— Судя по всему, это остатки от предыдущего строения, — подтвердил его догадку полковник, оглядывая стены. — Строили одно святилище на другом, потом ещё одно. Впрочем, ничто не ново под Луной, у нас также поступали.
Под потолком, на каменной перекладине было высечено некое послание. Всего несколько слов на неизвестном языке угловатыми буквами, но, даже не имея представления о том, что там написано, ничего хорошего оно явно не предвещало. Особенно вкупе с сорванными засовами на тяжёлой выломанной двери.
Алексей посмотрел под ноги — на полу валялась маленькая красная ягода.
Глава 17. Оставь надежду
— Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate! — произнёс Дмитрий, осветив надпись над дверью.
— Что? — не понял Алексей.
— Оставь надежду, всяк сюда входящий! — перевёл полковник. — Божественная комедия Данте. — Дима у нас итальянским увлекался, мечтал по Риму прогуляться.
Вот уж чего-чего, а знания итальянского Плетнёв от Кота не ожидал. Как говорится, «О! Сколько нам открытий чудных…»
— Так и написано? — удивился Алексей.
— Нет, конечно! — ответил Дима. — Кто же знает, что тут нацарапали, просто обстановка соответствует. Но то, что что-то в этом роде, ни капли бы не удивился.
Над аркой, прямо над надписью, на крупном камне было высечено ещё одно женское лицо, которое буквально заставляло обратить на себя внимание, притягивая взгляд. Видно было, что над ним неизвестный скульптор поработал максимально усердно, хотя стилистика оставалась прежней, характерной другим изображениям в коридоре.
Нет, это лицо не было в ярости, оно не было искажено криком или злостью, как другие, скорее, наоборот. Оно пронзительно смотрело на пришельцев с холодным надменным любопытством. Кажется, она даже улыбалась. Еле-еле заметно, но улыбалась.
— Твою м@ть! — шёпотом произнёс Дмитрий.
— Да уж, заставляет понервничать, — согласился полковник, бросив короткий взгляд на вырезанное в камне лицо. — Идём! Чую, внизу будет ещё интереснее.
— Внизу? — зачем-то уточнил Дмитрий.
Полковник ничего не ответил, а лишь посветил вглубь тоннеля фонарём. Свет терялся в глубине, не находя за что можно было бы зацепиться, кроме как за ступени. Каменная лестница уходила вниз под углом градусов сорок пять, почти как в каком-нибудь питерском метро. Только здесь не было никакого освещения, кроме того, что давали фонарики на автоматах.
Они стали спускаться один за другим, следя за равновесием, чтобы не свалиться. Любой неосторожный шаг грозил обернуться бесконечным падением и переломанными костями, и это в лучшем случае.
"Сейчас бы самый простенький ПНВ не помешал" — подумал Алексей. А ведь, учитывая уровень развития здешней цивилизации, могли бы и электричество сюда провести. Да, оно бы уже давным-давно не работало, но всё-таки странно, что никаких ламп на потолке или на стенах здесь не было. Никаких креплений для факелов, никаких крюков для переноски. Только морды лица на стене, да символы, напоминающие руны.
Никаких тебе перил или ручек тоже не наблюдалось, только стены по бокам и низкий потолок. Ступени сложены из разных по ширине и высоте каменных блоков. Одни — порядком высокие, раза в полтора выше, чем ступени лестничного пролёта в среднестатистической "хрущёвке". Другие — наоборот, довольно низкие, из-за чего Алексей уже пару раз оступился. И привыкнуть к этому было невозможно в отсутствие всякой систематичности.
А ещё ступени были гладкими и со сколами, из-за чего спуск по ним стал настоящим кошмаром. От мысли, что следующий неосторожный шаг может привести к неконтролируемому падению в неизвестность, по спине пробегал зыбкий холодок. Перспектива лежать где-то внизу со сломанной шеей откровенно не радовала.
Что радовало, так это то, что здесь отсутствовали, присущие множеству подземелий летучие мыши, крысы и всякого рода слизни, которых Алексей очень уж не любил, особенно если они падают за воротник. Только откуда здесь взяться слизням, если здесь так же, как и на поверхности, любой намёк на сырость напрочь отсутствовал.
Что тут скажешь, был, в таком тотальном вымирании свой плюс. Ну, это если не брать в расчёт всё тех же манекенов, которые застряли между жизнью и смертью.
Они спускались настолько быстро, насколько это было вообще возможно в текущих условиях, но лестница всё никак не заканчивалась. В какой-то момент, Алексею показалось, что прошло уже минимум полчаса, но, скорее всего, это была игра воображения, вызванная ограниченным пространством, отсутствием нормального освещения и однородностью обстановки.
Так бывает, когда вместо лифта спускаешься по лестнице в какой-нибудь многоэтажке и в какой-то момент ловишь себя на мысли, что она долго не заканчивается, но это всё игра воображения, не более.
Они шли по следам, оставленным незнакомцем, который, судя по размеру отпечатков, оставленным ботинками, был мужчиной.
— Если выберемся, пойду в массажный салон оторвусь по полной. Держите меня семеро! — проговорил Дмитрий.
— В тот самый? — уточнил Данила.
— Ага.
— Не если, а когда! — подбодрил полковник. Месяц отпуска гарантирую всем и отмажу от любой административки.
- Х@расе! — выразил одобрение Данила. — Если так, то я сделаю всё, чтобы выбраться из этого проклятого места живым!
Наконец, блеклый луч фонарика упëрся в каменные плиты пола, отчего Алексей испытал определенное облегчение, а спустя несколько секунд они вышли в довольно просторный зал с высокими стенами, метров пять, и сводом, который поддерживали массивные колонны. И все видимые поверхности были украшены вырезанными в камне барельефами.
Однако, слово "украшенные" здесь, если и подходило, то с большой натяжкой. Сами посудите, можно ли считать украшениями искажённые муками лица людей, которых умерщвляют всеми возможными способами, какие только могут родиться в воспалённом воображении древних скульпторов?
Что-то было в этих барельефах от изображений, оставленных майя на своих пирамидах. Все эти вытащенные наружу языки, вытаращенные глаза, специфические профили лиц.
Людей кромсали и поодиночке и группами, сразу и медленно. И топили, и душили, и варили, и четвертовали. Их вели связанными на экзекуцию, их бросали со скал на острые камни и колья. Горы мёртвых тел и черепов лежали у подножий пирамид и жертвенных камней, над которыми стояли жрецы, омытые кровью своих жертв.
Нет, крови, конечно же, не было. Красящий пигмент уже давным-давно выцвел, оставив лишь намёк на былое буйство красок, которыми были расписаны
