Щелк, хрясь! Бревно переломилось ровно посередине. Публика разразилась восторженными воплями, Немой победно поднял правую руку.
— Слава православному воинству! — заорал Мишка.
— Слава!!! А-а-а! О-го-го! — публика орала как на футболе.
"Интересно: а шкипер его выступление комментировал? Немой же мог его и в заднем ряду кнутом достать".
Мишка схватил Рыжуху под уздцы и побежал по кругу, потом лихо — на ходу — взлетел в седло.
"Ну, этим тут никого не удивишь — всяких наездников видали, Рыжухе надо дать пару кругов, чтобы освоилась".
Немой вышел на середину арены, громко щелкнул кнутом, Рыжуха, наконец, опознала знакомые тряпочки на веревке и пошла по кругу ровным неторопливым галопом.
Мишка сорвал с головы шапку и швырнул ее вперед и вверх, шапка опустилась на уровень вытянутой руки как раз в тот момент, когда Мишка оказался прямо под ней. Бросил еще раз, потом еще. На полный круг хватало трех бросков. Мишка сделал еще круг, потом к нему присоединились близнецы, шапки так и замелькали в воздухе. Потом все трое вытащили кинжалы и принялись жонглировать на скаку, но публика на жонглирование уже насмотрелась и осталась спокойна.
— Р-роська! Откуда лошади на ладье? Навоз языком вылизывать будешь! Р-роська! Я кому гово…
"Ну до чего же вовремя он каждый раз встревает! Кто его там затыкает-то? Блин, и посмотреть-то некогда".
Мишка снова оглушительно свистнул, возвращая внимание публики и раскинув руки, сделал вид, что падает с лошади, близнецы повторили его трюк, и некоторое время все трое свешивались с седел так, что доставали одной рукой до земли. В публике кто-то ойкнул, потом сам же над собой и засмеялся, смех поддержали.
— Але Ап!
Парни вернулись в седла, тут же соскочили и, оттолкнувшись от земли, снова оказались верхом. Снова соскочили, оттолкнулись, но в седлах уселись уже задом наперед, потом еще раз, так — прыжками — прошли целый круг.
— Але Ап!
Девять кинжалов поочередно воткнулись в землю, Немой несколько раз щелкнул кнутом, разгоняя темп, публика затихла в ожидании.
— Але Ап!
Всадники трижды свесились с седел на полном скаку и на земле не осталось ни одного клинка.
— Слава православному воинству!
— Слава, Слава!
Зрители уже привычно подхватили мишкин лозунг. Немой вытащил на середину «арены» сколоченный из досок щит, установил его вертикально, встал, прислонившись к доскам спиной и раскинул руки крестом. Мишка разогнал Рыжуху в галоп, сделал круг и выхватив кинжал метнул его в щит. Публика хором ахнула, кинжал вонзился в доски в нескольких сантиметрах от головы Немого.
— За мной!
Теперь по кругу пошли уже три всадника и, каждый раз, когда кавалькада оказывалась напротив Немого кто-нибудь один метал кинжал. В конце концов вся верхняя часть его тела была оконтурена стальными клинками. Три штуки воткнулись вокруг головы, две — над раскинутыми руками, по две — под правой и под левой рукой. Немой, во время исполнения трюка и бровью не повел. Зрители, поначалу притихшие, потом стали сопровождать каждый удачный бросок дружными одобрительными криками.
Мишка в последний раз прокричал здравицу православному воинству, ребята спешились и, под восторженный шум публики раскланялись. Успех выступления не подлежал сомнению, однако судьба, видимо, решила, что испытаний на кузькину голову выпало еще недостаточно. Именно в момент триумфа его (а чья же еще?) лошадь решила справить большую нужду. Комментарий шкипера затерявшейся где-то во льдах ладьи, воспоследовать не замедлил:
— Ну вот, насрали!
Красный как рак Кузька, под хохот зрителей уволок свою животину на улицу, Демка кинулся помогать Немому прибирать реквизит, а Мишка пошел к деду и дядьке Никифору на "разбор полетов".
— Молодец, Михайла, хорошо получилось! — Дед не скрывал довольства.
— Ну, племяши! Ну порадовали! — Подхватил Никифор. — А Кузька-то, Кузька! Это ж сколько учиться надо было, чтоб так упасть и не расшибиться! Ну, мастер!
Вопросы и комментарии посыпались со всех сторон.
— А Андрей-то! Даже глазом не моргнул, в него ножи мечут, а он стоит себе!
— Корней Агеич! Это что же, вы там у себя всех отроков так учите?
— Минька, а чего вы лошади дали, чтобы она в нужное время… Мама, ну чего ты? Я же просто спросить!
