Охотница промолчала и выразительно посмотрела на Ричарда. Еще вчера такого взгляда было бы достаточно – он бы не осмелился возражать. Но то вчера.
– Давай спросим Дверь, – сказал он. – Маркиза не видать?
– Нет.
* * *Старина Бейли стащил по трапу труп, привязанный к раме коляски и похожий на безобразное чучело Гая Фокса из тех, какие до недавнего времени дети таскали в начале ноября по всему Лондону, показывая прохожим, прежде чем сжечь пятого числа в День Гая Фокса. Бейли, чертыхаясь, проволок труп через Тауэрский мост, а потом вверх по склону, мимо Тауэра. Затем он направился на запад в сторону метро «Тауэр-хилл». И наконец остановился, немного не дойдя до входа на станцию, у широкой стены из серого камня. «Сойдет, – решил старина Бейли. – Хотя на крыше было бы лучше».
Это был один из немногих фрагментов лондонской стены, сохранившийся до наших дней. По легенде, стену вокруг Лондона приказал построить римский император Константин Великий в третьем веке нашей эры. Сделал он это по просьбе своей матери Елены, которая была родом из Лондона и всю жизнь чувствовала себя униженной, когда наместники провинций хвастали стенами своих родных городов и, как бы между прочим, интересовались, высоки ли стены ее родного города. В конце концов стена тридцати футов высотой и восьми футов шириной опоясала весь Лондон (в ту пору совсем небольшой городок), не оставляя повода для насмешек.
Сегодня стена уже не так высока, как во времена Константина и его матери, – уровень грунта сильно поднялся (большая часть стены на пятнадцать футов ушла под землю), – и, уж конечно, она не опоясывает весь город. Но тот фрагмент, у которого остановился старина Бейли, все же внушает уважение. Старик кивнул сам себе, привязал веревку к раме коляски, взобрался на стену сам и, ворча и отдуваясь, втащил труп. Отвязав маркиза, Бейли бережно уложил его на спину и вытянул руки вдоль тела. Некоторые раны на теле маркиза кровоточили, но маркиз безусловно был мертв.
– Ах ты, болван, – печально прошептал старина Бейли. – Вот скажи, чего ради ты умер?
В темно-синем небе ярко сияла далекая круглая луна, а осенние звезды рассыпались по нему бриллиантовой крошкой. К стене слетел соловей, поглядел на труп маркиза и что-то нежно прощебетал.
– Не суй свой клюв, куда не просят, – проворчал старик. – Вы, птицы, тоже не розами пахнете.
Соловей мелодично выругался и исчез в ночи.
Старина Бейли вытащил из кармана черную крысу, которая успела заснуть. Она сонно огляделась, зевнула, показав тонкий длинный язычок, заморгала.
– Лично я, – сообщил ей старик, – был бы счастлив, если бы у меня вообще нюх отшибло.
Он выпустил крысу на стену, и она возмущенно запищала, размахивая перед мордочкой передними лапами. Старик вздохнул, бережно вытащил из кармана серебряную шкатулку и достал из-под пальто вилку на длинной ручке. Положил шкатулку маркизу на грудь и опасливо откинул крышку вилкой. Внутри, на красном бархате, лежало крупное утиное яйцо, в лунном свете казавшееся голубовато-зеленым. Старина Бейли зажмурился, размахнулся и ударил вилкой по яйцу.
Оно разбилось с тихим треском.
На несколько секунд все замерло, а потом поднялся ветер. Он дул будто бы со всех сторон – закручиваясь в вихрь, рождая бурю. Ветер поднял в воздух и помчал куда-то сухие листья, обрывки газеты, городской мусор. Скользнул по поверхности Темзы и поднял к небесам фонтан мелких брызг. Это был безумный ветер, неестественный, страшный. На палубе «Белфаста» торговцы завопили и принялись цепляться за свои товары, боясь, что их унесет в воду.
А потом, как раз тогда, когда уже казалось, что начнется ураган, который уничтожит весь мир, унесет с небосвода звезды, подхватит и закружит людей, как опавшие листья, – тогда и только тогда ветер вдруг стих. Листья, газеты, полиэтиленовые пакеты плавно опустились на тротуары, траву, воду.
Тишина, воцарившаяся над стеной, на которой лежал распростертый маркиз, в некотором роде была страшнее бури. Но вот тишину нарушил кашель – надсадный, мокрый кашель. Послышался легкий шорох: кто-то перевернулся, а потом звук неудержимой, мучительной рвоты.
Маркиза Карабаса рвало канализационной водой. Коричневая рвота стекала по серому камню стены. Рвало его долго – в желудок попало слишком много жидкости. Наконец он проговорил хриплым, скрипучим шепотом:
– Кажется, мне перерезали горло. Надо перевязать.
