— Я не пытаюсь сделать тебе комплимент! Я думал, что сойду с ума, думая о том, что ты в Калифорнии. Я поклялся себе, что не буду тревожить тебя, когда ты вернешься, я собирался принять твой выбор. Но вот ты приехала ко мне домой. Ты здесь. Я не знаю, что с этим делать.
— Я просто не хочу скучать по тебе больше, — сказала я, не зная, что еще сказать, — это так эгоистично, я знаю. Я не должна быть здесь.
Я выдохнула весь воздух из легких и спустилась на пассажирском сидении, насколько смогла. Зная, что правда заставила меня чувствовать себя слишком уязвимой. Это был первый раз, когда я призналась в этом самой себе.
— Что ты, черт побери, имеешь ввиду?
— Я не знаю, — соврала я.
— Тебе никогда не хотелось того, что, как ты знал, тебе не должно принадлежать? Что это неправильно на каждом уровне, но ты понимаешь, что оно тебе нужно? Мне нравился уровень, на котором мы находились, Трент! И тогда ты. мы не можем все вернуть обратно.
— Да, ладно, Ками. Я не совсем понимаю, к чему ты ведешь.
— Я знаю, что была эгоистичной по отношению к тебе. Не кто-то другой, а я, серьезно. Я до сих пор скучаю, потому что было предпочтительнее быть с тобой под ложными предлогами, чем вообще потерять тебя, — сказала я, вытирая нос. Я открыла дверь, потушила сигарету, а затем выбросила окурок.
— Мне очень жаль. То, что я сделала… так хреново. Я поеду.
Я начала выходить, но Трентон схватил меня за руку.
— Ками, остановись. Ты сейчас делаешь все бессмысленным. Ты приехала сюда. Теперь ты уезжаешь. Что бы там ни было… то, о чем идет речь… что бы ты сделала?
Я хмыкнула один раз, но это прозвучало, как всхлип.
— Я оставила тебя в аэропорту. А потом провела следующие два дня, жалея, что не остановилась.
Искра счастья засветилась в его глазах.
— Тогда давай…
— Но есть кое-что большее, Трентон. Мне хотелось бы сказать тебе, все как есть, но я не могу.
— Тебе не нужно говорить мне что-либо. Если тебе нужно сказать, мол, я в порядке, а остальное тебе знать не следует, я справлюсь с этим. Я выдержу, — сказал он, тряся головой.
— Ты можешь не говорить. Ты не…
— Я знаю, есть что-то, что ты хочешь сказать мне, но не можешь. Если это проявится позже, не важно, что это, я выберу тот вариант, в котором я могу двигаться дальше, просто не зная об этом. Оставь это мне.
— При других обстоятельствах, этого было бы достаточно.
Трентон выбросил сигарету в окно.
— Это сводит к нулю весь гребаный смысл. Ничего.
— Я не знаю. Мне очень жаль, — сказала я, сдерживая слезы.
Трентон потер лицо, разочарованный.
— Что ты хочешь от меня? Я говорю тебе, что меня это не беспокоит. Я говорю тебе, что я хочу тебя. Я не знаю, что еще сказать, чтобы тебя убедить.
— Ты должен быть один. Скажи мне заткнуться и на этом конец. Я уволюсь из Скин Дип, ты найдешь другой бар. Я не могу… ты должен быть один.
Он покачал головой.
— Я один, Ками. Я твой. Я знаю, потому что ты моя.
— Ты мне не помогаешь.
— Хорошо!
Я наблюдала за ним, умоляя его глазами. Это было такое странное чувство, надеяться на то, что кто-то разобьет тебе сердце. Когда я поняла, что он готов быть настолько же упрямым, насколько я была слабой, выключатель внутри меня переключился.
— Тогда хорошо. Я сделаю это. Я должна. Это лучше, нежели ты ненавидел бы меня потом. Это лучше, чем позволить тебе сделать что-то, что я знаю, будет неправильным.
— Я так устал от этого загадочного дерьма. Знаешь, что я думаю о правильном и неправильном? — спросил он, но, прежде чем я успела ответить, он схватил мое лицо и приблизил свои губы к моим.
Я сразу открыла рот, позволяя его языку проникнуть внутрь. Он схватил меня, касаясь везде, как будто ему было недостаточно меня, а затем он потянулся ко мне через рычаг. Сиденье медленно наклонилось назад, одновременно, Трентон перебрался через пульт одним плавным движением. Не разрывая поцелуй, он схватил мои колени и поднял их до своих ребер.
Я расположила ноги на приборной панели и подняла бедра вверх, чтобы встретить его. Он застонал мне в рот. Его шорты не скрывали его возбуждения, и он прижал свою твердость к тому месту, где я хотела, чтобы он уже был.
Его бедра двигались в одном ритме с моими, он целовал меня, затем нежно укусил за шею. Мои трусики мгновенно стали мокрыми, и, как только я скользнула пальцами к нему в шорты, его движения и его поцелуи замедлились, а потом остановились.
Мы оба тяжело дышали, смотря в глаза друг другу. Каждое окно джипа запотело.
— Что? — спросила я.
Он покачал головой, посмотрел вниз и затем засмеялся, потом поднял глаза, чтобы встретиться со мной взглядом.
— Я собираюсь возненавидеть себя позже, но я не сделаю этого в автомобиле, и, определенно, не в ворсистых тапочках.
— Так сними их, — сказала я, оставляя десяток крошечных поцелуев на его шее и плечах.
Он не то загудел, не то вздохнул.
— Я буду таким хреном, как любой другой, если не отнесусь к тебе так, как ты этого заслуживаешь.
Он наклонился к моим губам, заключая еще один сладкий поцелуй.
— Я собираюсь пойти разогреть Интерпид.
— Зачем?
— Я не хочу, чтобы ты ехала домой в этом дерьме, а Интерпид имеет передний привод. Ручки лучше. Я пригоню твой джип, прежде чем ты проснешься.
Он потянулся к ручке двери и выскочил. Забежал в дом на несколько минут, затем вновь появился, на этот раз, в кроссовках, в капюшоне и с ключами в руках. Он завел Интерпид, а затем подбежал к Смурфу, подпрыгивая и потирая руки.
— Дерьмо!
— Холодает, — сказала я, кивая.
— Я не об этом.
Он посмотрел на меня.
— Я не хочу, тебя отпускать.
Я улыбнулась, он протянул руку и провел большим пальцем по моим губам. Через несколько мгновений, мы неохотно вылезли из Смурфа и сели в его машину.
Я думала, что счастье — это лежать в постели с ТиДжеем еще несколько недель назад, а теперь я вижу, что намного лучше сидеть рядом с Трентоном в его полуразваленном джипе, в то время как он везет меня домой. Его рука была на моем колене, а довольная улыбка не покидала его лицо всю дорогу до моей квартиры.
— Ты уверен, что не хочешь войти, — спросила я, когда он припарковался.
— Нет, — сказал он, хотя явно не был доволен своим ответом. Он наклонился и поцеловал меня мягкими губами, сначала медленно, а потом мы снова начали стаскивать друг с друга одежду. Шорты Трента вздыбились, выдавая полную боевую готовность, а пальцы осторожно потянули мои волосы, но, в конце концов, он отстранился.