Между тем солдатам на площади явно надоело бездействовать. Некоторые громко спорили между собой, другие подходили к баррикадам и переругивались с разношерстной толпой сторонников герцога. Монахи, студенты, моряки, грузчики отвечали им бранью. Напряжение по обе стороны баррикады возросло настолько, что казалось, вот-вот грянет гроза. В груди Чарльза тоже нарастало напряжение. Сторонники герцога прекрасно знали, что солдаты короля получили приказ не начинать сражение. Но чем ответят солдаты, если в них будут швырять камни?
К двум часам Чарльз понял, что он не может придумать, как в этих обстоятельствах встретиться с женщиной, которая должна принести донесение. Лучше всего было бы, конечно, пойти на площадь вместо Фрэнсис, но он был уверен, что она этого не допустит. К тому же ведь та женщина не знает его.
Со своей позиции у окна он поглядывал на Фрэнсис и нетерпеливо хмурился, надеясь, что она все-таки решит наконец обсудить с ним план действий. Но Фрэнсис сидела за столом и молча листала молитвенник. Выглядела она страшно усталой, но сосредоточенной и собранной, однако, судя по всему, не собиралась делиться с ним своими планами.
Черт бы побрал ее упрямство!
В конце концов Чарльз не выдержал.
– У меня есть кое-какие соображения насчет того, как нам действовать, – сухо заметил он.
– Вот как?
Она приподняла брови, словно ставя под вопрос его право иметь какие-то соображения вообще, не говоря уже о том, что касается их действий. Чарльз скрипнул зубами, но решил не обращать внимания на ее иронию.
– Вот что мы должны делать. Я выйду на площадь и буду ждать женщину с сообщением, а ты останешься здесь. Мне не грозит никакая опасность среди этих мужчин, а тебе она грозит.
Фрэнсис словно бы не слышала его.
– Смотри, – показала она в сторону одной из баррикад. – Там монах принес солдатам воду.
Чарльз посмотрел в ту сторону и увидел монаха в коричневой сутане с капюшоном, который карабкался на баррикаду с двумя ведрами в руках. Ему никто не препятствовал – очевидно, из уважения к сану. Монах осторожно спустился с баррикады и предложил воду оживившимся солдатам. Те тут же столпились вокруг, зачерпывая воду черпаками и кружками, даже не глядя на того, кто принес им воду.
– Святой отец проявил христианское милосердие, – заметил Чарльз и продолжил: – Так вот, твоя роль будет заключаться в следующем. Ты встанешь у окна и, как только я покажу на тебя той женщине, помашешь рукой. Она узнает тебя, и я…
– Она-то меня узнает, – перебила его Фрэнсис. – Но я не представляю, как ты узнаешь ее. – Ну, во-первых, ты опишешь мне, как она выглядит. – Чарльз решил не выходить из себя ни при каких обстоятельствах. – А во-вторых, она будет единственной женщиной на площади. Надо быть слепым, чтобы не заметить ее. После того как она передаст мне донесение, мы с тобой оба вернемся на баржу, но порознь, чтобы нас было труднее выследить. Затем мы заберем Ориану и выберемся из Парижа. До сих пор не обнаружилось никаких следов сэра Хэмфри, так что опасаться нам особенно нечего. Я надеюсь, что он сейчас очень занят, поскольку испанцы вместе со сторонниками Гиза собираются захватить Париж. А что касается твоей посланницы, о ее безопасности можно не беспокоиться, – продолжал он, глядя в окно. – Ты ведь сама сказала, что она шлюха. Мужчины будут рады поглазеть на нее и уж никак не заподозрят, зачем она пришла туда. После нашего ухода она сможет заняться своим ремеслом и заработать пару-другую монет.
Чарльз засмеялся собственной шутке и обернулся, чтобы посмотреть, как отнеслась к ней Фрэнсис. Но смешок застрял у него в горле, когда он обнаружил, что разговаривает с пустотой.
Дверь комнаты была распахнута, Фрэнсис исчезла.
22
Фрэнсис стремительно сбежала по черной лестнице, ведущей к кухне, и спряталась за полку с посудой. Она с трудом сдерживала нетерпение, поскольку была совершенно уверена, что монах, раздающий воду солдатам, – не мужчина!
Когда Чарльз ворвался на кухню, там никого не было, кроме мальчика, склонившегося над корытом с мыльной водой. Он поднял голову от кастрюли, которую отскребывал, и встревоженно посмотрел на барона.
– Ты не видел мадемуазель Фрэнсис? – нетерпеливо спросил Чарльз.
– Нет, месье…
Выругавшись, Чарльз помчался дальше, а Фрэнсис осторожно выскользнула из-за полки.
– Жан-Клод, мне нужна монашеская одежда! Ты можешь мне в этом помочь? Какая-нибудь поношенная, никому не нужная, но обязательно с капюшоном.
– Мы можем поискать в гардеробной. – Жан-Клод явно был доволен предлогом оторваться от кастрюль и повел ее в соседнее помещение. – Там на площади уже стреляют?
– Нет, не стреляют, и молись, чтобы не начали, – сказала Фрэнсис, роясь в старых одеждах. – Нет ничего героического в том, чтобы случайно погибнуть под пулями. Ага, вот как раз то, что мне надо!
Через несколько минут Фрэнсис стояла в дверях кухни, облаченная в старую сутану с порванным подолом. Капюшон она низко опустила на глаза, так что лица почти не было видно.
– Я сойду за монаха? – спросила она у парнишки.
– Думаю, что сойдете, если никто не будет особенно приглядываться. А куда вы собираетесь идти в таком виде?
Фрэнсис вкратце объяснила ему свой план, и глаза Жан-Клода загорелись восторгом.
– Я помогу вам! Я буду ждать вас у маленькой двери, выходящей на площадь, и наливать воду вам в ведра, когда они опустеют. Вы можете рассчитывать на меня.
Он весь сиял от сознания того, что будет играть такую важную роль в этом опасном деле.
– Очень хорошо. Я постучу, когда будет нужно.
Фрэнсис ласково потрепала мальчика по волосам, и они вместе побежали к колодцу.
Никогда в жизни Чарльзу не хотелось задушить женщину, но сейчас был именно такой случай. И неважно, какая причина побудила Фрэнсис убежать от него.
Он не обнаружил ее в просторной чистой кухне, в которой теперь, когда кончилась трапеза, никого не было, кроме мальчишки, моющего посуду. Не нашел он ее и в пустом большом зале, где обедали монахини. Каблуки его сапог стучали по каменному полу, он ускорял шаг, потом побежал и заглянул в часовню, где молились монахини. Но Фрэнсис и там не оказалось.
Чарльза охватило мрачное предчувствие, когда он обнаружил дверь, ведущую на площадь. Рядом находилось окно, и площадь была хорошо видна. Он заметил де Крильона, разгоряченного и встревоженного, метавшегося верхом на коне среди своих солдат, пытаясь успокоить их и повторяя приказ сохранять присутствие духа. Оказываясь поблизости от баррикад, он урезонивал мятежную толпу, уговаривал горожан не задевать его солдат. Монах все еще наливал солдатам воду. К нему присоединился другой монах, который тоже перелез через баррикаду с двумя полными ведрами.
