мне довольно легко об этом говорить — столько времени прошло. А тогда я не на шутку испугался.
Сначала мне приснился мужик, и в правой доле печени у него сидела гемангиома, доброкачественная сосудистая опухоль, напоминающая по форме трилистник.
И ещё пацан с нарушением оттока мочи. Причиной такому состоянию чаще всего бывает камень или опухоль. Во сне я сместил датчик в малый таз, где обнаружил увеличенное, оплетённое венами, воспалённое яичко: видимо, в своё время оно не спустилось в мошонку и теперь сдавливало мочеточник.
Потом приснилась женщина с выпотом в брюшной полости. Выпота было много, и внутренние органы плавали в животе, словно в бочке. Датчик нырнул в плевральную полость — интересно, кто его просил туда нырять? — и высветил неоднородную, рыхлую хрень, разросшуюся там, как цветная капуста, и понятно было, что с ней уже ничего не сделаешь.
Наутро все эти картинки почти забылись, и я поехал на Обводный, в один из филиалов Андрюхиной клиники.
У первого же моего пациента в правой доле печени высветилась гемангиома в форме трилистника.
От волнения я почувствовал жжение в груди, как будто бы в вену только что впрыснули хлористый кальций. Сфотографировал трилистник и положил фотографию под стекло рабочего стола.
У следующего пациента ничего особенного не обнаружилось. Вариант нормы. Меня почти отпустило, но трилистник под стеклом светился слабым белым светом и не давал мне покоя.
Под конец смены мамаша привела мальчика шести лет. Того самого, с яичком в малом тазу.
Обедать после всего этого мне расхотелось. Я заглянул в соседний кабинет и попросил у коллеги выписать мне успокоительное. Он выписал, но сказал, что его нельзя принимать, когда я сажусь за руль.
Я вышел на улицу, расстроенный (за каким чёртом тратить деньги на таблетки, которые мешают водить машину?). Крупными хлопьями с неба валил снег. Я щёлкнул сигнализацией и достал из багажника длинную щётку. Раскопав свою старенькую «Киа», я поехал на Петроградку; с четырёх до десяти я закрывал там вечерний приём. Трилистник я захватил с собой.
Закопался в описания стенозов и шунтов, обложился снимками и бумажками, на которых во время исследования привык записывать карандашом численные значения показателей. Почти уже забыл сегодняшние происшествия, однако рано я успокоился.
На кушетке передо мной лежала пожилая женщина с асцитом. Всё как по нотам: в брюшной полости — свободная жидкость, а в левой плевральной — огромная опухоль. В форме цветной капусты.
Пациенты снились мне с завидной регулярностью, сначала по трое, а к концу месяца их число достигало пяти за ночь. Во сне мне являлись те виды патологии, которые относят к редким случаям, достойным научной статьи. Но иногда сон выдавал мне просто яркий визуальный объект, подобно тому случаю с цветной капустой. Картинка отпечатывалась в памяти и наутро у меня уже имелась целая подборка.
Например, однажды мне приснился шунт для ликворооттока у ребёнка с гидроцефалией. На экране было видно трубку, а на кушетке, вырываясь из рук несчастной матери, вертелся ребёнок с бессмысленными глазами и удлинённой, грушевидной головой. Он кричал тоненько и хрипло, и крик походил на голос какой-то экзотической птицы. Снился ребёнок, а потом я увидел разноцветные крылья, и высокая трава колыхалась перед моими глазами, а там, за травой, я точно это знал, текла мутная, залитая солнцем река. На следующий день такого ребёнка привели ко мне на приём. Он был одет в пёструю футболку и ярко-розовые колготки.
Снились и прежние знакомцы. Например, Фонарёв. Он больше десяти лет не появлялся на моём горизонте — с тех самых пор, как я уволился из государственной медицины. А вот после моего странного сна о нём он взял и явился. Он носил другое имя и немного изменил внешность. Но Фонарёв остался Фонарёвым, и не узнать его было невозможно. Мой бывший пациент умирал от рака простаты, он еле-еле мочился и повсюду таскал за собой пластиковый мочеприёмник. Лечь на кушетку и подняться с неё ему помогала маленькая женщина восточного вида — я, при внимательном рассмотрении, признал в ней бывшую медсестру Гулю, слишком уж похожим движением убирала она волосы за ухо. Однако в силу врачебной этики я не посчитал нужным показать ей, что мы знакомы. Думаю, Гуля была мне за это благодарна.
Пришла мать Ломаного, женщина-булочка. В карте у неё значилась совсем другая фамилия, но я уже ничему не удивлялся. Духи пациентки пахли ванилью, женщина улыбалась мне и послушно выгибала шею, когда я смотрел ей сосуды. В голове у неё, на уровне передней мозговой артерии, трепыхалась пухлая, S-образная аневризма.
Когда ко мне явилась пациентка с фамилией Вольф, я тоже не удивился.
Выдал ей прямо с порога: прекрасная стрижка! Она поглядела на меня и засмеялась.
* * *
Когда я, по возможности коротко, рассказал Грачёву про то, что со мной происходит, он устало поглядел на меня и предложил выпить.
Выпить я никогда не отказывался, но знал, что сегодняшнее предложение Грачёва было формальным. Андрюха завязал: то ли зашился, то ли принимал тетурам, — в общем, отношения его с алкоголем перешли на официальный уровень, и пить мне предлагалось в одиночку.
— Храмцов, — раздражённо сказал мне Грачёв, когда я отказался принять спасительную стопку, — ты задолбал.
Я встал с кресла и собрался уходить. У Андрюхи за несколько лет руководства клиникой выработались привычки, с которыми приходилось считаться. Если начальник сказал, что ты не вовремя, то будь добр, выметись из кабинета.
— Ну правда, — крикнул Грачёв мне вслед, не вставая с места. — Сколько можно, а?
Он был прав. Моя ипохондрия могла достать кого угодно. Меня самого раздражали мои жалобы.
Как мог, я замял тему и больше к ней не возвращался. Мы говорили с Грачёвым о чём угодно, только не о моих снах. Грачёв был нужен мне, пусть он даже сильно изменился с тех пор, как мы перестали работать вместе. Я к нему привык и не хотел его потерять.
Я решил оставить всё как есть и прописал сам себе нейролептики.
Моя девятая беседа с Э. Д.
— Любопытный эксперимент! — Э. Д. улыбалась, улыбнулся и я. — Вы говорите, в храме происходило нечто. Интересно, что вы увидите, когда не будет толпы.
— Не уверен, что в ближайшее время сделаю это.
— Мне было бы очень интересно обсудить результат.
За окном раздался крик: «По-шё-ёл!», и за ним сразу последовал грохот. Это рабочие сбрасывали снег с крыши. Э. Д. встала с кресла, подошла к окну и закрыла фрамугу. Потом вернулась к нашему столику.
