Демонстратор должен быть профессиональным лицедеем. И – никаких признаков усталости! Платят за это лицедейство ничтожные 7 долларов в час, поэтому в продолжение всей трудовой карьеры в Costco я ищу более достойную работу.
И вот, кажется, нашёл. Хай-тек-гигант нанимает рабочих. Профиль компании – стекловолокна. По электронной почте отправлено резюме, последовал звонок – приходите. Порядок следующий: претенденты проходят три сеанса стажировки, потом сдают тест, после чего ждут следующего звонка. Успех никто не гарантирует, тест можно и провалить, поэтому работу демонстратора не бросаю.
Сеансы стажировки проходят по ночам. Профессию, которую мы на них осваиваем, можно назвать профессией сборщика с поправкой на то, что практически вся сборка происходит под микроскопом. Стекловолокна нужно склеить так, чтобы потеря идущего по ним света не превышала допустимой нормы. В принципе это не брёвна грузить, были у меня в Канаде работы и потяжелее. Беда в том, что место прохождения стажировки находится в одном конце города, Costco в другом, а я живу в третьем.
Оттава – город небольшой, но он разбросан по лесам и полям на внушительной территории, автобусы здесь ходят строго по расписанию, но редко, своей машины у меня нет, а такси стоит дорого. Трудно сказать, что приятнее: после бессонной ночи весь день паясничать перед покупателями, демонстрируя бравый вид, или после этого всю ночь нависать над микроскопом, склеивая тончайшие стеклянные волоски и снимая показания датчиков. Но трое суток потерпеть можно, хотя в последние из них я несколько раз нарывался на замечания менеджеров Costco, а на стажировке, несколько раз заснув, падал лицом на микроскоп.
Звонок не заставил долго ждать: поздравляем, вы успешно прошли тест, приходите. До свидания, Costco!
Департаменты хай-тек-гиганта разбросаны по всему городу, в нашем здании в ночную смену трудятся 25 человек. Руководит процессом менеджер Лоуренс, энергичный и шумный парень. Рядом со мной приникли к микроскопам Стив и Жан. Стив – бывший военный, он огромных размеров. В армии здесь служат только отборные качки, вот и он таким был, но после того, как уволился, безнадёжно растолстел. Стив по этому поводу комплексует… Он суровый, немногословный, много матерящийся, но такая суровость не более чем имидж, это видно.
Работая в очках и униформе, мы похожи на водолазов. Если частица стекловолокна попадёт в глаз, будет совсем нехорошо: стекловолокно трудно разглядеть, а удалить острую микрочастицу и подавно. По той же причине нежелательно попадание обломков рабочего материала на любые части тела. Мы закутаны как мусульманские женщины: чепчики на резинке, закрывающие уши и лоб, перчатки, халаты. Только в таком виде работник имеет право пересечь порог сборочного цеха. Но от жары в этих хиджабах мы не страдаем: работают мощные кондиционеры, и в здании всегда прохладно. У нас один длинный, получасовой, перерыв и два коротких. Самый романтичный из них последний, в 5 утра.
В нашем цехе нет окон, круглосуточно горит свет, выходишь на улицу, а ночь уже кончилась. Летним утром этот район города, почти лесной, у большой воды, окутывает туман. Он настолько густой, что буквально в десятке метров можно разглядеть только размытые контуры крупных предметов. Но уже взошло солнце, оно растворилось в тумане и зажгло его всеми красками зари, хор ночных цикад сменился утренним птичьим гамом, а воды на траве и листьях столько, сколько бывает не по утрам, когда выпадает роса, а после лёгкого дождя. Через два часа конец смены.
Больше года назад я был вынужден стать холостяком. Для того чтобы каждый день видеть дочку, снимаю жильё поблизости. По счастливой случайности департамент предприятия, где каждую ночь я прилипаю к микроскопу, находится здесь же, рядом с домом. Дом – это громко сказано, я снимаю 10-метровую комнату в двухэтажном хаузе с общей для всех квартирантов кухней, зато в моём уютном полуподвале с небольшим окном есть персональный душ, а во всём доме неслышно работает кондиционер.
Улица Eagan Road, на которой стоит дом, находится в райском уголке Оттавы Mooney’s Bay, названном так по имени водохранилища, до которого 10 минут ходьбы. Народ вокруг в основном состоятельный, район безукоризненно чистый и аккуратный. Водохранилище Mooney’s Bay размерами с большое городское озеро, на берегах – пляжи, лодочные станции, спортивные площадки, высокие хвойные деревья. Северный берег перегорожен дамбой, за дамбой – скалы и валуны, о которые с грохотом разбиваются потоки рукотворного водопада. Над мощными пенными струями в солнечный день восходит радуга.
