Когда кастелян пришел к вечерней молитве, он обнаружил, что странник этот стоит чуть позади брата Иннокентия. Иннокентий обернулся, сморщился, как от сильной боли, тоска застыла в глазах.
Вечером он тихонько вошел в кабинет кастеляна, попросил бумаги и конверт. Руки у отца Иннокентия заметно дрожали, на щеках горел лихорадочный румянец. На вопрос кастеляна, уж не заболел ли он часом, бывший кагэбэшник отвечал, что наверняка скоро умрет, но это хорошо, потому что тогда он освободится и сможет рассказать правду. Это парадоксальное рассуждение поразило кастеляна. Он решил, что отец Иннокентий по старости лет расстроился умом, и, выдав несчастному конверт и бумагу, лег спать.
А ночью монахов разбудил страшный предсмертный крик старца. Когда они вбежали в келью, Иннокентий с перекошенным лицом сидел, забившись в угол постели. Конверт и пустой, нетронутый лист бумаги валялись рядом.
– Не могли бы вы проводить меня в его келью? – попросил Федор отца кастеляна.
Он не совсем хорошо знал, зачем это нужно, но надеялся найти какую-нибудь зацепочку в этой келье.
Кастелян выполнил просьбу с превеликим удовольствием и даже тактично оставил Федора Ивановича одного, дабы не мешать скорбеть об усопшем.
Едва дверь закрылась, Федор принялся шарить по углам. Это было несложно: убранство кельи отличалось скромностью. Лампадка, иконка, матрац в углу – вот, собственно, и все. За иконой ничего не было. Но под матрацем, в узкой щели между стеной и половицей, Федор нашел скомканный листок, который умирающий Качанов в последние секунды своей жизни успел туда затолкать.
Бумага была так сильно смята, что Федору едва удалось расправить ее, не порвав. Тетрадный листок сплошь покрывали мелкие неровные строчки – писавший явно торопился. Прочитав до конца, Федор Иванович понял: это именно то, что искал Вольский. Запоздавший почти на тридцать лет рапорт лейтенанта госбезопасности Андрея Качанова.
«В 1972 году, – писал Качанов, – я был направлен в город Заложное Калужской области. Объект– Прошин В. В., задача – узнать суть экспериментов, которые Прошин проводит у себя в лаборатории. По легенде я был практикантом, присланным из Калуги».
В течение 18 дней Качанов спокойно работал и даже, кажется, расположил к себе Прошина. Была пятница, и доктор пригласил капитана в гости, на чай.
«14 мая, в пятницу, я задержался в больнице для того, чтобы ассистировать Прошину при вскрытии. Объект работал спокойно, был в хорошем настроении, насвистывал. Когда я спросил его, как он относится к своей работе, Прошин сказал, что очень ее любит и иногда ему даже хочется, чтобы трупов было как можно больше, хотя и нехорошо так говорить. Он объяснил, что тела нужны ему для исследовательской работы. Я спросил, что за исследования он проводит. Тогда Прошин ответил, что это очень специфические исследования. Он стал объяснять, что является чем-то вроде Бабы Яги, повелителем потустороннего мира мертвых. Я засмеялся. Тогда В. В. пригласил меня к себе домой – не на городскую квартиру, а в дом, построенный на краю леса. Он сказал, что лаборатория находится в этом доме, в подвале, и если я не верю, то он может мне все показать на месте, чтобы я не сомневался в серьезности его слов. В. В. угостил меня обедом, а потом засмеялся и сказал, что теперь я поел пищи мертвых. Он сказал, что иногда человек, пришедший в дом Бабы Яги и отведавший пищи мертвых, может одолеть Бабу Ягу, но это не мой случай».
«Выпив чаю, – писал Качанов ниже, – я почувствовал себя плохо и хотел уйти домой. Сильно кружилась голова. Когда я хотел встать, то понял, что не могу пошевелиться. Прошин сказал, что это особый чай, и теперь я должен буду его выслушать и сделать, что он мне скажет. Прошин сказал, что заметил интерес, который я проявляю к его работе, и он, как и обещал, расскажет мне о ней и покажет свою лабораторию.
Из рассказа Прошина я понял, что он может оживлять мертвецов. Для этого только надо отнести их на поляну, находящуюся в лесу, в полутора километрах на северо-запад от его дома, и оставить там на ночь. Прошин сказал, что на поляне есть родник. С помощью воды из этого родника он и оживляет людей. Испарения родника очень ядовиты, поэтому когда Прошин идет туда, то надевает специальный защитный костюм с маской. Потом, в подвале, он показал мне этот костюм. Я отметил, что это – костюм химической защиты, входящий в общевойсковой комплект, снабженный респиратором и защитными стеклами на герметическом капюшоне.
