Дрожащим голосом заговорила Ивонн:
– Викарий, отчего не счесть все это антирелигиозным розыгрышем? Отчего лишь какой-то таинственный Как-кабук смог узнать тайну, постиг эту чокнутую правду о нашей Вселенной?
Ей ответил Стивен:
– Давайте вообразим на минуту, что это откровение верно. Возможно, его открывали уже не единожды. Однако если все, кто про это узнавал, вскоре погибали, тайна оставалась тайной.
– И вы во все это поверили, Стив? – спросил его Джереми. – Возможно ли в это поверить? История, разумеется, увлекательная, но ведь завиральная, правда?
Стивен ответил холодно:
– Я не знаю. Посмотрим вот с какой стороны: по-моему, эта история не менее логична, чем любая другая религиозная теория. Иудейская. Христианская. Индуистская. Мусульманская. Существует сколько угодно каких угодно совершенно свихнутых верований, и каждое стремится объяснить, почему мы существуем на Земле. И эта, мне кажется, больше похожа на истину, более всеобъемлюща, нежели прочие. Как по-вашему, это существо, оно же процесс или что там, – разве оно не создано для двадцать первого века?
– Стив, я к высоким теологическим материям не привычен. Насколько мне известно, мир живет, как жил всегда. Эта история с плитой – она из другого, далекого века…
– Да оно просто ждало своего часа, – невесело рассмеялся Стивен. – В отличие от нас с вами, Джереми, это канцерогенное создание вневременно. Ждать своего часа можно, когда понятие «ожидание» абсолютно ничего не значит.
– Так вы не думаете, что я сошел с ума? – спросил Робин, переводя взор с одного члена комиссии на другого.
– Если честно, по-моему, вы совершенно спятили, – признался Джереми. – Простите великодушно, викарий.
– В самом деле, сэр, вы, возможно, сошли с ума, – сказала Хетти. – Или, может быть, у этого Эль-Каккабука были наркотические кошмары.
– Робин, вы могли свихнуться, – пожал плечами Стивен. – На религиозной почве это бывает. Я это говорю без намека на неуважение.
Шэрон у окна даже охнула, услышав, как невежливо ее муж разговаривает с их викарием. Стивен повернулся к ней:
– Он не мой викарий! Ладно, теперь давайте подумаем: какие могли быть у Тарквина мотивы, чтобы увековечить подобную мистификацию? Шутники обожают, когда шутка срабатывает, правда? Удачно поставить ведро с водой и смотреть, как оно падает аккурат жертве на голову… Они не запрут свою шутку на несколько веков в какой-то дыре за шкафом.
Все притихли.
Пенелопа повернулась к Хетти и спросила, что та обо всем этом думает. Хетти медлила с ответом.
– Я не знаю, что сказать, – наконец промолвила она. – Надо бы взглянуть на плиту, нет? Я, пожалуй согласна со Стивеном: наши религиозные воззрения и любые наши верования – фантазии не от мира сего. Как мы можем решить, возможен подобный «процесс» или нет, если мы толком не понимаем, как и зачем функционирует Вселенная? В наших домах круглые сутки работают электронные приборы, практически вечно… Но никто не вычислил электрический заряд Вселенной. Может, он способен вечно питать этот процесс? Что, если Вселенная затем и существует – почем нам знать?… Но мы по-настоящему не понимаем и того, как работают наши биологические системы: какова, допустим, роль бактерий?
– Но вы ведь только что сказали, что Робин сошел с ума.
– Прошу прощения. Я хотела сказать, что столкнувшись с такими грандиозными вопросами, которые затрагивают самые основы бытия, мы все сходим с ума и теряем рациональность… Потому что повстречались с иррациональным.
Хетти умолкла. Все смотрели на нее.
– Допустим, мы склонны поверить тому, что открыл нам этот странный мистик. Разве мы не споткнемся на том, что придется поверить, будто этот процесс должен быть – как вы его назвали? – злокачественным? Тогда если это зло и только, отчего оно позволило разуму возникнуть в этой системе?
– Хороший вопрос, – поддакнул Джереми.
– Ну, и что же ты думаешь? – Хетти повернулась к нему.
– Я? Да я всего лишь триллеры пишу, Хетти. Чтоб у читателя мурашки по спине…
– А от этой идеи разве не побегут по тебе мураши?
– Ну, какие еще мураши? Понимаешь… я вот о чем думал. Все это как-то совершенно ненаучно. Может, это религиозная идея, которой люди придерживались в древности? В Эфиопии, например. Но существует же такая научная теория, теория струны – или суперструны? – о том, что все элементарные частицы были связаны между собой, когда зародилась Вселенная? А в таком случае – м-да, вот тут и может быть исток этого злокачественного процесса. Вот и все, что я знаю. Маловато, надо признаться.
