Странник приосанился и положил ладонь на рукоять кинжала.
– Разделяю твое дыхание, отважный воин. Имя мое Тен-Урхи. Я рапсод, певец из Братства Рапсодов, и до недавнего времени бродил по дорогам востока, по Этланду, Хай-Та и Манкане.
– Это очень далеко от нас, – молвил один из чиновников, недоверчиво поглаживая бакенбарды, заплетенные цветными лентами. – И если ты в самом деле рапсод, бродивший по дорогам востока, то здесь ты появился не с той стороны.
– Не с той, – согласился пришелец. – Я был в Манкане вместе с воинством чахора Альгейфа, замирившего мятежников, и там один негодяй опоил меня сонным зельем, заковал в цепи, отвез к берегам Рориата и бросил в трюм корабля. И тот корабль плыл по реке до самых южных лесов, ибо мой пленитель собирался привезти рапсода вождю варварского племени, за что ему были обещаны хорошие деньги. Так я попал к дикарям, но вскоре убежал от них, добрался до Фейна, построил плот и отправился в плавание на север, в родные края. Плот мой был неуклюж, его разбило на порогах, и с тех пор я иду пешком. И, наконец, пришел!
Тут странник упал на колени, согнулся и поцеловал одну из плит, коими был облицован внутренний дворик. При виде этого даже суровый служака-туан пустил слезу. Потом утер глаза и произнес:
– Дивную историю ты поведал нам, клянусь Тремя Богами! Но скажи, Тен-Урхи, зачем рапсод тому вождю из безволосых? Обычно им нужны вино и ткани, железные изделия, одежда и всякие побрякушки вроде ожерелий из стекла. Рапсодов мы им еще не поставляли!
– Мир меняется, почтенный воин, меняется, хотим мы того или нет, – сказал странник, поднимаясь на ноги. – Эти безволосые в южном лесу уже не совсем дикари – ведь те, что вернулись, говорят им о величии и славе Светлого Дома и о том, что ценится в наших краях. Стоит ли удивляться, что их вожди тоже пожелали величия и славы? А слава – дым над костром, в котором пылают слова рапсодов.
– Воистину так! – в один голос воскликнули чиновники, и тот, который записывал имена пришедших в крепость дикарей, сказал:
– Останься у нас, Тен-Урхи, на несколько дней и расскажи во всех подробностях свою историю. Мы запишем ее на лучшем пергаменте!
Пришелец усмехнулся и молвил что-то непонятное о своих авторских правах. Потом добавил:
– Вспомни, достойный, что я рапсод, и потому все уже записано, уложено и хранится здесь. – Он коснулся лба. – Если мне принесут напиться – но только не воды! – я спою вам песню, поведаю сказание, и вы услышите первыми балладу о похищении Тен-Урхи и бегстве его из южных лесов.
Комендант велел подать лучшего вина. Странник промочил горло, достал из мешка лютню, тронул струны и запел. Пел он от времени Полдня до времени Заката, и были те песни чудесными.
* * *
Тиранозавр-мираж распугал всех воинов и жен Кривой Ноги, а заодно и жителей селения. Надолго они запомнят колдуна-рапсода, с которым так не повезло великому вождю! Оставив его труп у пня, Тревельян спустился по безлюдной улице к причалам, где тоже не было ни единой души, и стал соображать: то ли, захватив кораблик Сайлавы, двинуться вверх по реке в Хай-Та, то ли отправиться на запад к Фейну и плыть потом в южные провинции Империи. Наконец он решил, что с парусным судном одному не справиться, а вылавливать в джунглях Сайлаву и его матросов – дело долгое. К тому же приток Рориата, куда его завезли, тянулся к западу, а в воде у причала были пять или шесть десятков узких легких лодок, похожих на каноэ. Выбрав одну из них, Тревельян посадил Грея на корму и взялся за весла.
