– Мы все окажемся на улице, – печально, с ноткой отчаяния произносит Нина.
– Сходи купи себе булочку, – предлагает Моник.
В письме говорится, что окончательное оформление сделки и реорганизация состоятся через два месяца. Тех, кому придется уйти, проинформируют за две недели, и они получат «достаточное выходное пособие». Мне от этого не легче. Я работаю здесь уже много лет, сразу после колледжа. Работала, когда была замужем за Джошем, когда Джейни впервые расторгла помолвку. Я сижу на одном и том же стуле уже более восьми лет. Его тоже «подвергнут реорганизации»? Когда я пришла сюда работать, мои родители еще были женаты. Мне нравится здесь, нравится повседневная суета, нравится работа, которой у меня, возможно, не будет уже через два месяца. Все эти мысли стремительно проносятся в сознании, Я заберу домой свою коровью табуретку, и там она займет место в углу или под кухонным столом. Бесполезная. Уволенная. Я должна буду искать новую работу.
– У меня нет резюме, – признаюсь я. – Всю жизнь я работала только здесь.
Понимаю, что это звучит патетически, но мне наплевать.
– Ей тоже купи булочку, – просит Моник Нину, которая вертится на табуретке.
Внезапно я вспоминаю докладную Сондры, обвинения в том, что я недостаточно серьезно отношусь к своим обязанностям. Новые хозяева прочтут это, но они же не знают, что мы все считаем Сондру ненормальной. Возможно, впрочем, что, прочтя ее докладные обо всех сотрудниках, они заподозрят неладное. Но в своем нынешнем истерическом состоянии я абсолютно уверена, что они заметят лишь докладную насчет меня. И конец.
Том складывает из своего письма замысловатую фигурку-оригами. Я смотрю на свой лист, и все расплывается у меня перед глазами, наверное, от того, что по щекам бегут слезы. Я не в силах сдержаться.
– О нет! – восклицает за моей спиной Моник.
– Не плачь, пожалуйста, – говорит Том.
Они все суетятся вокруг, но я роняю голову на руки. В детстве мы делали так, когда уставали. Мне нужно вздремнуть. Я хочу лечь в кроватку, а когда проснусь, чтобы было печенье. И шоколадное молоко. Я вовсе не плакса, просто ничего не могу с собой поделать. Все исчезают. Уходят ли они на самом деле или я просто перестаю замечать их, не знаю. Мне все равно. Мне нужно, чтобы рядом был кто-то взрослый, кто ласковым голосом почитает мне добрую книжку с красивыми картинками, и я тихонько усну.
Когда я открываю глаза, передо мной на столе стоит коробочка с салфетками. Это наверняка от Моник. Нина положила рядом большую булочку с шоколадом, по виду не имеющую никакой питательной ценности, но зато она специально для меня. Том принес пластиковую бутылочку сока и бумажного краба – это, должно быть, его экземпляр официального письма в новой жизненной форме. Клешнями даже можно шевелить.
Я вытираю слезы, отпиваю глоток сока и учу краба вынимать клешнями кусочки шоколада из булочки. Примерно через час, когда передо мной вырастает небольшая кучка шоколадных крупинок, замечаю, что пришло время ленча.
– Пошли со мной, – зовет Моник. – Я куплю тебе гамбургер.
– Я не люблю мясо.
– Ты совсем закисла, тебе надо развлечься.
Подхватываю сумочку и иду за Моник. Мы направляемся в японский ресторанчик по соседству. Моник заказывает саке.
– Издательство «Всякая всячина»? – удивляюсь я. – Неужели это приличное название для солидной фирмы?
– Пока они не заставляют нас носить футболки с такой надписью, какая разница?
– У тебя нет связей наверху? Нельзя ли как-нибудь разузнать, кого собираются уволить?
– Нет, к сожалению.
Я вздыхаю и смотрю на свое саке. Не думаю, что выпивка сейчас – это хорошая идея. Моник подвигает мне стаканчик.
– Считай, что это горячий бульон, – советует она, и я делаю глоток.
– Очень сладкий бульон.
– Хочешь последние новости? – спрашивает Моник, после того как заказала целое блюдо суши, и вопросительно приподнимает брови. Я делаю то же самое. – Трое наших редакторов уволились сегодня.
– Без выходного пособия?
– Полагаю, они все заранее устроили.
– Подробности.
– Рэчел отправляется на гастроли со своим ансамблем.
– Bay! – восклицаю я. – Она все-таки сделала это.
Рэчел, один из главных редакторов, ей, как и мне, слегка за тридцать; она уже давно играет на ударных в рок-группе «Переводчики». Они выступают у нас на рождественских вечеринках. Каждый член группы говорит как минимум на четырех языках, и они пользуются популярностью.
– Регги нашел работу в одном из мужских модных журналов, – продолжает Моник.
Регги всегда великолепно одет, он единственный в нашем офисе, кто пользуется одеколоном.
– От него всегда пахнет крем-содой, – замечаю я.
– Возможно, он нашел свою судьбу, – отзывается Моник. – Карл тоже уходит, в «Дискавери юнайтед».
«Дискавери», наш конкурент, издает в основном научно-популярную литературу. Вроде «Ваш друг Вселенная» или «Подружись с муравьями».
– Но каким образом они все узнали и успели найти новую работу? Или это совпадение?
– Я не верю в совпадения.
– Значит, Карл все знал?
– Значит, раз в пять лет он сообщает достоверные сплетни.
Официантка приносит суши в почтительном молчании, словно понимая, что надо быть деликатной с людьми, оказавшимися на пороге безработицы.
– Что будем делать? – спрашиваю я.
Моник макает в соус калифорнийский ролл.
– Мы будем хорошими скаутами. Мы будем всегда готовы.
– Ясно.
– Мы закажем еще саке, – продолжает Моник. – И подсчитаем, сколько у нас осталось неиспользованных дней отпуска.
После работы на выходе из офиса встречаю Роя, рассыльного. Он все так же сидит на ступеньках.
– Мир перевернулся, я совершенно уничтожен, – печально говорит он.
Присаживаюсь рядом.
– Вы не можете оставаться на одном и том же месте, – продолжает Рой. – Вот и сейчас жизнь разбросает нас всех по разным частям издательского мира, а кое-кто вообще попадет в ловушки рекламного бизнеса. Перспективы угнетают меня.
– Все возможно, жизнь порой круто меняется, но все образуется, – утешаю я его.
Странно, но паническое настроение Роя успокаивает меня, и на миг я даже перестаю бояться будущего.
– Я с трудом привыкаю к новым обстоятельствам, – признается Рой. – В однообразии и монотонности я расцветаю.
Похлопываю Роя по плечу.
– Однообразие может стать твоим врагом. – Я пытаюсь говорить в его манере. – Все наладится, вот увидишь.
Надеюсь, это звучит убедительно и он не слышал о моих утренних рыданиях.
– Где мне найти тебя, если жизнь разбросает нас? Я словно затерялся в густом тумане будущего, задыхаюсь там.