Прошин сказал, что цель его исследований – научиться оживлять людей в лабораторных условиях и в любом месте. Пока он не добился желаемого результата.
Рассказав мне все это, Прошин снова засмеялся и сказал, что мне пора познакомиться с его опытами поближе. Кто-то взял меня за плечи. Я не видел, кто это был, так как не мог повернуть голову. За ноги меня взял другой человек. Это был мужчина, высокого роста, бритый наголо, одет в сатиновый синий халат, без обуви. Цвет лица – бледный, с желтым оттенком, глаза темные, почти черные, очень широкая радужка, белков не видно. Лоб низкий, нос широкий, с приплюснутой переносицей, губы тонкие, зубы желтые и редкие. Я заметил, что на шее, чуть выше ворота халата, кожа у него грубо сшита через край синими нитками.
Меня отнесли в подвал и посадили у стены. Подвал в доме Прошина большой, насколько я мог увидеть – около десяти метров в длину и около восьми в ширину, высота – около трех метров, освещение электрическое. В подвале находилось несколько шкафов, операционный стол, каталка, накрытая простыней, на которой, как мне показалось, лежало тело, вертикально стоящая цистерна, наполовину вкопанная в земляной пол, оборудование неизвестного мне назначения и клетка из сварных железных решеток, в которой находилось несколько человек. Точное число я не знаю, потому что в той части подвала, где стояла клетка, освещение не было включено, и в темноте я не видел, сколько именно людей там находится. Все время пребывания в подвале я чувствовал страх и тошноту, а также холод во всем теле. Могу предположить, что следствием приема пищи мертвых, как называл Прошин свой особый чай, было нервное расстройство. Мне было сложно ясно мыслить, и в голове звучали посторонние голоса. Что они говорили, я не мог разобрать. Когда голоса появлялись, начиналась легкая головная боль.
Прошин объяснил, что в подвале проводит свои исследования, а в клетке заперты люди, которых он оживил. Потом откинул простыню, закрывавшую каталку. Под простыней лежало тело мужчины среднего возраста. Насколько я мог видеть со своего места, этот мужчина был пациентом больницы и проходил курс лечения от язвы желудка. Прошин сказал, что мужчина получал в течение трех дней мертвую воду из родника, вследствие чего скончался. Прошин намеревался вернуть его к жизни в своей лаборатории. Если эксперимент в лабораторных условиях пройдет удачно, то он выпишет пациента домой и будет за ним наблюдать. Если же ничего не получится, то вернет тело в больницу, напишет заключение о смерти, а после похорон извлечет труп из могилы, оживит в лесу и будет использовать для дальнейших исследований. Прошин объяснил, что поступает так со многими пациентами. Он показал рукой на клетку в углу подвала и сказал, что все люди, которых я там вижу, прошли у него курс лечения. Прошин сказал, что, по-видимому, я направлен наблюдать за ним из милиции либо из органов госбезопасности, и, наверное, его фамилию назвал моему начальству профессор Покровский. По словам Прошина, ему пришлось убить профессора, подселив к нему в квартиру одного из оживленных пациентов. Он пояснил, что ожившие мертвецы обладают способностью умерщвлять людей, которые хотя бы некоторое время находятся с ними рядом. Смерть происходит от естественных причин и не может вызвать никаких подозрений. Прошин установил экспериментально, что у человека, рядом с которым помещен оживший труп, в течение нескольких дней снижается температура тела и кровяное давление, затем прекращается работа всех систем жизнедеятельности организма и через короткое время человек умирает.
Потом он объяснил, что оставит меня в живых. Но я никому не должен рассказывать о том, что видел и слышал. Я должен был вернуться в Москву и доложить начальству, что…»
О том, что именно Капустин должен был доложить начальству, Федору узнать не удалось: на этом месте письмо обрывалось.
* * *
Если бы от больницы, где Соня лежала, почти не дыша, обмотанная трубками и проводами, до заложновской больницы было чуточку поближе, Вольский, возможно, придушил бы Прошина на месте. Но, к счастью, пока Федор, бешено дудя, мигая фарами и подсекая проезжающие машины, несся к славному городу Заложное, у Вольского было время подумать. Выходило, что, увы, никак этого козла нельзя душить на месте. С этим козлом надо, напротив, поговорить, надо быть с ним ласковым и трепетным, потому что козел этот знает, как выручить Соню, как сделать, чтобы она порозовела, задышала и снова улыбалась во сне на плече у Вольского. Никто другой этого знать не мог. Потом, когда Прошин все расскажет, когда Соня снова задышит, оживет и улыбнется, Вольский зажарит его на медленном огне с гречневой кашей. Как там? Царевич приходит в избушку Бабы Яги, и, отведав пищи мертвых, может победить ее? Что там делали с Бабой Ягой в сказках? Сажали на лопату? Заталкивали в печь?