Хетти кивнула и ободряюще улыбнулась Джереми.
– Хорошо, значит, зло, которое вы, викарий, – она кивнула Робину, чтобы подбодрить и его, – так хорошо определили – злокачественное, как злокачествен рак, – оно не злонамеренно, просто уничтожает все живое…
– Очень хорошо, – признался Робин. – Вы очень хорошо это сформулировали, мисс Чжоу: «не злонамеренное, просто уничтожает все живое».
– А я не понимаю, почему мы вообще должны доверять этому древнему тексту, – сказал Родни. – Мисс Чжоу справедливо заметила ранее: все это лишь наркотический кошмар, пережитый каким-то крайне подозрительным мистиком. Их и сегодня как собак нерезаных, правда?
– Да нет, – заметила Хетти, – они теперь все оттуда на Запад переехали.
Пока шел этот разговор, Генри Уиверспун поднялся и, опершись на книжный шкаф, решил навести справки в одном из старинных томов. Пришлось сдуть с книги пыль. Уже раскрыв том и держа его на весу, Генри обратился к Шэрон:
– Милая дама, не могу ля испросить у вас стакан воды, дабы не першило в горле? Книги у вас пыльные… у меня сейчас, не ровен час, еще кашель начнется.
– Конечно, Генри. Может, желаете вина? – Одарив присутствующих нервозной улыбкой, Шэрон спросила: – Быть может, в разгар вашей серьезной дискуссии вы все пожелаете освежить свои мысли вином?
– Нет, дорогая, конечно же, нет, – сказал Стивен строго взглянув на нее. – Нам всем нужно мыслить трезво как никогда. Не надо вина. А Генри принеси воды, как он попросил.
Бедняга Шэрон без звука выплыла из комнаты.
Пенелопа сложила руки на груди и вперилась взглядом в текстуру стола.
– Ну вот, нашел, – сказал Генри, обращаясь к членам комиссии со своей точки обзора у книжной полки. – У меня тут второй том «Энциклопедии древних религий и религиозных церемонии», которую в 1814 году опубликовал Т. Фридрик Анвин, живший на Генриетта-стрит в Ковент-Гардене. Подумать только, господи сохрани мои носки, в ней есть статья про этого самого Каккабука! Его здесь, правда, называют «Кахабу». – Он повторил по слогам. – Вполне можно полагать, что это один и тот же человек.
Стивен вставил замечание:
– Кстати, в 1814 году сгорел старый Особняк – на месте которого построили этот.
Генри глянул на него презрительно – какая наглость перебивать! – и начал зачитывать текст из энциклопедии куда громче, нежели требовалось;
– «Ахура Кахабу был зороастрийцем,[44] родился в четвертом веке до Рождества Христова. Он отринул свою религию в середине жизни, возжелав заниматься мистическими изысканиями природы звезд. Смесь трав и лекарств благоприятствовали его интроспекции». Ах, до чего хорошо в то время выражались! Как вам, а? «Благоприятствовали его интроспекции»… Так, дальше. «Он написал трактат о сути светя, который, по его разумению, был процессом мышления всеобъемлющего разума, что освещает все сущее. Его спорное учение о природе зла, кое насыщает и пропитывает все сущее, противоречило мнению признанных тогда авторитетов и мудрецов, а потому ему пришлось бежать из родной Персии и искать убежища в горных областях Африканского Рога, где он основал религиозное течение, которое, однако, просуществовало недолго. Его воззрения были столь крайними и отвратительными, что в конце концов разозленные приверженцы Заратуштры (Зороастра) повесили его на дереве. Оставшиеся в живых последователи Кахабу со временем стали богомилами[45] (см.)».
Генри кивнул викарию:
– И теперь эти крайние и отвратительные воззрения постучали в вашу дверь, отец Робин. Вот уж и впрямь странное стечение обстоятельств.
– Ужасно другое, – сказал Робин, – а именно то, что они так долго находились в стенах нашей церкви. Они отравили нашу церковь!
– Может, изгоните нечистою силу? – спросил Джереми, подавляя ухмылку. Хетти легонько стукнула его под столом.
Тут заговорила Пенелопа.
– А ученые разве в состоянии объяснить природу света? Я невольно вспомнила один гимн, который мне нравился, когда я еще девочкой ходила в церковь: в нем говорилось про Бога Незримого. Помните? «Лишь яркий свет Тебя скрывает». Меня лично очень заинтересовала эта фраза из статьи в энциклопедии: про то, что Каккабук считал свет «процессом мышления всеобъемлющего разума, что освещает все сущее». Не могу не восхищаться этой идеей, тем более что ее высказали аж за четыре века до рождения Христа.
