Рейтинговые книги
Читем онлайн СССР. Жизнь после смерти - Коллектив авторов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 43 44 45 46 47 48 49 50 51 ... 59

В таком случае можно ли предположить, что линия разрыва проходит не по 1991 г., а где-то около 1960-го?

А пока что внуки продолжают размышлять о еле различимом уже времени, выстраивая свою версию советского Космоса.

«“Советское” для меня – это скорее наследие, чем список феноменов. Советская повседневность и советский быт, как я теперь четко понимаю, присутствуют в нашей жизни и сегодня, но в трансформированных формах. Вместе с тем “советское” – это еще и эпоха. “Маленький мир”, частная жизнь человека в эту эпоху представляет собой особую форму взаимоотношений между индивидом и миром. Советские вещи – они другие. “Советское” – это еще и особое отношение к труду. Советский рабочий, трудящийся – особый уже по тому, как он ощущает себя. Советского Союза нет уже двадцать лет, но система отношений, которая существовала между людьми и государством, просто между людьми, продолжает существовать уже в памяти. “Маленький мир” оказался более приспособленным к жизни, чем большое, идеологическое “советское”. И даже 1 января 2012 г., через двадцать лет после формальной смерти Союза, мы все снова, как и мои родные, и родители моих однокурсников, увидим “Иронию судьбы” на экране наших телевизоров. А в ней такой знакомый советский мир…»

© Глущенко И., 2012

VII. Двадцать лет спустя, или «Второе крушение»

Татьяна Ворожейкина

«ВТОРОЕ КРУШЕНИЕ» ИЛИ ХОЖДЕНИЕ ПО КРУГУ?

Если сравнивать происходящее в настоящее время с событиями 20-25-летней давности, то, с моей точки зрения, речь идет о двух стадиях одного и того же процесса – процесса исчерпания в России государственно-центричной матрицы развития. Я использую этот термин для характеристики такого типа развития, при котором государство (власть) играет центральную роль в формировании (структурировании) экономических, политических и социальных отношений. При этом государство (власть) претендует на то, чтобы быть единственной силой, интегрирующей общество сверху, препятствуя формированию собственно социальных, горизонтальных механизмов и способов интеграции общества[156]. Такой тип государства – всепроникающего и одновременно подавляющего самостоятельное развитие общества – сложился в России в конце XV–XVI вв., и сейчас, как представляется, мы имеем дело с очередной (и хочется надеяться – последней) фазой его разложения[157]. Будучи самодостаточным, государство в России было крайне плохо приспособлено к тому, чтобы, меняясь изнутри, адаптироваться к изменениям внешних условий. Реформы в России заканчивались, как правило, или контрреформами, или всеобщим кризисом и распадом государства, как в 1917 и 1991 гг. Кризис, слом, распад оказываются единственными механизмами его преобразования.

Каждый кризис государства в России оборачивался и распадом общества. Общество оказывалось неспособным нарастить собственные «мускулы» в периоды ослабления государственного контроля, создать собственные механизмы конституирования и регулирования. Поэтому кризис, распад общества до сих пор преодолевался в российской истории лишь в результате усилий государства и при его решающем участии. Каждый раз государство вновь «собирало» и консолидировало общество сверху.

На предыдущей фазе этого процесса – к концу 1980-х годов – государственно-центричная матрица развития казалась полностью исчерпанной в России. Это выражалось в многократно описанных процессах 1960–1980-х годов, приведших к утрате государством контроля за экономическим развитием (феномен «бюрократического рынка»), к становлению системы частных патрон-клиентских отношений, вовлекавших значительную часть населения в разветвленную систему обмена товарами и услугами на личной основе, помимо формальных каналов государственного распределения, к обветшанию механизмов социального и идеологического контроля государства за обществом. Если в сталинский период государство проявляло достаточно высокую способность проникать в общество, регулировать социальные отношения и перераспределять ресурсы, то в 1960–1970-е годы разросшееся, неповоротливое и перегруженное функциями, оно все меньше было способно достигать поставленных целей и успешно осуществлять намеченные стратегии. Ключевая для данного типа взаимоотношений государства и общества проблема – управляемость общественным развитием – становилась все менее разрешимой. Это и явилось одним из факторов кризиса середины 1980-х – первой половины 1990-х годов.

