От костра ничего не осталось, кроме серой пыли, туманом осевшей на траву поляны.
О, как они завыли, запрыгали, затанцевали, забили себя в грудь. Пока они вели себя как плакальщики на ирландских похоронах, Эл ослабил веревки, связывающие его и Меру. Несмотря ни на что, он по-прежнему надеялся, что им все-таки удастся улизнуть до того, как их родители и друзья найдут похитителей и вокруг начнется кровавая бойня.
Мера, разумеется, почувствовал, что веревки на запястьях ослабли, и пристально поглядел на Элвина; должно быть, не только краснокожих потрясло происходящее на полянке. Конечно, он сразу понял, кто все это творит, но Элвин ведь не объяснил ему свой план заранее, поэтому Мера был удивлен не меньше краснокожих. Но теперь он очнулся от изумления, поглядел на Элвина и понимающе кивнул, начав потихоньку освобождаться от пут. Краснокожие не обращали на юношей ни малейшего внимания. Может, Элвину и Мере удалось бы убежать, может быть — всего лишь может быть, — краснокожие не пустились бы за ними в погоню.
Но в эту секунду все изменилось. Из леса раздался улюлюкающий клич, его подхватили, и вскоре поляну словно окружили три сотни безумствующих филинов. Судя по тому взгляду, которым одарил старший брат младшего, Мера подумал, что это опять проделки Элвина, но краснокожие, в отличие от него, догадались, что за силы явились по их души, и замерли, затравленно озираясь по сторонам. В Элвине зародилась искра надежды — наверное, случилось что-то очень хорошее, может быть, помощь наконец пожаловала.
Из окружающих поляну кустов на открытое место стали выходить краснокожие. Постепенно их набралось больше сотни. Судя по тому, что все они держали в руках луки — Эл не заметил ни одного мушкета, — судя по их одежде и выбритым головам, это были шони, последователи Пророка. Честно говоря, их появления Эл ожидал меньше всего. Он уже по горло был сыт краснокожими, ему хотелось увидеть хоть одно белое лицо.
Один из краснокожих выступил вперед, высокий, сильный человек, резкие, жесткие черты лица которого были высечены словно из камня. Обращаясь к похитителям, он выпалил несколько коротких угрожающих слов, и краснокожие немедленно что-то залепетали, замямлили, принялись умолять. «Как дети малые, — подумал Эл. — Натворили делов, хотя знали, что этого нельзя делать, да еще попались на месте преступления своему строгому папе». С ним такое тоже случалось, поэтому он даже ощутил некоторое сочувствие к беднягам, но потом вдруг вспомнил, какой жестокой смерти похитители намеревались предать его и брата. И в том, что юноши вышли из переделки без единой царапины, заслуги этих краснокожих не было.
Вдруг в непонятном бормотании индейцев прозвучало знакомое слово — имя Такумсе. Эл взглянул на Меру, чтобы убедиться, слышал ли тот, а Мера, изумленно подняв брови, посмотрел на него, задавая тот же вопрос. Они беззвучно повторили одно и то же слово — Такумсе.
Неужели ответственность за их похищение действительно лежит на Такумсе? Может быть, он сердится, что похитителям не удалось подвергнуть жертв пыткам? Или же его ярость вызвал факт пленения бледнолицых юношей? Краснокожие не позаботились объясниться. Элвин мог лишь предполагать, оценивая их поступки. Вновь прибывшие краснокожие отобрали у похитителей мушкеты и увели преступников в лес. На полянке вместе с Элом и Мерой осталась всего дюжина краснокожих, среди которых был и Такумсе.
— Они говорят, твои пальцы сделаны из стали, — сказал Такумсе.
Мера оглянулся на Эла, показывая, чтобы тот ответил, но Эл ничего не мог придумать. Ему почему-то не хотелось рассказывать этому краснокожему, что он на самом деле сделал. Поэтому отвечать пришлось Мере. Юноша поднял руки и пошевелил пальцами.
— Да нет, вроде пальцы как пальцы, — пожал плечами он.
Такумсе шагнул вперед и схватил его за руку — должно быть, крепко он держал, потому что Мера попытался было вырваться, но не смог.
— Железная кожа, — сказал Такумсе. — Не разрезать ножом. Не сжечь. Мальчики из камня.
Он рывком поднял Меру на ноги и свободной рукой с размаху огрел его по предплечью.
— Ну-ка, каменный мальчик, уложи меня на землю!
— Я не буду бороться с тобой, — покачал головой Мера. — Я не хочу ни с кем бороться.
— Уложи меня! — приказал Такумсе.
Он отпустил руку юноши и, немного повернув ступню, выставил вперед ногу, ожидая, что Мера сделает то же самое. Он бросал ему вызов, как мужчина мужчине, вызывая на обычную среди краснокожих игру. Только это была не игра — во всяком случае, для братьев, которые только что смотрели смерти в глаза и еще не были уверены, что она не подстерегает их за углом.
Эл не знал, как действовать в этой ситуации, но ему страшно хотелось что-нибудь сделать — он вошел во вкус изменения вещей. Не подумав о последствиях, в тот самый момент, как Мера и Такумсе принялись толкать и тянуть друг друга, Элвин заставил землю чуть-чуть продавиться под ногой у вождя, так что краснокожий, влекомый собственным весом, упал прямо на спину.
Другие краснокожие подшучивали и посмеивались над соперниками, но, увидев, что великий вождь всех племен, человек, чье имя было известно от Бостона до Нового Орлеана, брякнулся со всей мочи о землю, они разом перестали смеяться. Над полянкой нависла гробовая тишина. Такумсе поднялся, внимательно осмотрел землю у себя под ногами, поцарапал ее носком. Ей, конечно, уже вернулась прежняя твердость. Но он все-таки отступил на несколько футов и снова вытянул руки, приглашая продолжить борьбу.
На этот раз Мера вел себя более уверенно — он решительно протянул руки навстречу Такумсе, но в последнюю секунду вождь неожиданно выпрямился. Он стоял неподвижно, не глядел ни на Меру, ни на Элвина, ни на кого-либо еще. Просто стоял и смотрел в пространство. Наконец он повернулся к другим краснокожим и разразился быстрыми повелениями, усыпанными «сс» и «кс» языка племени шони. Эл и другие дети из Церкви Вигора не раз в шутку имитировали речь краснокожих, выпаливая что-нибудь вроде «бокси-токси-скок-воксити», после чего валились на землю, держась от смеха за бока. Но речь Такумсе не показалась смешной. Краснокожие, получив приказы, снова набросили на Элвина и Меру ремни и поволокли за собой. Когда остатки нижнего белья сползли на ноги юношей и стали цепляться за кусты, Такумсе собственными руками сорвал лохмотья. Лицо его почему-то было сердитым. Однако ни Эл, ни Мера не сочли должным протестовать, хоть и остались практически нагишом — если не считать одеждой ремни вокруг шей. Момент для жалоб был не наилучшим. Они понятия не имели, куда ведет их Такумсе, но выбора у них не было, а стало быть, что спрашивать впустую?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
