регулярно притворялась с ним.
Вот так мое достоинство растворилось в воздухе. Даже мои самые близкие друзья не знали второго, а я сказала Чейзу в ту ночь, когда встретила его? О Боже. И это было бесконечно более унизительно, учитывая, насколько опытнее он был, чем я.
— Хорошо. — Я вырвалась из его объятий, соскользнула с кровати и встала. — Если я тебе понадоблюсь, я буду дома, умирая от смущения. Скажи моим родителям, чтобы они купили хороший надгробный камень. Серый мрамор, что-то в этом роде.
— Подожди. Мы можем поговорить об этом, пожалуйста? — Он протянул руку и осторожно взял меня за руку.
Унижение кипело в моем животе, едкое и обжигающее, грозя выкипеть. Я повернулась к нему лицом, щеки горели.
— Почему я тебе вообще нравлюсь, если ты это знаешь?
— Что? — Боль промелькнула на его лице, и он нахмурился. — Ты мне нравишься по миллиону причин, и ни одна из них не связана с сексом.
— Это облегчение, — сказала я, — потому что я, кажется, несовершенен в этом отделе.
Чейз дернул меня за руку, усаживая рядом с собой. Он потер мою кожу большим пальцем, делая медленные, плавные движения.
— Ты не дефектная.
— Конечно, похоже на это. — Мой голос сорвался, и я судорожно вздохнула, пытаясь подавить всхлип, затаившийся у меня в горле. Единственное, что было бы более неловко, чем это, было бы уродливым плачем перед ним.
Он вздохнул, опуская голову на руки. Шли секунды, пока его спина двигалась вверх и вниз с длинными плавными вдохами и выдохами. Его руки опустились по бокам, когда он поднял подбородок. — Я мудак. Я не хотел тебя расстраивать. Я уже некоторое время думал о том, как поговорить с тобой об этом, потому что не хотел облажаться.
— Ты этого не сделал, — сказала я, сдерживая слезы. — Это отлично.
Как-то мне стало плохо, что ему плохо. Что только усугубляло мое общее расстройство. Во мне закружилась сложная смесь стыда, печали, сожаления и страха.
И, может быть, только может быть, маленькое облегчение.
— Джеймс. — Чейз повернулся ко мне лицом. Он взял мои руки в свои, теплые, слегка мозолистые, успокаивающие. — Я не осуждаю тебя. Обещаю.
Я посмотрела на наши руки, избегая его взгляда.
— Ты должен быть.
— Поверь мне, ты не тот, кого я осуждаю в этой ситуации.
— Я действительно хочу умереть прямо сейчас, — сказала я, качая головой и глядя на текстурированное серое одеяло. — Я не могу переоценить это достаточно. Никто этого не знает. Не могу поверить, что сказал тебе.
— Нет, я рад, что ты это сделал. Я не хочу, чтобы ты чувствовал, что тебе нужно что-то притворяться со мной. — Он наклонился ближе, убирая выбившуюся прядь волос с моего лица. — Если что-то из того, что я делаю, не работает, я бы предпочел знать. Вот почему я хотел поговорить об этом.
— Чтобы поговорить о том, как я сломлена, ты имеешь в виду?
— Ты не сломлена, — мягко сказал он. — Многие девушки не могут кончить только от проникновения. Это довольно распространено. Обычно.
Теоретически я это знал. Интернет и женские журналы говорили об этом. Но это не заставило меня чувствовать себя менее неадекватной, как будто я была несовершенной — или, по крайней мере, как некоторые части меня.
Чейз просканировал мое лицо терпеливо темными глазами, ожидая ответа.
Я не знал, что сказать, поэтому пожал плечами.
— Хорошо.
— Это может быть то, что делал другой человек. — Он поднял брови, осторожно говоря. — Или не делать… Или делать неправильно.
— Я не знаю. — Как бы мне ни нравилась идея бросить Люка под автобус, я был почти уверен, что со мной что-то не так. Я вдохнул и задержал дыхание, пока мои легкие не почувствовали, что вот-вот взорвутся. — Меня просто очень трудно вывести из себя.
— Я готов принять вызов. — Он ухмыльнулся. — Буквально.
Грустный полусмешок вырвался из глубины моего горла. Он был слишком гладким для моего же блага. Даже когда мне хотелось навсегда спрятаться под камень.
— Я имею в виду, я могу… — пробормотала я, пытаясь найти способ объяснить, не вдаваясь в неудобные детали. — Мне жаль.
Об этом трудно говорить, не привлекая к этому Люка. Люк потом дулся, если у меня не было оргазма, как будто это как-то помогло ему. Хотя тот факт, что я так часто притворялся, имел некоторые тревожные последствия. Либо Люк никогда не замечал, либо, что еще хуже, он знал, и ему было все равно.
— Все в порядке, — сказал Чейз. — Ты можешь поговорить о нем.
— Он жаловался, потому что мне помогали только определенные позиции, или я слишком долго. Иногда было легче позволить ему думать, что я это сделала. — А теперь я поделилась самыми сокровенными подробностями своих прежних отношений с Чейзом, в которые не были посвящены даже Зара и Ноэль.
Что он сделал?
Его брови сошлись вместе.
— Что за жалкое оправдание для спортсмена? Чертов мудак. — Его челюсть дернулась, и он тяжело выдохнул, качая головой. — Извиняюсь. Меня просто бесит, что с тобой так обращались.
— Не знаю, — сказала я. — Я думаю, что это проблема во мне.
Это должно было быть, когда оно было таким неуловимым и труднодоступным. Были, может быть, две вещи, которые срабатывали — иногда — и все. Даже тогда это было так же надежно, как танец дождя.
— Нисколько. — Он убрал мои волосы с лица.
Я судорожно вздохнула.
— Согласна.
— Моррисон — чертов идиот. Полная остановка. Это одиннадцатая заповедь.
На этот раз я рассмеялась по-настоящему. Он наклонился, касаясь губами моих. Напряжение в моем теле ослабло, когда я ответила на поцелуй, приоткрыв его губы. Он толкнул меня в рот, но это было нежно, нежно. Когда мы отстранились, он обхватил меня руками за талию, притягивая ближе к себе.
— Ты не средство для достижения цели, Джеймс.
Желание плакать вернулось, и я тяжело сглотнула, молча кивая.
Чейз наклонился вперед, его губы скользнули по изгибу моей шеи, что было долгожданным отвлечением.
— Кроме того, мысль о том, чтобы покончить с тобой, чертовски горяча, — пробормотал он.
— Действительно? — Мне было трудно осознать это. Секс всегда казался больше для того, чтобы доставить удовольствие парню.
— Черт, да. — Его взгляд встретился с моим, и он закусил нижнюю губу, кивая. — Знаешь, сколько раз я думал об этом?
— Без понятия.
— Много. — Глаза Чейза заплясали.
— А, так у тебя и впрямь грязный ум.
— Грязно для тебя.
Я рассмеялась и покачала головой.
Он поднял меня и отодвинул нас обоих назад, пока мы не оказались прислоненными к спинке кровати. — Можем ли мы поговорить об этом еще немного? Или
