— Нет, Антон, — сказал он. — Отказаться ты не можешь. И никто не может. Такое время пришло — говорят, надо делать. Понял?
— Понял.
— Тогда иди. Коньяк только допей, примета плохая. Врагу оставлять…
Такси он остановил за квартал от дома. Надо было пройтись, привести мысли в порядок. Последние полчаса говорил исключительно второй голос. И от того, что он говорил, делалось по-настоящему страшно.
Антон шёл мимо седых тополей, высаженных вдоль линии домов. Куда бы он в жизни ни переезжал, всюду были тополя. Тополиная карма.
В детстве он насмотрелся передач про ядерную войну, и ему приснился сон. Почему-то летающая тарелка висела перед его домом и золотым лучом жгла тополя. Они вспыхивали ярко, как куча пуха, в которую кинули спичку. Тарелка выстрелила лучом в Антона, и он обнаружил себя висящим в абсолютной пустоте: исчезли дом, родители, красные польские обои, ковёр и тумбочка. Потом исчез и он сам, и стало ничего-ничего.
Проснувшись, он долго стоял у окна. Смотрел на кивающие кроны тополей. Оба голоса в его голове потерянно молчали.
На телефон пришла SMS от Саши. «Купила фруктов и вина, жду тебя дома. Скажешь, что позвали праздновать в лаборатории». Антон стёр сообщение, но телефон прятать не стал.
Перебрав список имён, он набрал Гришу Томина.
Гриша, конечно, обрадовался.
— Слушай, ну ты совсем охамел, — сказал он. — Я уже решил на тебя обидеться. Год не звонил, нормально?
— Гриня, ты бы знал, что это был за год…
— Всё, уже обижаюсь!
— Гриня, Гриня, бро, ну ты извини. Я чего звоню — завтра я буду пролётом у вас, в Питере.
— Да ну! Ты и в Питере! Ты что, уволился?
— У нас не увольняются. Лечу на конференцию, микробиология, скукотища. Хочу вас обнять по дороге.
— Слушай, да какие вопросы! Томка обрадуется. Я её даже разбужу, чтобы обрадовать. Давай мы тебя встретим!
— Нет, встречать не надо. И Томку будить не надо, ты чего. Блин, так рад тебя слышать.
— И я тебя. Сколько мы не виделись?
Антон закрыл глаза. Вдруг стало тяжело дышать, скомкало живот.
— Пять лет, — сказал он. И повторил тихо, как будто не веря: — Пять лет.
Наташе он ничего не сказал про успех сегодняшнего эксперимента. Рассказать, в чём суть, он не мог — подписка. А рассказывать в общем Антон не умел, мешала унаследованная от деда-академика педантичность. Поэтому знания Наты о делах комплекса ограничивались жалобами Антона на скудное финансирование и мимолётным знакомством с Зайцевым, завозившим как-то документы. Что в свете появления Саши было в немалой степени удобно.
Второй голос замечал, что Нату никогда особенно не интересовала микробиология. Учёного из неё не получилось, зато она нашла себя на ниве косметолога. В годы, когда комплекс едва оплачивал счета за электричество, это здорово помогло им и малышу. Антон был Наташе благодарен, а она, как подозревал второй голос, так и не простила ему до конца отказ от приглашения калифорнийского Института Омоложения.
Ей всегда хотелось чуть большего, чем у неё было. Это хотение наполняло кипучей энергией её миниатюрное ладное тело и уравновешивало спокойный темперамент Антона.
— Представляешь, — говорила она, не переставая щёлкать каналами телевизора, — Кирилл мне говорит, мама, на гимнастику я больше не пойду. Знаешь почему?
— Ему никогда не нравилось на гимнастике, — Антон был противником принуждения. Грустное эхо детства.
— Потому что мы не купили ему штаны «Найки». — Наташе не нужен был собеседник сегодня. Ей нужен был чуткий слушатель, способный сопереживать. — Ты понял, Шестопалов? Те жёлтые штаны, из-за которых он устраивал истерику. Оказывается, без них он не чувствует себя полноценным спортсменом.
— Я думаю, что у других ребят такие штаны. Это нормально, Ната. Социализация в обществе потребления. Давай купим ему штаны.
— Антон, воспитание, по-твоему, это «давай делать всё, что он хочет»?
— Нет. Но и не «давай отказывать ему по всякому поводу». У нас от штанов не убудет. А у Кирилла исчезнет повод отказываться от гимнастики.
Ната помолчала.
— Логично, — признала она. — Логика, Шестопалов, это твоя сильная сторона. Выкладывай деньги на штаны. И мне на курс питательных масок.
Антон удивился:
— Слушай, ты работаешь в SPA-салоне! Тебе эти маски полагаются бесплатно.
— Во-первых, не полагаются. Во-вторых, у нас это слишком дорого. В-третьих, это специальные тайские маски, предотвращающие старость.
