пойдет на то, чтобы принять чужого ребенка. Я готов. Павел – нет. Он молод и этого не примет, а ты поведешься на его ухаживания и окажешься в любовницах, к которым приезжают чтобы напряжение сбросить. Такой судьбы ты хочешь? Всю жизнь на птичьих правах называться его?
– Вам пора.
– Я не хотел обидеть, – вздохнул, откидываясь на спинку стула. – Просто сейчас говорю, что тебя ждет, если ты не откроешь глаза и не поумнеешь. Соглашайся и мы распишемся без шума и огласки. Ко мне переедешь, я тебя окружу заботой, наверняка забыла уже каково это, когда не одна все на своих плечах тащишь, а мужик за тебя решает. В деньгах не будет нужды. На работу можешь не возвращаться даже. Подумай Ира. Ты ведь понимаешь, такими предложениями я не разбрасываюсь. Ответ мне нужен завтра. Если согласишься, обещаю, не пожалеешь. А если откажешь…
Замолчал, а я тяжело дышала и смотрела на Иваныча, понимая, что вот он, момент, которого боялась.
– Тогда и дальше все самой придется. И ладно, если с работой все нормально, а если штат сократят? – не зря говорят, гораздо важнее не то, что человек говорит, а то, о чем умалчивает. – Я не буду дважды спрашивать. Приеду завтра, и ты мне ответишь.
Поднялся, и я тоже. Ноги одеревенели, и я проводила гостя в прихожую стараясь как можно скорее избавиться от него.
Открыла дверь, толкнула ту, гася раздражение, когда Иваныч наклонился ко мне и запечатлел на моей щеке влажный поцелуй, оставивший приторный запах какого-то тошнотворного мужского одеколона на коже.
– До встречи, Ириш.
Стиснула зубы, отвела взгляд, натыкаясь им на офигевшего Суворова, который только собрался постучать. Всё вовремя твою мать!
Иваныч тоже заметил гостя и нахмурился, но тут же протянул ему руку, здороваясь, и мне кивнул.
– Увидимся завтра, – и было в его голосе столько патоки, будто я ему отсосать завтра обещала, сволочь наглая. – Павел.
Попрощавшись, Иваныч шагнул к лифту, и в прихожей повисла гнетущая тишина. Отступила, приглашая Суворова войти, и тот напряженно переступил порог, занося огромный пакет из детского мира.
– Не хотел помешать, – отрезал с ноткой издевки, и я, психанув швырнула ключи от квартиры на полочку в прихожей и выругалась, разворачиваясь и залетая в ванную.
– Идите вы все в жопу!
Дочь не дала мне долго пробыть в ванной. Раскричалась и мне пришлось торопливо смывать с лица пену, которой смывала этот ненавистный прощальный поцелуй.
Выскочила из санузла и кинулась в гостиную, где копошилась Карина.
– Иди ко мне солнышко, – взяла малышку на руки, чувствуя, что все невзгоды отходят на задний план. Главное, она у меня есть – живая и здоровая. А остальное просто временные трудности. Слезы выступили на глазах, и я часто заморгала. – Кто тут у нас намочил трусики? Маленькая разбойница?
Карина в ответ на мой шутливый тон начала смачно пускать пузыри и надувать щечки. Я подцепила с гладильной доски, которую уже не помню, когда убирала в шкаф в последний раз, она постоянно стояла за диваном, потому что приходилось часто гладить, маленькие трусики и уложив дочь на пеленку стянула с нее мокрую вещь. Суворов был рядом, чувствовала это, но не оборачивалась. Игнорировала.
Протерла Каришу салфетками и надела чистые трусики, беря довольную малышку на руки.
– Ну вот ты снова красавица! – безотчетно поцеловала сладкую малышку в височек, вдыхая неповторимый аромат маленького ребенка и повернулась к Пашке. Тот замер, не отрывая взгляда от нас и даже слегка смутился, когда понял, что я заметила. Его глаза скользнули с моего лица на личико Карины и Суворов сглотнул. – А теперь познакомься со своим папой, Кариш. Помнишь, я тебе о нем рассказывала?
Пашка снова глянул на меня, а я ухватила ребенка удобнее, потому что она завозилась в моих руках будто собралась спрыгнуть с них и побежать к Пашке. Шагнула к Суворову почти вплотную, Карина завозилась еще активнее. Паша взволнованно на меня посмотрел.
– Она обычно побаивается чужих, – заговорила смущенно. – Но тебя наверно приняла за Марка. Он иногда с ней водился и наверно она запомнила. Вы похожи.
Глупый получился монолог. Паша молча протянул руку, и я вложила ему дочь, которая тут же успокоилась в его объятиях и ошалело затихла. Маленькие бусинки-глазки расширились, и Карина в упор уставилась на Суворова, который даже дышать боялся рядом с ней.
Карие глаза Паши потеплели, он изучающе оглядывал дочь, отмечая рыжие кудряшки на макушке Карины, и прозрачные голубые глаза с длиннющими ресницами как у куклы. На пухлых щечках появились ямочки, когда Карина улыбнулась папе, видимо признавая его за своего. Паша прокашлялся.
– Хочешь чай или кофе? – спросила негромко, и Суворов кивнул.
– Кофе.
– Идем на кухню, Каришу тоже надо покормить…
Направилась к двери, и Суворов пошел следом, аккуратно будто хрустальную придерживая малышку.
– Клади ее вот сюда, – указала на стульчик для кормления с откинутой спинкой. Садить малышку пока рано, но она могла уже удобно полулежать на сиденье.
Паша с легкой паникой на меня посмотрел, и я забрала у него дочь и уложила ее, подкатывая стульчик к столу.
– Присмотришь? – спросила, и Суворов кивнул.
– Там в пакете игрушки. Не знал, что ей понравится, поэтому…
– Решил скупить весь детский мир? – внесла в кухню пакет, а потом спохватилась что собиралась кофе налить и достала чашки.
Себе налила чай, Суворову поставила кружку с ароматным черным кофе и даже у самой слюнки потекли, но пока кормлю я побаивалась его пить. Достала из шкафа баночку яблочного пюре и оранжевую ложечку и вручила Паше.
– По половине ложечки ей давай, если больше она все это выплюнет. Я пока протру игрушки, которые ты принес, водкой, чтобы обеззаразить.
Паша кивнул, открыл пюрешку с характерным хлопком и, предварительно перемешав коричневую смесь, подцепил немного и поднес ложечку к ротику Карины. Та, почувствовав вкус любимого лакомства, засучила ручками и ножками, а Суворов безотчетно улыбнулся, не отрывая взгляда от дочери.
А я не отрывала глаз от него, в который раз засматриваясь на его широкие плечи и такую крохотную ложечку в сильных мужских руках. Он выглядел неотразимо, и я сто раз пожалела, что оделась так просто, потому что рядом с ним выглядела замухрышкой. Его белая футболка и голубые джинсы так хорошо сидели по фигуре, что было сложно не думать о том какой он сильный и огромный, и как наверно тепло в его объятиях. Ира, очнись!
Достала из холодильника бутылку и принесла из ванной ватные диски. Паша купил пять(боже мой!) музыкальных игрушек, а это значит скоро я сойду с ума от этих бесконечных мелодий, знаем – проходили. Я уже попрятала все надоедливые пиликалки в шкаф, оставив лишь одну, которая потише. Да Карина их любила, но как они действовали на нервы, ей богу!
Убрала