- Ничего себе, какие мадридские страсти. А с Катей ты говорил? Может, брат и не брат? Пиздабол какой-то левый.
- Говорил вчера. Она не отрицает.
- Что так и сказала: ну шлюха я и что такого? – не поверил Калач.
- Нет, сказала, что я худший из всех мужиков, что были в ее жизни.
Калач ожидаемо заржал.
- Прям вот так с размаху лопатой по твоей короне? Не зря она подарочек тебе со смыслом сделала. Отрасти, а потом женихайся!
- Да иди ты на хрен! – обиделся я. Еще и помпу эту сраную припомнил.
- Да ты особо не заморачивайся на этот счет, - попытался успокоить меня Лютый. – Женщины они такие. Стараются сильно ударить по болевой точке.
- Она и по паху его, и по эго одной фразой зарядила, - хихикнул Калач.
- Я не о том, не факт, что она тебе правду сказала. Она просто хотела сделать так же больно, как было больно в тот момент ей.
Лютаев смотрел на меня внимательно.
- Ты чем-то очень обидел ее. И дело не в споре. Вспоминай, что ты ей наговорил, что она теперь тебя видеть не хочет.
- Да ничего такого я не сказал. Сказал все как есть, назвал вещи своими именами, - пожал плечами я.
- То есть ты сказал: «Ты, конечно, шлюха, но я тебя и такую возьму. Цени, какой я охуенный мужик».
- Лютый, что за у вас, юристов, способность все выворачивать на изнанку? Да, я сказал, что я принял то, что у нее было плохое прошлое. Да, мне тяжело было это принять, но я понял, что она мне и такая нужна.
- И такая… - Лютый покачал головой. – Да пиздец ты умеешь предложения руки и сердца делать.
- Ты прям весь такой на опыте, - огрызнулся я.
- Да для этого и опыт не нужен. Это же элементарно. На ее месте после такого я бы тоже тебя по широкой дуге обходил. И вообще с чего ты взял, что она должна тебе радостно кинуться на шею и вприпрыжку побежать в ЗАГС? Может, у нее другие планы на жизнь? Может, у нее мужик другой есть? Может, ты не в ее вкусе и она подумала, на работе терплю этого урода, еще и дома терпеть? Да ну на хер его!
Я плеснул в бокал коньяк и залпом осушил его.
- Ну ты и сволочь, Лютый! Умеешь настроение поднять.
- У меня вопрос, - поднял руку Калач, - а ребенок тебе правда нужен или ты его, как средство манипуляции использовать?
- Нормально ты сейчас загнул. Это мой сын. Мой. Понимаешь. Вылитый я. И внешне, и характер мой. Такой пацан забавный. И смышленый, и общительный. Как бы у нас с Катей ни сложилось, я все равно буду с ним проводить время. Он должен знать, что у него есть отец. Не выдуманный Катей, а настоящий. И в свидетельстве о его рождении будет стоять моя фамилия независимо от того, захочет Катя или нет.
Глава 59
Вечером мама привела домой Даньку. Я успела вернуться от Ленки незадолго от их прихода. Естественно, от мамы не укрылось мое состояние.
- Что-то случилось? – спросила она, подловив в коридоре.
Данька ковырял кашу на кухне, и мог бы услышать наш разговор.
- Случилось, - негромко ответила я, мотнув головой в сторону гостиной, намекая на то, что нам лучше поговорить там.
- Тебе стоит присесть.
Мама села на самый краешек дивана, настороженно глядя на меня.
- Я уволилась, - собравшись с духом, сообщила я.
- Но Катя, - мама прикрыла ладонью рот, - как же так? Такая работа, такая зарплата. О чем ты вообще думаешь? Как дальше жить собираешься?
- Мам, у меня произошел конфликт с моим начальником. Очень серьезный конфликт.
- И что? Надо быть мудрее. Ты же прекрасно знаешь «ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак». Надо как-то сдерживаться. Так ты нигде работать не сможешь.
- Мам, я и так сдерживалась. Я очень дорожила этой работой, но всему есть предел.
- Не бывает таких ситуаций, когда нельзя смолчать. Но тебе надо же было свое «я» показать. Стояла бы да кивала бы головой. Ну говорит он и говорит, а ты молчи. Выговорится, сказала, что все поняла и ушла.
- Мам, вот не надо, а. Сама-то ты сколько поработала в своей жизни. Дяде Гере спасибо скажи, что пахал, а ты дома сидела.
