– Что на самом деле? – спросила Лиза, отставив еще полную чашку.
– Думаете, скромный, как монах? Ошибаетесь. Его ведь каждая из сестер соблазнила и еще барышня Лихачева. Но самое забавное: по весне он собирается домой. Родители ему невесту нашли. А у них с этим строго: приказали – женись. Такой вот тихоня.
Слишком быстро затолкав ручки в рукава, Лиза вскочила, дрогнувшим голосом поблагодарила за угощение. И выбежала так стремительно, что на ходу разметался платок. Унеслась на мороз не застегнутая.
Опрокинув залпом чашечку остывшего кофе, так что организм охнуть не успел, Родион стал размышлять, что натворил. С одной стороны, несомненная польза: следствию теперь известно, куда ночью отправлялась горничная. Не далеко отправлялась, на Кирочную улицу. Но с другой – дров наломал достаточно. Влез в чужую жизнь, разбил веру в чистую любовь и замужество. Нехорошая случайность, неправильная. Только одно утешает: утаивает госпожа Волгина что-то важное, не все выложила в теплой беседе. Ловко и аккуратно увиливает. И всех так ненароком замазала, чтоб туману напустить.
Мгновенный портрет горничной пополнился еще одним штрихом: умна и скрытна, на многое способна, есть воля и сила. Что бы про нее ни говорила Эльвира Ивановна – вовсе не глупышка-красавица. Такая не будет напиваться от обиды на Маслову. Не платье ей в лицо кинет, а стулом по затылку угостит. Как бы опять чего не случилось… Вендорф точно на портупее удавит.
Родион еще поборолся с разнообразными мыслями, как вдруг нашло на него то самое настроение: сделать решительный шаг в жизни. Такой, чтоб надолго запомнился.
Нежданный визит жениха в дом, который его с нетерпением ждет, наносит непоправимый урон порядку. Прислуга мечется в панике, хозяева скидывают домашние платья и, торопясь, влезают в парадные. Ну и прочая суета. Явившись в дом купца Толбушина, как… ну, как является полиция – с большой неожиданностью, Ванзаров заявил, что ему надо срочно потолковать с Полиной Кондратьевной с глазу на глаз по важному делу.
Родители были, конечно, рады такому резкому повороту романа. Но слишком строгий, а не дрожащий вид будущего жениха, а также отсутствие завалящего букета внушали смутные опасения. Все же гостя проводили в уютную гостиную, предложили закусить-выпить и оставили в покое дожидаться избранницу.
Полина вошла скромно, поздоровалась еле слышно и села напротив, опустив глаза, как и полагается невесте, ожидающей главного события в девичьей жизни. Прямо-таки Mimosa pudica[19]. Зоркий глаз невольно подметил, что платье надето слегка криво, словно натягивали первое, что попало под руку, да и то вгоняли с усилием. Главное – успеть.
– У меня краткий разговор, надеюсь занять немного вашего времени, – церемонно сказал Родион.
Дрогнули ресницы, барышня промолчала. Но за дверями раздалось подозрительное шуршание. Вот только не хватало, чтоб родители вышли с иконой благословлять. Тогда – беда. После благословения уже никуда не денешься. Традиция святая, нарушать запрещено строжайше. Сколько юных героев так полегло. Тянуть нельзя, надо спешить. Нет времени на мягкие предисловия. И Родион ударил в лоб:
– Знаю, что вы меня не любите. И вы это знаете. Скажу больше: не испытываю к вам никаких чувств.
Полина Кондратьевна взглянула так, будто смысл не до конца проник в девичьи мозги. Родион не счел за труд повторить слово в слово. И добавил:
– Не верю, что, начав жить вместе, мы изменим отношение друг к другу. Между нами не стерпится и не слюбится. Мы слишком разные люди. Так зачем же мучить себя?
Откуда-то из недр лифа явился флакончик духов, невеста нервно побрызгалась за ушком. Мелькнула этикетка: римлянка в тоге несет арфу – те же «Помпеи». Популярный сорт у барышень.
– Это неправильно, – вдруг сказала Полина.
– Простите, не понимаю.
– Надо жениться, чтобы продолжать род. Тут чувства неважны. Так надо.
– Зачем рожать детей от нелюбимого человека? Для чего эти подвиги? Вам же не семью от голода спасать. К чему эти жертвы?
– Так надо, – упрямо повторила она.
– Нет, Полина Кондратьевна, мне не надо. И вам не надо. Хотите, нарисую наше ближайшее будущее? Женимся, переедем в свой дом, вернее – ваш, батюшка станет приучать меня к торговле льном и коноплей. С каждым днем я стану ненавидеть вас все больше, и вы заплатите той же монетой. Наша жизнь превратится в брань и склоки. Скандалы немного затихнут, когда появятся дети. Но и внуки вашего отца нас не свяжут. У каждого начнется своя жизнь. У меня заведется любовница, да и вы не останетесь в долгу. Мы будем купаться в деньгах и есть на серебре. Дети наши получат все, о чем только можно мечтать. Но не слишком ли велика цена за счастье?
