— Нет, не фальшивка. Во-первых, тут подтверждаются кое-какие уже известные нам факты — например, насчет передислокации пятьдесят седьмого танкового корпуса в район Одессы. Совпадают также данные о количестве паровозов и вагонов на нашем узле. Они же не знают, что нам известно, а что — нет, и в чем-то непременно ошиблись, если бы сфабриковали фальшивку.
— Логично, — сказал Петро задумчиво. — Итак, документ не фальшивый. Однако стоит ли передавать такие сведений, если это может привести к провалу одного–двух наших разведчиков?
— Они же могут потом все переиначить, — отозвался Галкин. — Мы передадим, что пятьдесят седьмой корпус под Одессой, а он уже будет где-нибудь в Прибалтике…
— Вряд ли, — возразила Катруся. — Подумай сам, легко ли перебросить целый танковый корпус с одного места на другое!
— Вот! Теперь мы подошли к главному, — сказал Петро. — Стало быть, если документ не фальшивый, гестапо не было никакого смысла подсовывать его нам. Наоборот, если бы они узнали, что эти сведения попали в наши руки, то обязаны были бы…
— Тут же взять нас! — подхватил Галкин.
— Правильно, — сказал Петро. — Версию насчет фальшивки отбрасываем. Теперь расскажи нам, Катруся, про этого фельдфебеля Штеккера.
Что могла рассказать Катруся? Вообще-то Штеккер — человек замкнутый, но по отношению к ней добр и внимателен. Однако при всем том она и думать, конечно, не могла, что он так поведет себя во время их последнего разговора… И девушка по просьбе Петра снова во всех подробностях воспроизвела этот разговор.
— Трудно гадать, — вздохнул Петро, — но, похоже, имеем дело с человеком порядочным, а может быть, даже и с… Как он сказал тебе на прощание? Что думать иногда бывает полезно?.. Не поняла литы это как намек?
— Я тогда ничего не поняла, — откровенно призналась Катря.
— Что ж, подведем итог, — сказал Петро. — Фельдфебель, который обязан охранять военную тайну, видит: кто-то сделал лишнюю копию с важнейшего документа. Хорошо, допустим, это не агент гестапо, выслеживающий Катрусю. Но как должен был бы поступить в таком случае любой гитлеровец? Конечно же, немедленно сообщить своему непосредственному начальнику, за что получают благодарность или даже награду. Так?..
— Безусловно, — подтвердил Галкин. — Между прочим, мы уже на десятом километре. Поедем дальше?
— А бензина хватит?
— Полный бак.
— Прекрасно, тогда едем дальше. Однако фельдфебель не только отказался от награды, но и ступил на очень опасный путь… Если бы стало известно о его проступке, Штеккера судил бы военный трибунал. А там разговор короткий — расстрел. Фельдфебель — человек опытный и умный — не мог не знать этого. И все же не выдал Катрусю. Выходит, он…
— Порядочный человек, — закончила Катруся.
— Или…
— Не верю я этому, — энергично замотал головой Галкин. — Сейчас вы скажете — коммунист. Что-то не попадались мне такие…
— Значит, тебе просто не повезло. Нельзя стричь всех под одну гребенку. Тебе, Катрунця, придется поговорить с фельдфебелем… Хуже не будет, а выиграть можем много. А теперь поехали назад. Завтра выход в эфир, да и хлопцы Дорошенко будут нас ждать. Заремба говорил, должны передать в город взрывчатку.
Разговор Катруси со Штеккером произошел на другой день и снова во время обеденного перерыва. Когда уехал комендант, девушка заглянула в комнату фельдфебеля. Он стоял, опираясь руками о стол, и разглядывал последние телеграммы. Катруся видела: их принес ефрейтор из пункта связи как раз перед обедом.
Штеккер с любопытством поглядел на девушку.
— Заходите и… — Оборвав фразу, он произнес: — Я вас слушаю.
— Мне хотелось бы, если господин фельдфебель не возражает, продолжить наш вчерашний разговор…
— Фрейлейн заперла входную дверь? — спросил Штеккер и в ответ на ее утвердительный жест шутливо заметил: — В крайнем случае нас могут заподозрить в любовных шашнях, а в такие дела СД редко сует нос.
— Что вы подумали вчера обо мне? — спросила Катруся.
— Что вы храбрая девушка, но весьма неопытная…
— Значит, вы догадались, кто я… и для чего мне понадобилась копия?
— Если скажете, буду знать, — лукаво усмехнулся Штеккер.