Старина Бейли порылся в карманах и извлек длинную, не особенно чистую тряпку. Маркиз несколько раз обмотал ее вокруг шеи и завязал концы. Старина Бейли невольно вспомнились воротники лондонских денди эпохи Регентства, которые ввел в обиход Красавчик Браммел.[50]
– Пить, – прохрипел маркиз.
Бейли достал плоскую фляжку, отвинтил крышку и передал фляжку маркизу. Тот, морщась от боли, сделал глоток и снова закашлялся. Черная крыса, с любопытством наблюдавшая за воскрешением маркиза, спустилась со стены и растворилась во тьме. Теперь она может сказать золотой крысе, что все долги уплачены.
Маркиз вернул старине Бейли фляжку, и старик убрал ее в карман.
– Как себя чувствуешь? – спросил он.
– Бывало и лучше.
Маркиз сел. Его била дрожь, из носа текло. Он огляделся так, будто видел этот мир впервые.
– Скажи, ради чего такого важного ты решил умереть?
– Ради информации, – прошептал маркиз. – Люди говорят тебе гораздо больше, если знают, что ты вот-вот умрешь. И еще больше, когда ты уже умер.
– Значит, ты узнал то, что хотел?
Маркиз ощупал раны на руках и ногах.
– О да. Более чем. Теперь мне очень многое известно об этом деле.
Он снова закрыл глаза, обхватил себя руками и принялся раскачиваться вперед-назад.
– И какая она, – спросил старина Бейли, – смерть?
Маркиз вздохнул. А потом его губы вдруг изогнулись в кривой ухмылке, и на секунду он снова стал похож на того маркиза, которого помнил старина Бейли.
– Когда доживешь до своей, сам узнаешь.
Старина Бейли разочарованно поморщился.
– Мерзавец. После всего, что я сделал, чтобы вернуть тебя оттуда, откуда не возвращаются… Гм… Как правило не возвращаются.
Маркиз Карабас посмотрел на старика, и его белки ярко сверкнули в лунном свете.
– Хочешь знать, каково это, быть мертвым? – прошептал он. – Холодно, друг мой. Темно и холодно.
* * *Дверь покачала в руке цепочку. Висевший на ней ключ поблескивал в свете горна красным и оранжевым. Она улыбнулась.
– Отличная работа, Хэммерсмит.
– Спасибо, леди.
Девушка надела цепочку на шею и спрятала ключ под одежду.
– Чем я могу тебе отплатить?
Кузнец смутился.
– Я бы не хотел злоупотреблять вашей добротой… – пробормотал он.
Дверь скорчила рожицу – мол, да ладно тебе. Кузнец нагнулся и вытащил из-под груды инструментов черный ящичек размером с толстый словарь. Он был сделан из темного дерева, инкрустированного жемчугом и слоновой костью.
Кузнец повертел ящик в руках.
– Эта шкатулка с секретом, – объяснил он. – Ею со мной расплатились за одну работу много лет назад. Но я никак не могу ее открыть.
Дверь взяла шкатулку и провела пальцами по гладкой поверхности.
– Неудивительно. Механизм заржавел. Его заклинило намертво.
Хэммерсмит сник.
– Значит, я никогда не узнаю, что внутри.
В глазах Двери сверкнули лукавые искорки. Она еще раз ощупала шкатулку. С одной стороны торчал небольшой штырек. Дверь нажала на него и повернула. Раздался щелчок, и сбоку открылась дверца.
– На, держи, – сказала Дверь.
– Спасибо, леди, – прошептал Хэммерсмит, взял у нее шкатулку и открыл дверцу. За ней был ящичек. Кузнец осторожно выдвинул его… В ящичке сидела небольшая жаба и тихо поквакивала, равнодушно глядя вокруг медно-желтыми глазками. На лице Хэммерсмита отразилось разочарование.
– А я-то думал, там будут алмазы и жемчуга, – протянул он.
Дверь погладила жабу по головке.
– У нее хорошие глазки, – сказала девушка. – Не отдавай ее никому, Хэммерсмит. Она принесет тебе удачу. Еще раз спасибо. Не сомневаюсь, что ты умеешь хранить тайны.
– Я умею хранить тайны, леди, – важно ответил кузнец.
* * *Они сидели на стене и молчали. Старина Бейли осторожно спустил на землю коляску.
– Где рынок? – спросил маркиз.
– Там, – старик махнул в сторону крейсера.
– Меня ждет Дверь.
– Ты не в том состоянии, чтобы куда-нибудь идти.
Маркиз мучительно закашлялся. Старина Бейли подумал, что в легких маркиза, должно быть, еще немало воды.
– Я сегодня проделал длинный путь, – прошептал маркиз. – Осилю и еще немного.
Он поглядел на свои руки, осторожно пошевелил пальцами, словно проверяя, будут они его слушаться или нет. А потом развернулся и стал неловко сползать со стены. На полпути он проговорил хрипло и как будто с досадой:
– Знаешь, старина Бейли, кажется, я теперь твой должник.
