Два дня спустя после того, как легионеры разбили лагерь у поместья Зонара, трибун подошел к Стипию.
— Я хотел бы попросить тебя об одном одолжении.
— Ну, — милостиво позволил Стипий, не утруждая себя, впрочем, сугубой вежливостью.
Что ж, подумал трибун со вздохом, по крайней мере, сейчас он трезв.
— Будь добр, напиши для меня икону.
— Икону? Для тебя?.. — Стипий подозрительно сузил глаза. — Зачем это безбожнику понадобилось изображение святого?
— Я хочу сделать подарок Хелвис, моей жене…
— А, закоренелой еретичке!..
Жрец-целитель говорил неприязненно, но Скавр заранее заготовил некоторое количество аргументов. Ему уже доводилось играть в эту игру с видессианами. Диалог занял некоторое время, однако Стипий был вынужден признать — неохотно и угрюмо, — что настоящее произведение искусства может наставить на путь истинный даже закоренелого еретика. То есть обратить последнего к вере самого Стипия.
— Ну, и какого святого тебе изобразить?
Трибун вспомнил маленький храм в столице, куда Хелвис направилась в тот день, когда Видесс поднялся на еретиков-намдалени.
— Я не помню его имени, — начал он. Стипий поджал губы. Трибун быстро добавил: — Я знаю, что он жил в Намдалене еще до того, как Княжество было потеряно для Империи. Кажется, в Калаврии… В столице есть святыня, посвященная ему. Недалеко от порта Контоскалион.
— А… — протянул жрец, удивившись тому, что Скавр хотя бы приблизительно знает, о ком говорит. — Святой Несторий. Он изображается в виде лысого старика с раздвоенной бородой. Значит, еретики Княжества все еще поклоняются ему?.. Ну что ж, хорошо. Считай, икона твоя.
— Спасибо. — Марк выдержал паузу и решил добавить: — Услуга за услугу. Когда у меня будет свободное время, я смогу позировать для твоей картины… Как ты назвал этого святого?.. Ах да, вспомнил. Кведульф.
— Да, да, очень любезно с твоей стороны, — рассеянно промолвил Стипий. Трибун решил было, что жрец уже обдумывает, как начать работу над иконой, но когда Марк уже уходил, жрец пробормотал себе под нос: — Фос, как я страдаю от жажды…
Не в первый раз уже трибун пожалел о том, что веселый, умный и добрый Нейп предпочел профессорскую должность на отделении теоретической тавматургии Видессианской Академии превратностям полевой жизни.
* * *
Следующие дни с их заботами заставили Скавра забыть об иконе и Стипии. Поместье Зонара с его маленькой армией могло бы какое-то время продержаться против местного барона. Но Скавр отнюдь не питал иллюзий по поводу того, что они сумеют выдержать настоящий бой с ветеранами Дракса.
Легионеры рыли землю, как кроты, укрепляя поместье. Однако тревога Марка все росла. Самое лучшее — все равно ничто перед идеальным. Трибуну катастрофически не хватало людей.
За намдалени следили солдаты из дружины Зонара и видессианские кавалеристы Скавра. Каждый день они приносили известия о том, что все больше и больше намдалени собираются к югу от Аранда. Однако большого отряда латников, которого опасался трибун, пока не появлялось. Всего в двух часах езды на лошади к северу от дубовой рощицы солдаты Княжества начали строить укрепленный замок.
— Дракс занят где-то в другом месте и не хочет, чтобы мы ему мешали, — сказал Гай Филипп.
Марк, недоумевая, развел руками. Далеко не всегда поступки намдаленского мятежника казались трибуну осмысленными.
— Да нет, просто они решили занять себя хорошей работой, — заявил старший центурион. Истинный римлянин, он ценил результат, а не метод.
Трибун отвез к краю дубовой рощицы одного из пленных намдалени, освободил его и отправил послом к Драксу с предложением обменять всех пленных на Метрикия Зигабена. Прощаясь с парламентером, его командир — веснушчатый Перик Рыболовный Крючок (прозвище ему дали из-за кривого шрама на руке) — сказал уверенно:
— Все будет в порядке. Через неделю мы будем свободны. Тридцать намдалени стоят одного видессианского полководца.
В ожидании обмена пленные островитяне весело помогали легионерам. Оказавшись в плену, они, тем не менее, по-прежнему неплохо ладили с римлянами.
Когда Марк вернулся в усадьбу Зонара, его глазам предстало необычное зрелище: Стипий на четвереньках в огороде водит носом по листьям капусты и латука.
— Что ты ищешь? — спросил Скавр у жреца-целителя. — Какие же целебные травы растут на огороде?
Стипий ответил:
— Мне нужна пара жирных улиток… А, вот!..
Жрец бросил свою добычу в маленький мешочек у пояса.
— Понимаю, — засмеялся трибун. — Улитки и салат — хороший ужин. А как насчет пары яиц?
Раздраженно фыркнув, Стипий поднялся на ноги, стряхивая грязь с голубого плаща.
— Нет же, глупая башка. Улитки нужны мне, чтобы завершить последние мазки на изображении святого Нестория.
Жрец обвел знак Солнца на груди.
— Улитки?.. — переспросил Скавр недоверчиво.
— Ну ладно же. Идем, насмешник.
Всерьез считая, что Стипий валяет дурака, римлянин последовал за жрецом в палатку. Они опустились на земляной пол. Стипий зажег толстую свечу, которая наполнила маленькую палатку густым духом горящего сала. Порывшись в мешке, жрец вытащил большую устричную раковину.
— Хорошо… — пробормотал он.
Взяв одну из улиток, Стипий подержал ее над пламенем свечи. Незадачливый моллюск зашипел, из него вытекла струйка слизи. Стипий подставил раковину. Та же участь постигла и вторую улитку.
— Ну, видишь? — спросил жрец, поднося раковину к самому носу Скавра.
— М-м… Нет, — ответил трибун. Пытка, которой подверглись улитки, неожиданно подействовала на него сильнее, чем вид иных сражений.
— Сейчас поймешь.
Стипий нацедил слизь в маленькую ступку и добавил туда порошок золотой краски.
— Ты должен заплатить мне за эту работу. И не монетами Ортайяса, — предупредил он Скавра.
Затем, добавив в краску белую пудру и какую-то вязкую массу, Стипий принялся растирать смесь бронзовым пестиком.
— Ну, вот и все. Ты будешь восхищен, — заявил жрец.
Стипий взял несколько кистей из меха енотов. Одна была такой тонкой, что ее волоски сохранялись в полости гусиного пера, другая — потолще, с деревянной ручкой.
При виде иконы Марк не сдержал изумленного вздоха. Судя по наброскам, Стипий был одаренным художником. Марк знал это и раньше. Но тогда он видел всего лишь наброски…
Мягкие краски и изящные тонкие линии, аскетическое и в то же время доброе лицо святого Нестория, плавные переходы теней его голубого плаща, тонкие руки, поднятые в благословляющем жесте, — все это напомнило трибуну мозаичное изображение Фоса в Соборе столицы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