Полиночка ждала продолжения с некоторым интересом:
– Как же должно быть?
– Я не пророк и не учитель, а просто чиновник сыскной полиции. К истине иду, порою петляя и спотыкаясь. Не мне вам давать советы, как жить…
– Нет, вы скажите…
– Что ж, сами пожелали. – Родион понизил голос, чтоб за дверью не подслушали: – Устройте батюшке хорошенькую истерику. Заявите, что никогда не выйдете за этого господина: ленивый, мол, и не сможет вести торговое дело. Любимой дочке нетрудно отца одурачить. Вы же им и так вертите. А маменьке скажите, что я тайный пьяница и бабник, дескать, сам признался, что у меня любовница-актриска. Лучше – три. Или что-то в этом роде. Вы же романчики криминальные читаете, сами придумать можете…
– А вы хороший сыщик? – вдруг спросила она.
Хотелось заявить, что один из лучших. Нет – самый лучший, не найти лучше в России, а в Европе и подавно. Великий – не меньше. Уж хвастануть, так от души. Только кто ж его знает дальше полицеймейстера Вендорфа и 4-го участка? Так, мелкая сошка. Нельзя обманывать барышень. И Родион ответил мужественно:
– Розыск довожу до конца.
– Вы точно знаете, что я не полюблю вас, а вы меня… никогда?
На такой опасный вопрос надо отвечать жестко и резко, как свист сабли:
– Никогда.
– Почему так уверены? Я, например, уже не так…
За дверью опасно зашевелились. Надо спасаться:
– Мы не полюбим друг друга потому, что так говорит логика. А это крепче приговора.
– Вот как? Но что же мне делать?.. Папенька так надеется…
– А уж это беру на себя, – Ванзаров решительно поднялся. – Не пройдет и двух дней, как все будут счастливы. Слово сыскной полиции. Верите?
Барышня доверчиво кивнула.
Родион протянул ей открытую и честную ладонь:
– Спасибо, что спасли нас от каторги. И останемся друзьями…
К нему потянулись пальчики, которые в этот раз немного дрогнули. Быть может, та самая искра? Быть может: лен и конопля?
Нет и нет!
Голод и жажда! Свобода и приключения!
Родион сделал немыслимое для рыцаря: пожал даме руку.
И сохраняя достоинство, бежал из невестиного дома прочь. Чтоб не пропасть в объятиях Толбушина.
Участок дождался негласного повелителя. К столу выстроилась очередь из желающих доложить. Родион милостиво принял всех и сразу. Чего мелочиться, когда только что спас две юные судьбы от вечной муки.
Чиновники проделали значительную работу. Было установлено, что мещанин Толстиков Дмитрий Иванович проживает в Литейной части столицы в доходном доме Боркина. Родился шестьдесят лет назад в семье мелкого торговца скобяными товарами. У родителей был младшим, имеет еще трех братьев и сестер. Поступил в коммерческую школу, бросил ее и подался в цирк, где прослужил десяток лет сначала ассистентом фокусника, а потом и стал выступать сам. Когда заслужил первый успех у публики, ушел из цирка. Взяв сценический псевдоним «Орсини», стал выступать по концертным залам с сольной программой. Приводов в полицию за пьяное поведение не имеет. Под судом не состоял. Заграничный паспорт не требовал, а значит, никогда не покидал границ империи. Политических взглядов, опасных для существующего строя, не высказывал. Благонадежный и законопослушный гражданин. Хоть и фокусник.
Работа была проделана большая, но для розыска совершенно бесполезная. Ничто не указывало на то, что Орсини самолично кромсал барышень и пил из них кровь. Биография охотника за вампиром это не подтверждала. Хоть бы из мясников он происходил, что ли.
А вот поиск самого влюбленного кровопийцы пока не принес результатов. Были опрошены портье множества гостиниц и меблированных комнат, но нигде не встречался бледный юноша из Одессы. Считая свой долг выполненным, чиновники присоединились к Лебедеву слушать блюзы, распеваемые в камере мистером Вагнером Лавом. Прямо не участок, а музыкальная шкатулка. Только Коля сидел на краешке стула, как на раскаленной жердочке, то и дело подпрыгивая от нетерпения. Оруженосцу хотелось в бой, колоть и рубить, но вражеских орд что-то не было видно. Его мудрый вождь пребывал в состоянии редкой беспомощности: время утекает, а надежных фактов нет. Не хватает сил у логики вытащить ниточку. Крепко застряло что-то во мраке Эреба.
