целостности Эго. Таким образом, с его точки зрения функция тревоги такая же, как у страха, который является ответом на внешнюю угрозу, подготавливающим Эго к встрече с чрезвычайными обстоятельствами. Хотя, конечно же, тревога достаточно часто связана с внешними объектами. Но в этом случае человек очень часто не осознает этой связи.
Защитные процессы приходят в движение не только тогда, когда человек сталкивается прямо и непосредственно с некой опасностью, то есть, например, тогда, когда обнаружены его тайные притязания к жизни, поставлены под сомнение его иллюзии, его меры безопасности подвергаются опасности, но даже тогда, когда он отдаленно приближается к этим областям.
И чем более человек полон решимости сохранить их в неприкосновенности, тем чувствительнее он реагирует на приближение к ним. Он похож на человека, боящегося грозы, который приходит в ужас не только от грома и молнии, но и реагирует с опаской даже на облачко, появившееся на горизонте.
Вильям Фишер (1988) обнаружил, что тревожность возникает почти всегда, когда (1) обстоятельства требуют действий индивидуума, (2) индивидуум не уверен в своих способностях сделать это, (3) результат для него важен (обычно более важен, чем это кажется при поверхностном анализе ситуации).
Таким образом, тревога является ориентировочной реакцией, симптомом несоответствия желаемого действительному. Это оценочная категория, показывающая нам степень опасности, исходящей от объекта. Чем большей потенциальной опасностью обладает объект (то есть — чем более высокое место в шкале опасностей он занимает), тем большую тревогу он вызывает.
Страх же появляется в том случае, если степень опасности, идущая от объекта тревоги (как кажется человеку), резко увеличивается. И вероятность повреждения организма С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО становится очень вероятной. Он является следующим этапом после тревоги в системе сохранения гомеостаза.
Паника же в этом контексте — вышедший из под контроля страх. И является императивной реакцией на удаление от данного объекта как возможного источника повреждения на максимальное расстояние.
Если мои желания нарушают устоявшиеся законы группы (а они, как известно, защищают личные права входящих в группу людей, а значит способствуют выживанию всей группы), то у меня при мысли сделать желаемое может появиться тревога. Я могу не понять — почему внешне очень простое дело вызывает у меня иррациональную тревогу. Но, вероятнее всего, я в этом случае откажусь от своей затеи.
С течением времени мотивы этой тревоги забываются и логические связи между появлением тревоги и ее разрешением теряются. И люди начинают делать какие-либо действия ритуально — совершенно не осознавая: зачем и почему они это делают? Они просто знают, что это делали предки. А они завещали неукоснительно выполнять то же самое и своим потомкам. Примерно по такому механизму формируется церковная догматика.
Таким образом, в основе эмоций, которые мы ощущаем, лежит сравнение реальности с нашим личным опытом и перспективой беспрепятственной реализации потребностей. Если появляется какое-либо событие, которое оценивается бессознательным как потенциально опасное, то оно предпримет решительные действия для удаления от этой опасности.
Детские страхи у взрослых практически всегда проявляются в завуалированной форме. Например, человек встречается с другим человеком и чувствует идущую от него «отрицательную энергию», от которой ему становится плохо. Таким образом, он может реагировать на его плохое настроение.
Если мама у этого человека часто была «не в духах», если ему в детстве из-за этого часто попадало, у него на всю жизнь может сохраниться настороженное отношение к фактам проявления отрицательных эмоций относительно него: «Если человек «не в духах», то мне может здорово влететь!» Но взрослый человек не может позволить себе осознать этот свой страх в таком виде. И оформляет его для себя в форме биополярного воздействия.
Как это произошло с одной моей знакомой, которая обратилась ко мне с жалобами, что ее сглазил врач-иглотерапевт. Во время сеанса терапии она почувствовала, что от взгляда врача ей почему-то стало плохо. Она тут же прервала сеанс и ушла домой. Но дома ей становилось все хуже и хуже вплоть до того, что ей пришлось вызвать скорую помощь. После этого у нее «расшалилась» веге-татика, то есть у нее появились разнообразные и преходящие боли в разных органах. Лекарства не помогали, и ей пришлось обратиться ко мне за помощью.
В результате расспроса мне стало ясно — что же с ней произошло? Она была старой девой, то есть не только не была замужем, но и не жила половой жизнью до 35 лет. Естественно, половая энергия у нее не могла проявиться в нормальном виде, а сублимировалась в болезни.
А уж эти болезни она лечила ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО у мужчин — врачей при помощи мануальной терапии, массажа и иглотерапии. Врачами уже давно замечено, что такие женщины неосознаваемо выбирают именно мужчин-врачей. Видимо прикосновения к телу являются для них символическими заменителями реального полового контакта с ними. И пока они выполняют правила игры, то есть являются врачами — и только! — все идет хорошо.
Но эта моя знакомая была довольно красивой женщиной. И, вполне возможно, что в тот раз врач на нее посмотрел с интересом — как на женщину, с которой можно пообщаться не только в больнице. И та часть ее Я, которая была ответственна за подавление ее сексуальности, в этом взгляде почувствовала угрозу своим целям. И сделала так, что сознание восприняло этот взгляд как «вредоносный биополярный». И постаралась увести ее от опасности как можно быстрее и как можно подальше.
Но этот взгляд врача всколыхнул в ней океан неизрасходованной и подавленной сексуальной энергии. И психика этого «шторма» не выдержала! Через несколько дней ее поведение изменилось, она стала тревожной и пугливой. И однажды, имея на себе из одежды только очки, выбежала на улицу и с криками и слезами бегала вокруг дома. И, естественно, попала в психиатрическую больницу. Но даже нейролептики не смогли потушить тот пожар, который разгорелся в ней. И однажды среди ночи в довольно темной истории ее убил родной брат, с которым она жила в одной квартире.
В моей врачебной практике был также случай, когда одна из моих пациенток из подобной ситуации выбралась с меньшим для себя ущербом. Она получила очень жесткое сексуальное воспитание (жила и воспитывалась в глухой марийской деревне). Смысл этого воспитания: «До замужества «Этим» заниматься категорически запрещено!» Она была очень стеснительной девушкой. Да и красотой особенно не блистала. В деревне это бы не помешало ей выйти замуж, но в городе, где она была предоставлена самой себе, это сыграло свою роковую роль.
Ей пришлось много лет подавлять в себе все сексуальные импульсы. И часть, ответственная за реализацию сексуальной
