Весна 1923 года застает Амундсена опять в Уэнрайте за лихорадочной работой по подготовке к полету. Судьба попрежнему немилостива к неутомимому исследователю, не желающему сдаваться без борьбы и проводящему на севере уже четвертую зиму. В мае аэроплан был готов к старту. Однако при первом же пробном полете, когда летчик Омдаль стал садиться на лед, у машины лопнула левая лыжа. Починить ее не было никаких средств и вообще игра не стоила свеч, потому что обнаружились неправильности в самой конструкции аппарата. Правда, Амундсен привез с собой поплавки для аэроплана, и лыжи можно было бы заменить, но тогда исключалась всякая возможность спуска на льды, а, стало быть, и под'ема с них.
Итак, пять лет прожито, хотя и не безрезультатно, но к решению главной задачи, теперь еще более усложненной, даже не приступлено. Есть от чего притти в отчаяние, но отчаянию нет места в сердце Амундсена. Он решает остаться в Уэнрайте и послать Омдаля в Сиэтл за новым шасси. А путь неблизкий, средства сообщения самые примитивные. До ближайшей телеграфной станции 600 километров. Все это. конечно, не останавливает Амундсена – лишняя непредвиденная задержка, новое препятствие, но оно будет преодолено.
Тем временем в Норвегии, до которой в апреле 1923 года дошла весть о том. что Амундсен в июне намеревается совершить трансполярный перелет, принимались меры для оказания помощи отважному исследователю. Морское ведомство направило на Шпицберген вспомогательную экспедицию в составе трех самолетов под командой Лейфа Дитриксона, впоследствии участника обеих славных воздушных экспедиций Амундсена и его спутника в трагическом полете на спасение Нобиле в 1928 году. Норвежские аэропланы совершили ряд полетов у кромки льдов в ожидании прилета Амундсена, но никто не появлялся.
Наконец, в Европе было получено следующее сообщение из Модхейма: «Пробный полет был предпринят 11 мая. Результат очень неудовлетворительный. Сожалею, что мне приходится отказаться от полета».
Это известие было встречено в Норвегии очень недоброжелательно. Амундсен предвидел, что к его планам отнесутся с подозрением и что общественное мнение обвинит его в нерешительности. Поэтому сейчас же после аварии самолета он составил об этом акт, засвидетельствованный одним из трех европейцев, живших в Уэнрайте. Такая предосторожность оказалась не лишней.
Ближайший соратник Амундсена, научный сотрудник экспедиции «Мод» X. Свердруп в своем послесловии к полному посмертному собранию сочинений Амундсена рассказывает о всех переживаниях, огорчениях и разочарованиях, которые достались на долю Амундсена.
«Деньги играли ничтожную роль для Амундсена, – пишет он, – они были необходимыми средствами, без всякой внутренней ценности. Многие из его экономических затруднений об'яснялись, конечно, тем, что он не питал интереса и вкуса к подробностям денежных вопросов».
Победа не давалась Амундсену даром. Но платой за них, по мнению Свердрупа, были не деньги (хотя Амундсен из богатого человека превратился в банкрота), не многие годы жизни, проведенные в борьбе со стихиями в Арктике или Антарктике, не трата физических сил и энергии. Все это Амундсен считал вполне естественной ставкой в своей борьбе. Нет, за свои победы он заплатил утратой «светлой веры» в людей. Когда он вырабатывал какой-нибудь отважный план, ему приходилось вымаливать денежные средства, как нищему, встречая повсюду или холодный отказ, или презрительное пожимание плечами. Но когда он возвращался из своих экспедиций победителем, на него изливались почести и деньги, и люди считали особой честью показаться в его обществе.
Пишущий эти строки был свидетелем одного из триумфов Амундсена. Торжественная встреча. Весь город во флагах. Разукрашенная почетная пристань, к которой пристал герой со своими спутниками. Триумфальный в'езд в город среди многотысячных толп. Ликующие крики. Гром пушек с крепости, салюты норвежских и иностранных военных судов. Вечером «факельцуг», музыка, восторженные восклицания… Но прошло несколько дней и все забыто…
Узнав об аварии амундсеновского самолета, многие в Норвегии пересмеивались: Амундсен и Омдаль нарочно сломали аэроплан, они и не думали серьезно о трансполярном полете, они боялись, не посмели лететь. Теперь они сами рады такому исходу дела…
Таково было положение вещей в Норвегии, когда Амундсен решил послать Омдаля в Сиэтл. Но в это время в Уэнрайте было получено сообщение от некоего Хаммера, рекомендованного Амундсену норвежским консулом в Сиэтле, что у него есть для Амундсена три новых самолета. Амундсен немедленно выехал в Сиэтл.
Здесь начинается мрачнейшая и труднейшая полоса жизни Амундсена, испортившая ему много крови и сильно подточившая его здоровье.
При встрече с Хаммером Амундсен узнал, что тот побывал в Берлине и на свою ответственность заказал там для Амундсена новый Юнкерс улучшенного типа. Амундсен был невероятно растроган такой заботливостью совершенно незнакомого ему человека и сразу же отнесся к нему с необычайным доверием. Заказ обыкновенного аэроплана Амундсена не устраивал. Попытки, произведенные в Уэнрайте, а также радиограмма с «Мод» о трех неудачных полетах Одда Даля и Вистинга на самолете Кэртиса, привели Амундсена к выводу, что для полетов в Арктике годится только гидроаэроплан, вернее, два гидроаэроплана специальной конструкции для посадки и под'ема с моря, со снежной или ледяной поверхности. Но где взять денег для приобретения таких машин?
Тут Хаммер изложил перед изумленным Амундсеном гениальный план: денежные средства можно собрать путем продажи специальных открытых писем, отпечатанных на тончайшей бумаге, и «полярных» марок, которые должно выпустить норвежское правительство. Амундсен возьмет в свой полет эти открытки с наклеенными на них марками, и потом всякий в Америке или Европе заплатит сумасшедшие деньги за марку с почтовым штемпелем: «Северный полюс»! Амундсен поверил в этот гениальный план, зная, что на свете есть много любителей, собирающих марки, и коллекционеров, охотно покупающих редкие вещи.
И вот, выдав Хаммеру полную доверенность на ведение всех дел от имени Амундсена и на заключение за его счет всяких сделок, Амундсен выехал в Европу. Действительно, норвежское почтовое ведомство согласилось выпустить особую «полярную» марку. Продажа таких марок должна была дать крупный доход, так как до того времени Норвегия никаких спекулятивных марок не выпускала. А тут количество «полярных» марок было ограничено и продавались они в Норвегии только в течение одного дня. Конечно, эти марки немедленно вызвали у филателистов большой интерес и приобрели значительную ценность. Вскоре у Хаммера набралось около десятка тысяч долларов.[11]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