По этой речке он путешествовал на запад четыре дня, оказавшись во владениях соседнего клана. Тут прикидываться динозавром не пришлось – вождь Танцующий На Отмелях, узнав о гибели Кривой Ноги и проверив эту радостную весть, принял гостя с почетом, выставил редкое угощение, маринованных улиток, а послушав Тревельяновы песни, одарил его ночной женой из своего гарема. Разделение на женщин Дня и Ночи было принято во многих племенах; дневные супруги, уже неспособные к деторождению, вели хозяйство, ночные предназначались исключительно для постельных забав. Тревельян отклонил щедрую награду, попросив вместо ночной жены метательные дротики, топор, катамаран с сильными гребцами и толкового проводника. С их помощью он продвинулся к западу на сотню с лишним километров; кроме того Танцующий снабдил его рекомендательным письмом к вождю Пьяные Глаза. Письмо хранилось в особой корзинке и состояло из трех палочек, которые надо было вручать адресату в определенном порядке. К первой прицепили серое перо стервятника, клочок шерсти паца и вылепленную из глины, чуть искривленную ногу; эта символика значила, что неприятного соседа уже клюют, жуют и поедают. Ко второй палочке прядью Тревельяновых волос был привязан стальной наконечник стрелы – в знак того, что Кривая Нога погиб не случайно, а убит волосатым северянином. Третья палочка, тоже с волосами Тревельяна, была облита медом, дабы никто не сомневался, что хоть он слишком волосат, но человек хороший, достойный доверия и помощи.
Пьяные Глаза все понял верно и явил не меньшее гостеприимство, чем Танцующий. К несчастью, имелись у него два недостатка: во-первых, он оправдывал свое прозвание, а во-вторых, с западными соседями жил немирно, так что рекомендация с медом и волосами могла сыграть совсем в другую сторону. Накачивая Тревельяна местной брагой из пережеванной мякоти лиан, он уговаривал гостя взять копье, встать во главе его бесстрашных воинов и показать соседям, где зимуют раки и куда Макар телят не гонял. В местном варианте эти эвфемизмы звучали, конечно, по-другому – наладить Таван-Гезу в задницу, что, впрочем, сути дела не меняло. Но командор, несмотря на привычку к кровопролитию, в дрязги вождей лезть не советовал, и Тревельян был с ним согласен. Покинув на границе племя Пьяных Глаз, он перебрался через водораздел в бассейн Фейна, к одному из его восточных притоков, и там, в какой-то деревушке, украл каноэ. Операция прошла не безупречно: хозяева решили, что похищение – демарш соседей-наглецов, и, сев в свои лодки, пустились в погоню. Каноэ Тревельяна было маленьким и легким, но соревноваться с многовесельной посудиной он никак не мог и, подпустив преследователей ближе, включил пугалку. На этот раз явился не динозавр, а Великий Кракен, тварь, приближенная к водной стихии, сорок метров толстенных щупальцев, гигантский клюв и глаза размером с ракетные дюзы. Тревельян, не оглядываясь, работал веслом, а сзади вопили и орали так, что закладывало уши. Потом раздался треск и новые вопли – лодки повернули к берегу, и одна из них наскочила на камни.
Больше его не беспокоили на всем пути до Фейна. Опасность, впрочем, грозила не только со стороны людей – клык и коготь выпускали кровь с той же быстротой, как дротик и копье. Хотя осиерский тропический лес был не чета губительным джунглям Селлы, где хищная живая флора могла оплести ветвями и удушить слона, здесь тоже были свои неприятности. В реке – огромные плотоядные черепахи, а также крокодилы, поменьше земных, но более юркие и шустрые; в болотах – драконы нагу и другие рептилии, что достигали в южных краях гигантской величины; на суше – дауты, местные кошки размером с тигра, бронированные саламандры, змеи и рыжие пацы – эти мигрировали по лесу большими стаями, пожирая, точно саранча, мелких и крупных животных, яйца, птиц, плоды и все, до чего могли дотянуться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