— Не, ребята, скоморохам до вас, как до неба! Никешка, на, держи выигрыш. — Незнакомый мужик кинул Никифору многозначительно звякнувший мешочек. — Вот ведь как, даже и отдавать не обидно, повеселили, повеселили. Спасибо ребятки! Никешка, ты бы выигрышем с ними поделился, заслужили.
— Поделюсь, как не поделиться…
— Никеш, а завтра представлять будете? — Подключился к разговору второй приятель Никифора. — Я бы семейство привел посмотреть. Только ты тут лавки бы, что ли, поставил, а то сзади видно плохо.
— А что? И поставлю! — Никифор перешел на деловой тон: — Приглашайте знакомых, только немного — места, сами видите, мало. Михайла, завтра повторить сможете?
— Сможем, дядя Никифор, только тут прибраться надо, лавки поставить, еще кое-что сделать.
— Ха! Сделаем, до завтра времени много…
— И по резане за вход, с детей — по две вервицы. — Напористо добавил Мишка.
Среди зрителей сразу же обнаружился недовольный:
— А не дорого берешь?
— А мы кого приглашаем, голытьбу или уважаемых людей? — Мишка нахально подбоченился. — За вервицу пусть скоморохов смотрят, а мы — ратное сословие, плату не на пьянку-гулянку собираем, а на воинское обучение. Да и зазорно купечеству почтенному задешево развлекаться, как смердам.
Никифор тут же поддержал племянника:
— Верно толкуешь, Михайла! Мы только для уважаемых людей зрелище устраиваем.
"Все! Главные слова сказаны! "Закрытый показ" только для избранных, теперь будут давиться и платить любую цену, и не только для того, чтобы посмотреть на интересное зрелище, но и для того, чтобы быть причисленными к некому "кругу избранных" под названием "уважаемые люди". Никифор на лету идею поймал: то, что не для всех — то сразу становится привлекательным. А самое главное — слухи пойдут, наврут, конечно, с три короба, но до князя информация доберется. Впрочем, до епископа, наверно, еще скорее, а мне того и надо, пусть попы «худсовет» устроят и репертуар утвердят, тогда к нам на кривой козе и на версту не подъедешь".
— Деда, я пойду ребятам скажу, чтобы на завтра готовились.
"За кулисами" царило уныние: ни малейшего намека на праздник по поводу премьеры, наоборот, настроение сродни похоронному. Кузька безутешно рыдал на груди у Немого, Демка нахохлившись сидел в углу и ковырял кончиком кинжала какую-то деревяшку, сам Немой выглядел так, будто целый день таскал на горбу тяжеленные мешки. Хорошо, что угол был темный, да к тому же еще и загорожен щитом, у которого «расстреливали» Немого. Вот бы публика удивилась, узрев уныние, воцарившееся в рядах актеров!
Ситуацию надо было исправлять, и Мишка, нарочито не замечая настроения труппы, возвестил бодрым, насколько получилось, голосом:
— Ну, соколы ясные, поздравляю! Всем понравилось, даже попросили завтра показать еще раз. Но представлять теперь будем уже за деньги — по резане с носа! Представляете, двадцать пять человек придет, и уже — полгривны!
Демка уставился на Мишку так, словно тот говорил на каком-то иностранном языке, Немой заерзал на лавке и стал спихивать с колен Кузьку, но тот вцепился в его плечи и взвыл дурным голосом:
— Не пойду больше позорится, надо мной все смея-а-а-а…
— Вот, вот, ты-то больше всех и понравился, народ любит, когда его веселят! Меня даже спрашивали: как это ты так падать научился, что и смешно выходит, и не разбиваешься?
Кузьма хлюпнул носом и недоверчиво переспросил:
— Правда?
— Вот те крест!
— Так мы что, не опозорились? — Демка вылез из своего угла. — И этот дурень больше всех понравился?
— Деньги просто так никто платить не будет! А ну-ка!
Мишка обнял братьев, прижал к себе.
— Все хорошо, ребятки, первый раз всегда трудно бывает, вы молодцы — справились. Я знал, что справитесь! Спасибо тебе, Демка, спасибо, Кузьма, а тебе, Андрей, особенно…
Договорить он не смог: растроганно засопев, Немой облапил всех троих и сжал так, что выдавил из груди весь воздух.
* * *
Большинство зрителей уже разошлось и в амбаре остались только дед, Никифор и несколько человек из экипажа ладьи.
— А-а! Кузьма! — Никифор аж светился от удовольствия. — Здорово ты народ повеселил, это ж надо так — с лавки вверх ногами и не разбиться! А ты, Андрей… ну, нет слов! Меня даже тут жуть брала, когда в тебя ножи метали, а ты — хоть бы что! Так был уверен, что у ребят рука не дрогнет?
— А меня-то что ж не похвалишь, хозяин?
