Немецкая артиллерия начала обстреливать район нашего передового КП, связь с основным командным пунктом резко ухудшилась. В 14.00 с большим трудом дозвонился до меня начальник штаба армии генерал Бейлин. Он передал, что к. нам вылетает на По-2 командующий фронтом Еременко. Я сообщил, что наш район находится под огнем противника, однако получил приказ встретить самолет командующего фронтом.
— Где Юшкевич? — сразу спросил Еременко.
Я ответил, что командарм и член Военного совета уехали к Вахрамееву. Доложил о группировке противника, о положении и состоянии наших дивизий. Подчеркнул, что соотношение сил — не в нашу пользу. Численность личного состава в немецких дивизиях достигала 7000 человек, а в наших едва насчитывалось по 3000. Противник отражал наши атаки огнем, не жалея боеприпасов, а мы почти не имели снарядов и мин.
Но генерал Еременко не дослушал меня. Он возмущался, что наши части нисколько не продвинулись за день. Высказал ряд справедливых замечаний, которые, кстати, относились не только к моей работе.
— Вы разбросали силы по всей полосе наступления армии. У вас нет выраженного сосредоточения сил на главном направлении. Ваш штаб отстал и не имеет возможности поддерживать связь с войсками.
Я молчал — все это было в какой‑то степени правильно.
Командующий фронтом переговорил по телефону с командирами корпусов. Нашими делами он остался явно недоволен. Садясь в самолет, сказал:
— Как только появятся Юшкевич и Литвинов, передайте, чтобы ехали на основной командный пункт армии. Я их там буду ждать.
Что произошло дальше — не знаю. На другой день мне было приказано возвратиться с группой офицеров на основной командный пункт армии. Когда я прибыл туда и пошел доложить генералу Бейлину о нашем возвращении, он, против обыкновения, сидел безразличный и подавленный. Таким я его еще не видел.
— Что с вами, Вениамин Львович?
— Командующий фронтом отстранил меня от должности за потерю управления войсками, — ответил он.
Новость эта была неожиданной. Почти год я проработал под руководством генерал–майора Бейлина. Штабное дело он знал хорошо, с первых дней находился на фронте, отличался большой оперативностью, умело направлял действия подчиненных.
Недовольство командующего фронтом объяснялось, вероятно, тем, что наши соседи действовали гораздо успешнее. Пока мы медленно преодолевали лубанские болота, войска 1–го Прибалтийского фронта заняли города Бауска и Елгава, а его 3–й гвардейский механизированный корпус под командованием генерала В. Т. Обухова, нанеся удар на Тукумс в обход Риги, достиг побережья Рижского залива.
По сравнению с такими событиями наши результаты выглядели весьма скромно. До Риги оставалось пройти еще около 150 километров. Генерал Еременко считал, что рижскую группировку противника нам придется громить совместно с 1–м Прибалтийским фронтом, и поэтому требовал не останавливаться, бить и гнать врага на запад, не давая ему снимать части с нашего фронта и перебрасывать их против 1–го Прибалтийского.
7
В середине августа войска 3–й ударной и 10–й гвардейской армий подошли к обширному гористому району, так называемой средневидземской возвышенности, достигавшей высоты триста и более метров. Придавая важное значение этому участку, противник заранее готовил его к обороне. Через населенные пункты Гульбене, Эргли, Плявинас тянулся оборудованный рубеж «Мадона–линия», о которой мы много слышали от пленных. На этот рубеж отступили основные силы противника, действовавшие против 10–й гвардейской и 3–й ударной армий.
Наше движение приостановилось. Используя паузу, войска приводили себя в порядок, подтягивали тылы.
Генерал–лейтенант Юшкевич опять уехал лечиться. Во временное командование нашей армией вступил генерал–лейтенант М. Н. Герасимов — заместитель команд дующего 2–м Прибалтийским фронтом. Мне приходилось встречаться с Герасимовым после Великолукской операции: он неоднократно приезжал к нам по заданиям командующего Калининским фронтом. Михаил Николаевич Герасимов был весьма образованным и хорошо подготовленным генералом. Умел обходиться без крепких слов, умел учить, помогать, а не только кричать и требовать. Он не заботился о карьере, не стремился к высоким постам. Он думал лишь о том, как лучше выполнить доверенное ему дело.
У нас в штабе в эти дни шла подготовка разгрома мадонской группировки противника. 13 августа была получена выписка из боевого приказа фронта, в которой определялась задача 3–й ударной. Наша армия должна была наступать в направлении города Эргли. Операцию намечалось начать 17 августа. Нам ставилась задача на следующий же день овладеть рубежом Цирсты, Эргли, Озолмуйжа.
Дополнительно в состав армии прибыл 100–й стрелковый корпус под командованием генерал–майора Д. В. Михайлова. Кроме того, в полосе наступления нашей армии вводился 5–й танковый корпус генерал–майора танковых войск М. Г. Сахно. 3–я ударная и 10–я гвардейская армии, совместно действовавшие на рижском направлении, выполняли главную задачу фронта.
На планирование и подготовку операции оставалось только три дня. Чтобы быстрее довести задачу до войск, штаб армии отправил командирам корпусов выкопировки из карты–решения командарма: суть этого решения заключалась в том, чтобы нанести фронтальный удар силами трех корпусов на сравнительно узком участке.
15 августа к нам прибыл новый начальник штаба армии — генерал–майор Михаил Фомич Букштынович, хорошо знакомый по многим предшествовавшим боям. Это был безусловно одаренный человек. Несправедливо оклеветанный перед войной, он затем был реабилитирован и отлично зарекомендовал себя на фронте. Букштынович быстро ознакомился с делами штаба и сразу включился в работу. Первое, что он сделал — установил строгий контроль за подготовкой войск к наступлению. С этой целью во все корпуса и армейские части были высланы группы офицеров во главе с ответственными начальниками. Группу, поехавшую в 79–й стрелковый корпус, возглавил генерал Г. И. Шерстиев. В 93–й стрелковый корпус послали меня. В 100–й выехал сам генерал Букштынович.
Офицеры групп обязаны были проверить в корпусах и дивизиях планирование боя, знание противостоящего противника, проведение рекогносцировок и организацию взаимодействия между пехотой, танками и артиллерией. Требовалось проконтролировать скрытное занятие артиллерией огневых позиций, смену войск и занятие пехотой исходного положения для наступления, соблюдение мер маскировки и многое другое. Несмотря на весьма ограниченное время, наступательная операция готовилась тщательно и всесторонне. Вечером перед наступлением командирам корпусов было отправлено с офицерами связи распоряжение: «Командарм приказал: атака пехоты (Ч) на 17.8.44 назначена в 9 часов 80 минут утра. Вукштынович». И далее приписка: «Шифром не передавать, послать в пакете».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
