете, – спросил Фредди, низко склонившись, – черный или красный?
– Красный, – ответил Маркиз, погружаясь в негу дивана. – Ведь мы как-никак в Египте!
Фредди хлопнул в ладоши, и тут же появился его двойник – такой же смуглый красавчик с узкой ниточкой усов, только поменьше ростом и не столь широкоплечий. В руках у Фредди номер два был серебряный поднос с дымящимися чашечками.
Маркиз поблагодарил и пригубил ароматный каркаде.
В ту же минуту распахнулась еще одна дверь, и в комнату ворвался, как самум в пустыню, жизнерадостный невысокий толстячок в отлично сшитом сером костюме с алой розой в петлице.
– Какое счастье лицезреть столь желанных гостей! – воскликнул толстячок в неумеренном восторге. – Какая радость! Если бы мой достопочтенный отец дожил до этого дня! Если бы мой светлой памяти дедушка мог насладиться этой радостью!
– Что это он так разоряется? – шепотом спросила Татьяна.
– Восток, – так же шепотом ответил Маркиз, – так положено.
– Мне сообщил о вашем скором визите мой добрый друг господин Лангман, – продолжал гостеприимный хозяин более деловым тоном, – правильно ли я понял моего дорогого друга?…
– Думаю, да. – Маркиз достал из внутреннего кармана замшевый футляр и протянул его египтянину.
Юсеф опустился на один из диванов, положил на столик содержимое футляра, достал из кармана увеличительное стекло и на некоторое время углубился в изучение монет. Наконец он поднял на своих гостей сверкающий взор и воскликнул:
– Это счастливейший день в моей жизни! Мой дедушка не дождался этого дня, мой достопочтенный отец не дождался этого дня, но наконец этот день наступил! Если бы Пророк не запретил правоверным пить сок лозы, я непременно выпил бы с вами бутылку шампанского!
– Значит, все в порядке, и мы можем получить наши деньги? – сухим деловым тоном осведомилась Татьяна.
– Мадемуазель Ильина – правнучка профессора Ильина-Остроградского и его наследница, – пояснил Маркиз.
– Я счастлив! – с прежней неумеренной радостью воскликнул египтянин. – Мой дедушка и ваш дедушка…
– Короче, про дедушек я все поняла, – оборвала его Татьяна, – сколько мне причитается и когда это можно будет получить?
Хозяин огорчился: его лишали законного удовольствия. Однако воля клиента – закон, и желание гостя – вдвойне закон, а Татьяна была и гостем, и клиентом в одном флаконе.
Юсеф ибн Аббас извлек откуда-то стопку листов, водрузил на нос очки в золотой оправе и начал:
– По распоряжению господина Ильина-Остроградского мой дед, Али-Ахмад ибн Салах, принял на хранение и доверительное управление следующие ценности: золотых монет римской чеканки – двести, серебряных монет римской чеканки – пятьсот, украшений из золота с драгоценными камнями…
Египтянин долго читал перечень ценностей. Леня откровенно скучал, а Татьяна слушала список, как волшебную музыку. Лицо ее раскраснелось, глаза блестели. Леня в очередной раз залюбовался девушкой.
Наконец перечень закончился, и египтянин продолжил:
– Получив упомянутые ценности в доверительное управление, банкирский дом ибн-Салах реализовал их на ряде европейских аукционов, обратил в ценные бумаги и в течение всего срока управления контролировал прирост и обращение этих бумаг. На данный момент, за вычетом процентов, причитающихся банкирскому дому, данный фонд составляет в пересчете на американскую валюту около пяти миллионов долларов…
– Вау! – завопила Татьяна и кинулась по очереди целовать Леню и египтянина.
Звонок прозвучал так робко, осторожно и неуверенно, что Пу И даже не тявкнул. Лола с явным сожалением оторвалась от своих листков и потащилась открывать.
– Кто там еще? Иду, иду. – Она мельком глянула в глазок и остолбенела: за дверью стоял Маркиз.
Вот еще черт его принес! Вещи, что ли, забрать пришел? Что у него тут осталось такого ценного? Не обкаканный же попугаем пиджак от «Черутти»! А она, как назло, ужасно выглядит – уже три дня как проклятая учит роль, некогда себя в порядок привести.
Лола сдержала порыв поглядеться в зеркало, на ощупь пригладила волосы и распахнула дверь.
– Здравствуй, Лола, – тихо сказал Маркиз.
– Привет! – фыркнула Лола. – Давно не виделись!
– Давно, – согласился он. – Почти месяц.
– Что привело тебя в наши Палестины? – церемонно осведомилась Лола и добавила совершенно другим тоном: – Свои шмотки будешь собирать сам, мне некогда!
– Чем ты занята? – ревниво спросил он.
– Учу роль. После того, как ты любезно прислал мне причитающиеся проценты от египетских денег, меня снова взяли в театр и дали роль Виолы в «Двенадцатой ночи»!
– Хорошая роль, – сказал Маркиз. – Рад за тебя.
Лола взглянула на него с подозрением, но Леня отвел глаза. Тогда Лола пожала плечами и прошла в свою комнату. Маркиз разделся, походил немножко по квартире, потом потащился следом.
– Как поживает Елизавета Константиновна?
– Неплохо! Выкупила квартиру, расселила соседей, теперь путешествует по Европе. Вместе с собачкой. Дези предпочитает летать только первым классом и отели не ниже пяти звезд. Хотела старушка пожертвовать некоторую сумму Географическому обществу, да я ее отговорила.
– Это правильно! – одобрил Маркиз.
Лола валялась на широкой, едва застеленной кровати, в окружении книг и листков с ролью. Кроме того, на кровати лежало еще множество вещей: черный бархатный театральный берет с пышными перьями, бутафорский кинжал, который невозможно вытащить из ножен, ожерелье из зеленых стекляшек, долженствующих изображать собой изумруды и огромный черный пушистый кот с белыми лапами и манишкой.