Зря я это сказала, потому что мама тут же переменилась в лице. Менторский тон превратился в обиженный.
- Ну вот и дожила я до упреков. Спасибо, дочка. Всегда помочь стараюсь. Каждый будний день через полгорода по два раза мотаюсь сюда и обратно. Как Савраска по пробкам. Чтобы у дочери возможность на нормальную работу ходить была. А теперь ни работы, и мать с ног до головы обосрана.
- Мам, я очень ценю то, что ты делаешь. Не говори так, пожалуйста.
- Ценила бы, вцепилась бы в эту работу зубами. Люди, знаешь как, за хорошие места держатся.
Я бы могла сказать маме правду. Но она бы точно себя накрутила до сердечного приступа. И дядя Гера пострадает от ее причитаний. Драматизировать мама умеет. Да и не поверила она бы, что такое вообще возможно. Ленка вон в нашей ситуации даже с бутылкой еле-еле разобралась. Но у нее психика крепкая.
Конечно, я не ожидала, что мама воспримет мое увольнение в штыки. Мне казалось, что она хорошо знает, что просто так я никогда бы не ушла с хорошо оплачиваемой должности.
Я рассчитывала, если не на поддержку, то хотя бы на понимание. А выслушивать ее обвинения было очень тяжело. Одно радовало, что это ненадолго. Сейчас она побушует, а потом отойдет.
Сейчас она сидела, сгорбившись и закрыв лицо рукой. Она гордилась мной, что у меня получилось устроиться на такую работу, всем хвасталась, какая я умница, а теперь все мечты насчет меня пошли крахом.
- Мам, ты завтра сможешь отвести Даню в садик? – мой вопрос вывел ее из раздумий.
- А зачем? Ты же у нас безработная теперь. Вот и води сама, - вспылила она.
- Мне нужно подать заявление об увольнении.
- А-а-а, так ты еще и не уволилась, оказывается. Вот и не дуркуй. Завтра придешь на работу и делай вид, что ничего не произошло. Я приеду тогда, как обычно, и Данечку в сад отведу, - улыбнулась мать с облегчением.
- Нет. Уже все решено. Есть такие вещи, с которыми мириться нельзя.
- Ну, как знаешь. Разбирайся сама, значит.
Она решительно поднялась с дивана и прошла в коридор. Пыхтя и всем своим видом выражая недовольство, нацепила свою дубленку, надела смешную меховую шапочку советских времен и посмотрела на меня так, будто ждала, что я наконец одумаюсь.
Не дождавшись, крикнула Дане:
- Внучок, я пошла!
Данька выскочил к ней и повис на шее.
- До завтла, - чмокнул ее в морщинистую щеку.
- А вот завтра мы можем и не увидеться. От мамы твоей это зависит, - она многозначительно посмотрела на меня и погладила Даню по голове. – Если передумаешь, позвони мне, чтобы я успела доехать.
Мама уехала, а я включила Дане мультики, закрылась в спальне и заплакала.
Успокоившись, взяла телефон и позвонила Михаилу Антоновичу:
- Не разбудила, Михаил Антонович?
- Да время еще детское, Катенька. Случилось что?
- Надо с Данькой завтра с утра посидеть. Если его не будить, то он до моего приезда может и не проснуться. Просто одного я его не оставлю. Сможете выручить?
- Так, а сколько по времени надо посидеть?
- С семи до девяти утра. Надеюсь, что уложусь за два часа.
- Садик не работает, что ли?
Я не стала врать Антонычу.
- Я заявление собралась подавать на увольнение.
- А мать, значит, не одобрила твое решение.
Он даже не спрашивал, утверждал. Я промолчала.
- Я так и знал, что этот фраерок выдавит тебя с работы, - возмутился Антоныч. - Он же смотрел на тебя, как кот на сметану, даром, что не облизывался. Я же смекнул все и начал ему вопросы задавать про тебя. А он как ужака на сковородке вертеться стал и сбежал быстро. Ну и черт с ним! Найдешь хорошую работу. Вон я у Веры Ивановны спрошу. Она сама старуха и контингент у нее такой же – кто помер, кто по пути на работу рассыпался. Будешь сидеть в ее конторе бумажки перебирать. Не переживай, увольняйся спокойно. Мы с Данькой найдем, чем завтра заняться. Я пораньше встану, чтобы до семи управиться, и прибегу к тебе.
