class="p1">Я ничего не ответил, но подумал – ох, вряд ли. Нет тут других…
…
Остаток дня и большая часть следующего – ушла на визиты вежливости. И это в то время где может где-то тикать таймер. Чтобы вы понимали – при Хафезе Асаде было то ли 15, то ли 17 спецслужб. Сейчас – ненамного меньше. Главная из них традиционно – разведка ВВС, потому что Хафез Асад до того, как стать президентом, командовал частями ВВС. И никто не поделится информацией, если ты лично его о том не попросишь.
Заодно мельком взглянул на Дамаск, пусть и из окна машины. На Грозный ни разу не похоже, в самом городе боев не было. В Дамаске – большинство составляют алавиты, как и в прибрежных районах. Это что-то вроде секты, смесь ислама, христианства и, видимо, каких-то языческих учений. Шииты считают их за своих. Потому-то боев здесь и не было – воюют сунниты против шиитов и алавитов. Понятно, что при поддержке. Алеппо – второй город страны, суннитский и торговый центр всей страны – лежит в руинах. Но они сами виноваты – второй раз восстают. Первый раз в 80-тых – Мошер Асад сравнял их с землей…
…
Поужинал в отеле и сразу лег спать, даже в компьютер не заходил, не смотрел. Телефон поставил на будильник, а пока надо спать. Потом черт еще знает, когда придется поспать…
Будильник сработал за пятнадцать минут до последнего ночного намаза. Это мы так договорились, по уму – когда намаз, безопаснее всего, арабы все на намаз встают. Я спал в одежде, только ботинки одел. Сунул один пистолет в кобуру, второй в карман, вышел из номера, посмотрел – ни в ту ни в другую сторону никого нет. Гостиница полупустая, это раньше сюда многие летали, но не теперь. Пошел в сторону пожарного выхода, стараясь не шуметь…
Свет не горит. Я шагнул на лестницу, понял, что там кто-то есть, развернулся… хоть мне и полтинник, но кое-что я еще умею. Зубы стачиваются, но повадки не забываются.
– Эй…
Я посветил фонариком. Ё-моё… Ну, конечно.
Барышня. Лет двадцать с чем-то… а где двадцать, там и тридцать, а где тридцать, там и… Короче, как в том анекдоте – жена прихорашивается перед зеркалом, спрашивает мужа: «Дорогой, а это правда что мне нельзя дать и тридцати?» Муж отвечает: «Да, нельзя. Уже давно нельзя.»
Валютная, видать, барышня. Одета довольно примитивно, ее коллеги в Европе уже поскромнее одеваются, но тут… видимо, сойдет. Ярко накрашенные губы…
– Мужчина… компанию составить?
Я покачал головой.
– Нет, спасибо. Я спешу.
– Совсем недорого…
– Нет.
– Виктор!
Я обернулся .
– Вы кого-то ищете в этом городе?
Охренеть.
– Да. Друзей.
– Пойдемте со мной.
…
В проулке рядом с отелем, среди грязи и строительного мусора стоял фургончик, в нем – двое. Похожи на арабов, но это ничего не значит – у израильтян есть и подразделение Мистаравим и части пограничной стражи из арабов и бедуинов. Меня профессионально обыскали, забрали оба пистолета, набросили мешок на голову. Тронулись…
…
Мотались по городу как минимум час, путали следы. Потом зарулили куда-то и остановились. Видно не было ни хрена.
– Александр когда будет? – спросил я. – Минкин, Александр. Вы же его знаете?
Израильтяне переглянулись, потом один хлопнул себя по лбу.
– Точно, он же гиюр прошел.
О как! Оказывается мой друг взял себе еврейское имя, отказавшись от своего. А мне и не сказал ничего. Молодец…
– И как его сейчас зовут? – Израильтяне снова переглянулись, как будто я спросил что-то секретное. – Это такая большая тайна?
– Арон. Его теперь зовут Арон. У нас имена сотрудников такого уровня секретные, но ты все равно его знаешь…
Да уж… лучше, чем хотелось бы.
– Долго так сидеть будем?
Израильтянин пожал плечами:
– Это же Дамаск. Комендантский час, не проедешь.
Аарон Минкин появился через час с небольшим, одет он был по-европейски, и я понял, кого он играет – русского. Или украинца или еще кого. Русский для него родной, а в Дамаске не каждый осмелится тронуть русского. Вот он и пользуется этим.
Может, мы ему и помогаем в этом. А что? Во взаимоотношениях с арабами надо помнить, что для них слова «предательство» не существует – точнее, существует, но только для правоверных. Неверного – можно предавать как угодно. Как, например, курды – вчера они были за американцев, а ушли американцы – и они на новеньких Хаммерах приехали договариваться с Асадом. Это Восток, и ты тут ничего не изменишь. А вот услуга МОССАДу – зачтется.
Спецназовцы тут же подхватились и вышли из фургона. Воспитанные.
– Как жив?
– Только держись…
Аарон Минкин сел напротив.
– Да, то годами не видимся, то в месяц по два раза.
– Век бы так не видеться.
– Это да… Та барышня в гостинице.
– Ее зовут Дана.
– Из ваших?
– Помогает.
Я хмыкнул
– Опасная работа у девушки
– Как и у всех нас.
Да, как и у всех нас.
– Ты здесь с какой миссией?
– Как и у всех – искать Оздоева. Ты не знаешь, где он?
– Не знаю. Но знаю кое-что. Вы не думали, откуда взялась бомба?
Я пожал плечами.
– Знаешь, как уголовники говорят? Пусть лошадь работает, гражданин начальник. Она сильная… Американцы пусть думают.
Вместо ответа, Минкин достал какой-то пакет, протянул мне.
– Что там?
– Фотографии. Будешь в штаб-квартире авиационной разведки, спроси, что они означают?
– Я редко задаю вопрос, если не знаю ответ.
Минкин хмынул.
– На фото объект, использовавшийся в сирийской ядерной программе.
– И?
– В 2008 мы нанесли удар по их исследовательскому реактору, который они намеревались использовать для получения плутония. Все поспешили нас осудить, не исключая, кстати, и вас.
– Кто делает, тот всегда виноват, – сказал я.
– Да, конечно. Я начинаю забывать русский образ жизни.
– Советский.
– Не перебивай. Так вот, сирийцы – как, впрочем, и все остальные, усвоили урок. Они поняли, что ни урановая ни плутониевая классические технологии не годятся для производства бомбы, прежде всего по причине того, что нужно громоздкое и специфическое оборудование. Которое легко отследить, а при необходимости – и разбомбить. Они поняли, что нужно что-то совершенно новое, причем не требующее ни каскадов центрифуг, как в случае с обогащением урана, ни реактора, как в случае с получением плутония.
– Если бы это так было просто, сейчас бы каждая срань мастерила в гараже свою маленькую атомную бомбу.
– Если задача поставлена, то шанс что она будет решена – есть. Если мы считаем, что это невозможно – это не значит, что и