В этот период государство «отступило» в экономике, в контроле за социальными отношениями, полностью ушло из идеологической и культурной сфер, освободив тем самым пространство для общественной самоорганизации. Такая самоорганизация действительно происходила и достигла пика в 1987–1989 гг. Она развивалась в рамках тогдашнего неформального движения вокруг разнообразных экологических, социальных, культурных, политических и других наболевших проблем. Этот процесс демократической мобилизации снизу оказался, однако, очень кратковременным и, как это ни печально, не смог наложить какого-либо отпечатка на ход и исход политической борьбы 1990-х. Российское общество не смогло реализовать представившийся исторический шанс, не смогло ни заполнить освободившееся от государственного контроля пространство, ни структурировать самое себя в этом пространстве.

Причины этого многообразны[158]. Две из них мне представляются наиболее важными. Во-первых, это организационная слабость, недостаточность перестроечного общественного движения. События развивались стремительно, скорость, с которой все большее число людей вовлекалось в политическую мобилизацию, уже к 1989–1990 гг. превысила возможности неформальных структур по их организации. Сами структуры также оказались подхвачены этой волной и, втягиваясь во вновь образовавшуюся политическую сферу, отдавая ей своих наиболее активных участников, неизбежно ослабляли потенциал низового гражданского действия. Последствия этого и для политической демократизации страны, и для развития гражданского общества оказались отрицательными. Быстрая политическая реформа 1991–1993 гг., осуществлявшаяся в условиях глубокого политического кризиса и распада государства, не оставила времени ни для накопления сил в гражданском обществе, ни для его структурирования. В этих условиях российские неформалы не смогли стать гражданским обществом. Следствием этого стало выхолащивание демократического потенциала как политических институтов, так и неполитической публичной сферы.

Вторым фактором, объясняющим ослабление и спад массовой общественной мобилизации конца 1980-х – начала 1990-х годов, было, на мой взгляд, нарастающее расхождение либеральной и социальной тенденций демократического движения. Отношение либералов (демократов – по тогдашней терминологии) к самоуправленческим и тем более к перераспределительным тенденциям было с самого начала настороженно-презрительным: они рассматривались в лучшем случае как сила массовой поддержки, не обладавшая собственным демократическим потенциалом. Предполагалось, что демократия является естественным продуктом рыночных отношений и возникающих на их основе массовых средних слоев. Поэтому социальные требования низов рассматривались не только как антирыночные, какими часть этих требований действительно являлась, но и как антидемократические, поскольку связанный с ними потенциал самоорганизации и общественной самодеятельности не укладывался в эту вульгарную схему. Российским либералам 1990-х годов демократия виделась в шумпетерианском образе: как свободная политическая игра и смена «элит» у власти; вопрос об изменении отношений господства и устранения их социальных корней не возникал практически ни у кого. При этом для основной массы населения, которая стала главной жертвой экономического кризиса, не сложилось сколько-нибудь эффективных политических каналов и институтов отстаивания своих прав. Именно поэтому большинство населения России с полным безразличием отнеслось к свертыванию демократических институтов в 2000-е годы – они не были для большинства каналами эффективного представительства интересов.

С 1999 г. в России началась контрреформа, суть которой – в попытке восстановления традиционной модели взаимоотношений государства и общества, механизма вертикальной интеграции последнего, расшатавшегося за полтора десятилетия кризисного развития. Резко усиливается экономический контроль государственных, и особенно псевдогосударственных, структур, за которыми реально стоит частный интерес узкой группы правящих и господствующих групп. В политической сфере происходит последовательное выхолащивание представительных институтов, возникших в конце 1980-х – начале 1990-х годов, и установление полного контроля исполнительной власти над законодательной. Механизм передачи высшей исполнительной власти полностью выведен из зоны неопределенности, связанной с демократическими выборами.

1 ... 43 44 45 46 47 48 49 50 51 ... 59
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу СССР. Жизнь после смерти - Коллектив авторов бесплатно.
Похожие на СССР. Жизнь после смерти - Коллектив авторов книги

Оставить комментарий