— Мы стоим сейчас по разные стороны баррикады, — начала Катруся несколько патетически, совсем не так, как собиралась. Покраснела и пошла напролом: — Вы — гитлеровский солдат, я — советская девушка. Нас разъединяет пропасть, но ведь каждый порядочный человек — а вы мне представляетесь порядочным человеком, господин Штеккер, — должен бороться с фашизмом.
Фельдфебель обошел вокруг стола, стал напротив девушки. Он хотел что-то сказать, но Катруся с горячностью продолжала:
— Каждый человек, я еще раз повторяю это, если в нем есть хоть капля совести, обязан бороться с фашизмом!
Штеккер решительным жестом остановил ее.
— А откуда ты взяла, — спросил, — что мы стоим по разные стороны баррикады? Да я стоял на твоей стороне, когда тебя еще на свете не было!..
Он взял ошеломленную Катрусю за руку, подвел к столу и усадил. Потом сел сам и начал спокойно и медленно, словно объясняя урок:
— Ты думаешь, в Германии все подряд фашисты? Ваша молодежь склонна именно так думать. Мол, если Гитлер захватил в Германии власть — значит, там не осталось больше честных людей. Правда, нацисты одурманили головы многим, но есть еще люди, которые продолжают борьбу. Мы боремся с фашизмом и никогда не склоним головы. Видишь, — показал на телеграммы, — от них многое зависит. Ежедневно десятки требований, распоряжений, указаний. Комендант приказывает, я выполняю. А выполнять можно по-разному: можно отправить эшелон с солдатами сегодня, а можно и через несколько дней. Можно загнать на глухую станцию состав с бензином и разыскивать его две недели. Все можно, фрейлейн Кетхен. Пусть это капля, но ведь, говорят, и капля камень долбит…
— Никогда не думала, что у нас будет такой разговор, товарищ Штеккер, — сказала Катруся. — Хотите работать с нами?
— Сегодня я весь день ждал этого предложения! — воскликнул фельдфебель. — Был уверен, вы не прейдете мимо меня. После того что произошло, вы должны были найти со мной общий язык.
— И нашли! — радостно сказала Катруся.
В тот самый час, когда Катруся нашла, наконец, общий язык со Штеккером, Галкин зашифровал данные секретной сводки коменданта железнодорожного узла. Закончив работу, позвонил в магазин. Петро ответил, что ждет его, и скоро блестящий черный “мерседес” уже отражался в зеркальных стеклах витрин роскошного магазина на улице Капуцинов.
Петро вышел из магазина. Шагал, почти не обращая внимания на лысого пожилого приказчика, который, согнувшись, семенил за хозяином. Даже внешний вид хозяина магазина свидетельствовал о процветании фирмы. В модном сером костюме, в велюровой шляпе и с драгоценным перстнем на пальце, он, бесспорно, воплощал коммерческий талант и финансовую респектабельность. Остановился возле лимузина, бросив пренебрежительный взгляд на приказчика. Со стороны можно было подумать, что глава фирмы отдает какие-то распоряжения — такой надменно-скучающий вид был у него. В действительности же Петро говорил:
— Так вы, Михайло Андреевич, дорогуша, дождитесь Катруси. Она позвонит или зайдет в магазин. А вечером, умоляю, позвоните мне, ибо я могу умереть от волнения…
— Вы человек молодой и до смерти вам ой как далеко! — ответил Фостяк. — Но чего не сделаешь для Карла Кремера! Позвоню, непременно позвоню, будьте спокойны.
На городской заставе дежурил усиленный эсэсовский патруль. Документы проверял оберштурмфюрер СС. Он долго разглядывал, чуть ли не обнюхивал документы Петра, заглянул в машину и только после этого приказал пропустить.
— Не нравится мне этот патруль, — сказал Галкин, когда тронулись. — В этом направлении больше ездить не будем. Сегодня в последний раз.
Петро согласился с Федьком. Действительно, этот эсэсовец насторожил его. Особенно не понравилось Петру, что начальник патруля сделал в своем блокноте какую-то заметку — уж не записал ли он номер машины?..
Галкин увеличил скорость — до выхода в эфир осталось немного времени, а предстояло покрыть еще километров двадцать. Там, около шоссе, густая рощица с удобным съездом и выездом. Это тем более удобно, поскольку далеко в лес забираться некогда — до наступления сумерек еще нужно успеть добраться до леса, где их будут ждать партизаны.
Стояла золотая осень. Конец сентября, а дни теплые, как летом. Деревья еще зеленые — кое-где листва тронута желтой и красной красками. Воздух прозрачен. В природе покой, будто нет ни самолетов, которые только что прошли в вышине куда-то на запад, ни колонн танков с крестами, поднявших тучи пыли на соседнем проселке. Так и кажется, что всюду царит тишина, и единственный хищник — это ястреб, который кружит над рощей.
