Поднявшись по небольшому эскалатору, Мириам вошла внутрь космоплана через люк, прорезанный в округлом фюзеляже.
Она оказалась в тесном маленьком помещении. Если бы она ожидала, что внутри ее ожидает элегантность под стать прекрасному внешнему виду космоплана, она бы мгновенно разочаровалась. Двенадцать кресел стояли правильными рядами – совсем как в салоне первого класса в самолете, ничуть не лучше. Даже иллюминаторов в стенках не было.
Мириам приветствовал высокий, необыкновенно подтянутый мужчина в форме пилота компании «Евразийские авиалинии» и фуражке с высоким околышем. Седому пилоту было, наверное, за семьдесят, но черты лица оставались приятными, слегка резковатыми, а голубые глаза – яркими и ясными. Он заговорил уверенно, с легкой хрипотцой.
– Госпожа премьер-министр, я рад приветствовать вас на борту. Я – капитан Джон Перселл, и мне выпала приятная обязанность доставить вас к месту строительства щита. Прошу вас садиться. Сегодня к вашим услугам весь салон, можете выбирать любые места.
Мириам и Николаус сели через один ряд друг от друга, чтобы было побольше свободного места. Перселл помог им пристегнуть угнетающе грубые защитные полукомбинезоны, после чего предложил пассажирам чего-нибудь выпить. Мириам выбрала «Бакс Физз».
«Какого черта? – решила она. – Могу себе позволить».
Николаус от выпивки отказался – несколько раздраженно. Мириам удивляло то, что он порой нервничает.
«Но конечно, каждый имеет право струхнуть перед полетом в космос, – подумала она, – даже в наши дни. Но может быть, здесь кроется что-то еще?»
И она вспомнила о своем намерении попробовать вызвать Николауса на откровенность.
А пресс-секретарь, обернувшись через плечо, проговорил:
– Знаете, это очень напоминает «Конкорд». Этот самолет тоже снаружи выглядел символом последнего слова техники, а пассажирский салон там был маленький и тесный.
Перселл поинтересовался:
– А вы летали на этом старичке, сэр?
– Нет-нет, – покачал головой Николаус. – Несколько лет назад забрался внутрь списанной модели в музее.
– Это, случайно, был не тот самолет, что стоит в Даксфорде? А знаете, я ведь летал на «Конкорде», пока его не сняли с авиалиний в конце прошлого века. Я работал пилотом в старой доброй компании «Британские авиалинии». – Он почти заигрывающе улыбнулся Мириам и пригладил свои серебряные седины. – Вы, наверное, считаете, что я – совсем старик. Но космоплан – совсем другая «птичка». «Боудикка» перевозит людей, но изначально предназначалась для перевозки грузов. На самом деле основная часть веса корабля – ракетное топливо.
– Вот как? – немного нервно переспросила Мириам.
– О да. Из трехсот тонн общего веса только двадцать – это груз. И почти все это топливо мы израсходуем для того, чтобы улететь от Земли. – Он бросил на Мириам заботливый взгляд. – Мэм, я не сомневаюсь в том, что вам высылали ознакомительные материалы. Вы же понимаете, что обратно из космоса мы будем возвращаться с выключенными двигателями? Возвращение на Землю заключается не в трате энергии, а в ее сбросе…
У Мириам совсем не было времени для того, чтобы ознакомиться с содержимым пухлого пакета с документами, но то, о чем только что сказал пилот, ей было известно.
– В общем, мы – просто-напросто летающая бомба, – резюмировал Николаус.
Даже делая скидку на его волнение, Мириам не ожидала, что он ляпнет что-то подобное.
Перселл едва заметно прислушался.
– Я предпочитаю считать, что мы несколько умнее бомбы, сэр. А теперь, если позволите, я ознакомлю вас с порядком действий на случай чрезвычайных происшествий…
Инструктаж не добавил спокойствия. Одна из процедур, осуществлявшаяся в случае декомпрессии, заключалась в том, что пассажира помещали в герметичный мешок и он становился беспомощным, как хомячок в пластиковом пакете. Смысл состоял в том, что астронавты, облаченные в скафандры, переправят человека, засунутого в надутый воздухом мешок, на борт спасательного корабля.
Капитан Перселл улыбнулся. Это была улыбка опытного пилота, желающего приободрить своих пассажиров.
– Госпожа премьер-министр, мы больше не относимся к нашим пассажирам как к детям. Безусловно, сделано все возможное для вашей безопасности. Я бы мог ознакомить вас с графиком полета, рассказать, как славно потрудились наши инженеры над тем, чтобы закрыть то, что они так неромантично именуют «окнами невыживаемости». Но этот космоплан – детище относительно молодой отрасли техники. Нужно просто немножечко рискнуть, как мы говаривали в наше время, – а потом устроиться поудобнее и наслаждаться полетом.
За это время закончились все наземные приготовления. На стенах и потолке развернулись большие софт-скрины и озарились светом дня. Неожиданно у Мириам создалось такое впечатление, будто она сидит в корабле, с которого сорвали обшивку, и видит перед собой длинную взлетную полосу.
Перселл начал пристегиваться к креслу пилота.
– Пожалуйста, любуйтесь видами – или, если вы пожелаете, мы можем выключить экраны.
Мириам осведомилась:
– А вы разве не должны находиться в кокпите?
Перселл окончательно опечалился.
– В каком кокпите? Боюсь, мэм, времена переменились. В этом рейсе я – капитан. Но «Боудикка» летает сама.
Все дело было в экономичности и надежности: автоматизированные системы управления обходились дешевле, их было проще поддерживать в рабочем состоянии, чем человека-пилота.
«Просто люди инстинктивно боятся доверять машинам на все сто процентов», – подумала Мириам.
А потом вдруг настало время старта. Большущие моторы, установленные на крыльях, заработали, и космоплан затрясся. Невидимая рука прижала Мириам к спинке кресла – и «Боудикка», словно кем-то брошенное копье, помчалась по взлетной полосе.
– Не бойтесь, – послышался голос Перселла, пытавшегося перекричать рев двигателей. – Ускорение будет не страшнее, чем на «американских горках». Наверное, поэтому мне еще позволяют летать. А уж если это способен выдержать такой дряхлый старикашка, то вы уж точно переживете!
Без дальнейших церемоний «Боудикка» оторвалась от полосы, задрала нос и взмыла в небо.
Внизу раскинулся Лондон.
Ориентируясь по сверкающей, словно бы хромированной ленте реки, Мириам отыскала взглядом Вестминстер, стоящий на берегу Темзы в том месте, где река делала резкий изгиб. Говорили, будто бы именно в этом месте Темзу впервые пересек Юлий Цезарь. Корабль поднимался все выше, и стала видна панорама Большого Лондона – километры и километры домов и заводов, колоссальная территория, застроенная бетоном и кирпичом, залитая асфальтом. Весенним утром аллеи в пригородах выглядели, будто цветочные клумбы, усыпанные кирпично-красными цветами, сияющими на солнце. Было видно, как улицы собираются в маленькие узелки. Это остатки древних деревень и ферм, стоящих на этих местах еще со времен саксов, вплелись в урбанистический ковер. Мириам выросла во Франции, в сельской местности, и, несмотря на свою карьеру, городскую жизнь недолюбливала. Но Лондон с высоты, на взгляд Мириам, был необыкновенно красив, хотя никто никогда и не занимался его планировкой с этой точки зрения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