На берегу канала плакучие ивы полощут свои плети в тихих заводях и стоят дома-картинки. Чуть выше, на пригорке, выстроен комплекс из 25-этажных домов, в одном из которых живёт моя девчонка. На другом берегу – лесопарк, где мы любим с ней гулять. Там можно увидеть перебегающего тропинку кролика, к людям на безопасное расстояние подбегают бурундуки и белки, их угощают чипсами, у меня есть фотография, на которой дочка кормит с руки пухлого сурка. Парк безупречно чистый. Здесь нигде не валяются банки из-под пива, не парят в воздухе обрывки газет, на земле не сверкают созвездия из битого стекла. Вокруг много хвойных деревьев и сирени, которая весной наполняет воздух парка густым ароматом, и никому не придёт в голову её ободрать, чтобы сделать подарок любимой.
Моя рабочая неделя начинается воскресным вечером, а в пятницу утром я свободен. Ближе к ночи отправляюсь на берег Mooney’s Bay в знакомый бар, который открыт когда до часа, когда до двух ночи, в зависимости от количества поздних выпивох. У меня здесь масса знакомых и два приятеля. Одного из них зовут Джонни, он ярко выраженный ирландец лет 30, огневолосый и в веснушках. В Новом Свете существует стереотип, в соответствии с которым ребята с ирландскими корнями и внешностью являются людьми шумными, много пьющими, временами скандальными. Джонни как может следует этому стереотипу. Его длинные рыжие волосы заплетены в десяток афрокосичек, губы и нос украшает пирсинг.
В России так выглядят шоумены, рокеры, диджеи, завсегдатаи элитных клубов, а в Канаде такая внешность, как правило, говорит о том, что её обладатель студент или работяга. Джонни работяга, кустарь-электрик. У него есть вэн, в котором помещается рабочий реквизит; на нём Джонни выезжает на объекты, которые сам же и находит, распространяя рекламные листовки, публикуя объявления в городской прессе и в Интернете. Такой стиль работы требует не только трудовых усилий, но и навыков рекламщика. Джонни с этим справляется, на доходы приобретён двухэтажный дом неподалёку. Вечерами электрик зависает в баре, громко горланит, заразительно смеётся, дразнит девушек, пьёт пиво Black Ice и несколько раз за вечер исчезает во мраке дубравы, чтобы выкурить косяк. После полуночи, если вокруг одни свои, он курит прямо здесь.
Другого собутыльника зовут Кин, он немец, родившийся в Канаде. Людей с немецкими корнями здесь значительно меньше, чем с восточноевропейскими. Но все встреченные мною германоканадцы почему-то убеждены, что русский должен их ненавидеть. Вот и с Кином та же история. Свои родословные и корни здесь обсуждают с интересом и совершенно без комплексов, что естественно для страны иммигрантов. Несколько раз получалось так, что тема родословных обсуждалась при мне и при Кине, и он не знал, куда деваться. Когда мы сошлись покороче, я пытался втолковать ему, что германофобами не были даже мои деды – участники войны, что после Петра немецкое влияние на обычаи и культуру правящего класса России конкурировало с французским, а в жилах русских монархов текло немецкой крови не меньше, чем русской. Он кивал, но не верил. Кстати, большинство простых канадцев уверено, что центральным событием и главной трагедией Второй мировой войны был холокост, а саму войну выиграли американцы с некоторой помощью русских. Убеждать их в том, что вклад русских и американцев в Победу соотносится с точностью до наоборот, бессмысленно.
Третьим компаньоном, вернее, компаньонкой, является Laura, которая владеет этим баром вместе с мужем. Весь день и вечер они носятся как угорелые, обслуживая клиентов. Ближе к ночи, когда клиентов становится мало, Марк великодушно предоставляет супруге возможность отдохнуть, продолжая работать в одиночку. Лора подсаживается за наш столик.
Она красивая. Не в обиду канадкам будет сказано, но большинство русских женщин гораздо симпатичнее своих североамериканских сестёр по планете. Во-первых, здесь очень много толстух, во-вторых, сам англосаксонский женский тип меня не вдохновляет. У доброй половины классических американок такие узкие лица, будто их в метро дверью прищемило. У типичной англосаксонской женщины грубая, очень белая кожа лица, маленькие ярко-карие глаза и полуоткрытый в вечной американской улыбке рот с ослепительными зубами. Всё это делает обладательницу такого фейса слегка похожей на акулу.
