Он подошел к люку и высунул голову, высматривая хозяина баржи. В предрассветном небе еще мерцало несколько звезд, и он глядел на них, испытывая смешанные чувства. Подумать только, в какой-то момент он решил, что может исправить свою жизнь, обладая этой женщиной! Ему хотелось крикнуть себе: «Простофиля! Безмозглый дурак, вообразивший, что может управлять обстоятельствами!»
А ведь, если бы он не послушался Джонатана, остался в Англии, всего этого не было бы. Он мирно спал бы в Дорсете на своей пуховой постели, а Арктурус сидел бы на жердочке около него. Но мысль о постели – любой постели, неважно где – заставляла его видеть рядом Фрэнсис и снова будила в нем вожделение.
Тактичность, будь она проклята! Если бы он действительно был бестактен, он рассказал бы ей то, что ему известно об имении Морли. Это имение было продано и больше не принадлежало ей, как она предполагала. Однако, желая пощадить ее чувства, он не сказал ни слова. Он держал свой рот на замке, чтобы не огорчать ее без крайней необходимости.
Чарльз бормотал себе под нос, проклиная несправедливость такого обвинения. Если бы он был лишен такта, он потребовал бы, чтобы она снова легла с ним! Он мог овладеть ею еще раз, потому что вожделение, которое сжигало его тогда, сжигает и теперь. Однако он берег ее, заботился о ней, а она обвинила его в бестактности!
Чарльз раздобыл у хозяина баржи хлеб и молоко, не переставая проклинать судьбу, которая обрекает его на подчинение женщине – сначала в фургоне, потом в монастыре, теперь на этой проклятой барже, пропахшей гнилой рыбой. И самое досадное – их стычки ни на йоту не уменьшали его вожделения. Напротив, он жаждал ее все больше.
Чарльз снова вспомнил, как испытал чувство полного эмоционального слияния с нею, – и снова испугался. Он не любил думать о чувствах, особенно в том аспекте, который обожают обсуждать женщины. Он испытал все это с Инес и знал, к чему это ведет. Удивительная вещь, именуемая любовью, разрушила его разум и погубила его лучшего друга.
Что касается эмоций, тут лучше держаться на некотором расстоянии друг от друга. Фрэнсис должна бы понимать это после ее печального опыта с Антуаном. Ну ничего, он ей все спокойно объяснит, и она согласится с ним. Их брак будет построен на разумных условиях. Он обеспечит ей безопасность, а она будет удовлетворять его физические потребности. Главное, чтобы Фрэнсис никогда больше не вызывала в нем бурю чувств, как она делала это до сих пор, заставляя его терять голову, утрачивать собственную личность. Если она примет его условия, они смогут вести удобную жизнь рядом друг с другом. Это будет прекрасная сделка…
Только вот непонятно, что делать с невозможным, импульсивным характером Фрэнсис, с тем волшебством, которое, как она уверяла, он пробудил в ней. Как все это можно совместить?
Пропади все пропадом! Чарльз сердито затряс головой, чтобы отогнать эти мысли. Сейчас ему предстоит куда более серьезное дело: через считанные часы испанцы и сэр Хэмфри возобновят погоню за Фрэнсис, и он должен будет защищать ее.
Впервые Чарльз осознал мудрость своего брата, который послал его с этим поручением. Допуская, что могут возникнуть трудности, Джонатан подобрал человека сильного, способного активно действовать.
Но Джонатан не предполагал, что на улицах Парижа вот-вот вспыхнет война между соперничающими силами и они окажутся в ее гуще. Если их не убьют, они должны будут передать все полученные сведения в Англию, королеве Елизавете. А если убьют?..
«Нет, этого нельзя допустить, – подумал Чарльз. – Ведь испанское вторжение в Англию неизбежно – это чувствуется в воздухе столь же явственно, как гнилой ветер, дующий с Сены».
21
Предсказание Фрэнсис о неминуемом сражении осуществилось. К пяти часам утра на улицах Парижа раздавались шаги сотен ног в сопровождении дудок и барабанного боя. Это в город входила гвардия короля Генриха – король решил предупредить готовящийся государственный переворот. Появилась надежда, что он все же не даст герцогу Гизу и поддерживающим его испанцам захватить свою столицу.
В половине седьмого Чарльз сказал Фрэнсис, что им пора уходить отсюда. Она боялась, что он снова заговорит об их будущей совместной жизни. Но Чарльз ничего не добавил, и Фрэнсис поняла, что он воспринимает происшедшее между ними совсем не так, как она. Очевидно, он не придает серьезного значения их близости, а может быть, и вовсе перестал что-либо чувствовать к ней… Неужели она переоценила его теплоту, скрывающуюся за холодной внешностью, и надеялась на слишком многое?
Эти вопросы раздражали: у нее не было ответов на них. Выйдя вслед за Чарльзом на палубу, закутанная в черную накидку, которую он купил у жены хозяина баржи, Фрэнсис приказала себе выбросить все это из головы. Вот только досадно было, что она обнажила перед ним свои чувства, сказала ему про волшебство, которое испытала…
А ведь она прекрасно знала, что именно так и бывает с мужчинами: добившись своего, они моментально охладевают.
Что ж, она получила очередной урок. Теперь, по крайней мере, не придется больше объяснять, почему она никогда не выйдет за него замуж…
– Куда мы идем? – спросила Фрэнсис, когда Чарльз помог ей сойти на берег.
– На площадь Мобер. Ведь, кажется, именно там ты должна встретиться с той женщиной? – Он крепко держал ее за руку, словно боялся, что она внезапно исчезнет.
Фрэнсис молча кивнула и, хотя ей казалось, что они отправляются туда слишком рано, не стала возражать.
Над городом вставало солнце, Фрэнсис рассматривала дома и лавки на тихих узких улицах. Ставни, которые обычно снимали, когда небо светлело, сейчас были плотно закрыты. Не ощущалось и привычного запаха выпекаемого хлеба. Двери в домах, которые она в лучшие времена посещала, были заперты – очевидно, их жители затаились в ожидании грядущих событий. Когда в Париж вступали солдаты, люди боялись, что на улицах начнется насилие.
Когда они свернули на улицу Сен-Жак, где находился бывший дом дяди, Фрэнсис испугалась, что ее охватит ностальгия по прошлому. То, что она увидела, заставило ее резко остановиться. Чарльз тоже застыл на месте.
В дальнем конце улицы группа людей молча возводила баррикаду. Перевернутая мебель, тележки, повозки закрывали проход на площадь Мобер. Но главным материалом для баррикады служили огромные бочки, которые выкатывали на середину улицы и ставили на днища. Фрэнсис поняла, что это надежное прикрытие возводят сторонники герцога Гиза. Если все ближайшие улицы будут забаррикадированы, солдаты короля, находящиеся на площади, окажутся отрезанными от города и не смогут даже атаковать.