Антон забрал пульт у Наты из рук, придвинулся к ней и запустил обе руки под её халат.
— Тебе не надо предотвращать старость, — сказал он. — Честно-честно. Ого, а у тебя под халатом ничего нет?
— Я всё жду, когда ты заметишь, — сказала Ната с прорезавшейся хрипотцой. — Пойдём в спальню, Шестопалов. От тебя так приятно пахнет алкоголем, что я готова с тобой прямо на столе.
Антон начал целовать её в шею, поднял и посадил на стол. Распахнул халат, огладил грудь, положил руку на лобок.
— Телевизор сделай громче, — прошептала Ната, целуя его ухо. — Я буду кричать.
— Завтра лечу в Питер, — сказал он ей. — На конференцию. Буду там пару дней.
Они лежали в постели, Ната щекой у него на груди. Её волосы пахли жимолостью.
— Увидишь наших, передавай приветы.
— Увижу. — Он смотрел в потолок, на покачивающиеся в уличном свете тени тополей. — Томиных увижу точно. Гриша звонил на днях, звал повидаться.
— Ну, всё понятно с твоей конференцией, Шестопалов.
— Чего?
— Да ты как Томку увидишь, забудешь свои нуклеотиды. Что я тебя, не знаю?
Леру со второго курса все звали Томка. По фамилии Гриши. Он ухаживал тогда за ней изо всех сил и через три года добился результата. У них, можно сказать, тоже не было выхода — молва поженила их задолго до того, как Лера сделал окончательный выбор в пользу надёжного и верного Грини.
— Слушай, не начинай только, — попросил Антон.
— Да я не начинаю, — Ната потёрлась о его бок. — Давно уже смирилась с тем, что ты Лерку любишь всю жизнь. Это как типа наступление зимы. Холод ненавижу, а сделать ничего не могу.
«Холод ненавижу». Сегодняшний разговор с Астафьевым. Ната, Натка, что же мне делать?
— Если я Лерку люблю, почему на тебе женился?
— А вы такие сложные оба. Замороченные. Сложным людям нужны простые. Тебе — я, Лерке — Гриня.
— Ты же не простая, Ната. Ты же притворяешься только.
— Притворяюсь, — согласилась она. — С тобой научилась. Иначе как с тобой быть? Сложно. Пятнадцать лет вместе, а ты всё о другой бабе думаешь.
— Ната.
— Всё, всё. Сплю. И ты спи. Тебе силы понадобятся.
«Пятнадцать лет, — думал Антон. Тени тополей расплывались перед его глазами. — А помню как вчера».
— Слушайте, ну эта газпромовская хрень — это пипец, — Антон помотал головой. — Я её вживую впервые увидел. Полный пипец. Церетели отдыхает.
— На следующий год ещё одну обещают, — вздохнул Гриня. — У меня пациент в градостроительном комитете. Бумага уже на подписании.
— От чего его лечишь?
— Да у них одна проблема. Не стоит. Бабла рубят во, — Гриня показал. — А не стоит.
— Что ты им колешь? Силикон?
— Зачем так грубо? Сейчас тоньше работаем. Гормональные всякие вытяжки.
— Помогает?
— Нет. Помогает «Виагра». Но «Виагру» каждый лох может, а у нас один шприц полтонны бачинских. Осознаёшь культуру потребления, бро?
Они заржали.
— А ты всё там же, Антон? — спросила Томка.
Они совсем не изменились. Гриша подвижный, жилистый, только седины прибавилось. Но он ещё в институте щеголял белыми прядями. Лера хрупкая, худая, девочка-птица. Нет, уже женщина. Её фарфоровая красота созрела, обрела законченность. Крохотные морщинки усталости тронули уголки глаз.
Антон поймал себя на том, что слишком откровенно любуется её движениями. Как она режет хлеб, как ставит тарелки. Томка поражала его не только тем, что замечали все — красотой и вызовом, который несла её красота, — он видел в каждом её движении отточенность, завершённость. С детства чувствительный к своим и чужим ошибкам, Антон находил в Лере идеал безошибочности. В библиотеке он часами мог следить за тем, как она пишет, точно послушных солдат строит буквы.
Он отвёл взгляд.
— Я всё там же. Тружусь на благо Отчизны. Надо сказать, последние пару лет уже не то чтобы безвозмездно. Ситуация выправляется.
— По тебе заметно, костюмчик шикарный, — подмигнул Гриня.
— Ната заказала. Она как прежде — финансовый локомотив нашей семейной ячейки. Меня только на косметику и кеды для Кирюхи хватает.
— Скромничаешь, скромничаешь, Шестопалов.
— Как Ната? — спросила Лера.
Она закончила накрывать на стол и села рядом с Гриней. Её светлые глаза следили за жестикуляцией Антона.
