Юля написала ему в Skype двадцать девятого числа, опять просила простить, хотела поговорить, но он по-прежнему злился на неё, не хотел видеть, не хотел, чтобы она писала и лишний раз напоминала о себе, и в этот раз просто нагрубил.
Совесть всё-таки взяла верх, и Пётр в канун Нового года поехал к сестре поздравить племянника, но оставаться с ними отказался. Только дома покоя ему тоже не было. Саша был настойчив, и чуть ли не силой потащил Петра составить им компанию, добавив: «Лучше уж сиди хмурый с нами, чем встречай Новый год один!»
Пётр и правда был как будто не с ними, он молчал и пил виски вместо шампанского. После боя курантов все вывалили на улицу запускать фейерверки, играть в снежки, лепить снеговиков. Погода стояла располагающая: плюсовая температура, снег шел крупными хлопьями. Саша с Аней против его воли под руки выволокли Петра на улицу. Он уселся на ту самую лавку, где пил две недели назад, подумал, что зря не захватил с собой виски. Мужчину никто не трогал, и он был этому рад, равнодушно следя за происходящим.
Когда все вернулись в дом, Пётр попытался незаметно исчезнуть, но Саша пресёк попытку друга сбежать и вернул его на диван. Мужчина снова сидел, равнодушно и молчаливо следил за происходящим, потягивая виски. Глеб притащил какую-то настольную игру, предполагающую разделение на команды по два человека, и Пётр как раз был десятым, чтобы получилось пять команд. Уговаривали его всеми силами, и в итоге он сдался под коллективным прессингом. Суть игры состояла в том, чтобы объяснить максимальное количество слов за одну минуту. Люди в команду попадали случайно, путём вытягивания бумажек. Но когда к нему попала Аня, он только закатил глаза и пожалел, что вообще поддался на уговоры Саши.
Объяснял он лениво и неохотно, Аня угадала всего два слова за минуту, но зато когда наступила ее очередь, только и использовала их общие воспоминания из полётов и совместной жизни. Пётр угадывал всё, но внутренне негодовал. Когда игра закончилась, он стал ещё мрачнее, чем был до этого. Раздраженно отказался играть дальше, и никто не стал с ним спорить. В этот раз пары по команде не досталось Насте. Она села рядом с Петром и, глядя перед собой, грустно проговорила своим тоненьким голосом:
— Зря ты отказался играть. С тобой мы бы были отличной командой!
Пётр задумчиво посмотрел на неё, анализируя двусмысленную фразу. Настя залилась румянцем, смутилась, и даже кончики ушей у неё покраснели. Пётр вспомнил разговор с Сашей и задумался: «Неужели, Саня не придумал всё это?! Настя, как же тебя угораздило-то?!» Пётр всегда отлично ладил с девушкой, она нравилась ему как коллега и приятный, умный собеседник. Он уважал её за профессионализм, трудолюбие, ответственность, но ни разу не посмотрел на неё, как на девушку, даже мысли такой не возникало. Сейчас ему тоже не хотелось об этом думать. Он лишь грустно вздохнул, надеясь, что Саша всё придумал, и залпом опустошил стакан с виски:
— Прости, Насть, но в игры я уже наигрался. — Он поставил стакан, взял со стола мандарин и протянул его девушке со словами: — С Новым годом!
35
В доме у Франсуа Юля чувствовала себя очень неуютно. Хоть молодой человек всё время был рядом, но чувство неловкости не покидало её, ведь в кругу семьи Франсуа был совсем другой. Юля его не узнавала, хоть и понимала, что это игра, но он становился такой же, как они — манерный, чересчур серьёзный. И с легкостью поддерживал их высокопарные беседы. Ей было очень тяжело общаться с его семьёй, вся эта воспитанность и вежливость на самом деле скрывала, как её оценивают и осуждают, а Эмили просто ненавидит, девушка чувствовала это нутром.
Но когда они уединялись с Франсуа, он снова становился собой: интересным, ласковым и живым. Франсуа стал более открытым и разговорчивым с Юлей, иногда даже делился историями из детства: как любил целыми днями сидеть на чердаке, а однажды набрал коробку лягушек, дирижировал им и думал, что они его слушаются.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Только девушку всё равно не покидало недоверие. После подслушанного разговора Юле казалось, что Франсуа не завязал с наркотиками. Иногда она подолгу вглядывалась в его глаза, и ей казалось, что они меняются. Франсуа тоже чувствовал, когда Юля проверяла его, становился грустным, задумчивым.
Перед Рождеством Юля уговорила его купить всем подарки, и они почти целый день бродили по небольшому рынку Тулузы, где в одной из витрин Юля увидела кукол, заглянула в лавку, пока Франсуа подбирал перчатки в соседнем магазинчике. И взгляд сразу упал на куклу Виктора из мультфильма «Труп невесты», она была так похожа на Франсуа, что девушка, почти не раздумывая, купила фигурку для него.
Как ни странно Рождество прошло весело. У всех было хорошее настроение, за столом царила атмосфера дружелюбия и веселья, а не надменности и высокомерия. Франсуа опять украл Юлю и повел в свою комнату. Он написал для девушки песню. Слушая которую, она растрогалась до слёз. О настолько сильно проникал в её сердце и теребил душу своим пением, что она каждый раз забывала дышать, и чувствовала лишь трепет в сердце. А тут Франсуа пел о ней. Рассказывал песней её историю: как она забыла шапку, как её слёзы запали ему в душу, как эта песня связала их невидимой нитью, сблизила их души. Франсуа пел о том, что любит с ней танцевать, любит Юлин смех и улыбку, обожает её волшебные волосы. И как он рад, что она с ним рядом, несмотря ни на что.
Сначала девушка глотала слёзы, но потом перестала их сдерживать, и крупные капли струйками потекли по щекам. Когда Франсуа закончил петь, он мягко и ласково посмотрел на Юлю, она настолько растрогалась, что от переизбытка чувств кинулась Франсуа на шею и уткнулась ему в плечо, продолжая плакать.
Он нежно обнял её и поцеловал в макушку. Потом немного отодвинул от себя, заглянул в глаза и поцеловал в губы, сначала нежно, но потом всё настойчивее и настойчивее. Юля не могла прийти в себя от волнения, разыгравшегося внутри от песни, она отвечала на поцелуи со страстью, а Франсуа очень аккуратно, почти незаметно расстегнул платье, стягивая его с девушки. Юля не осталась в долгу, расстёгивая пуговицы его рубашки, и гладила его по спине и плечам. Франсуа стянул с Юли платье, оставив её в одном белье, и привлёк к себе, аккуратно уложив на кровать. У него были прохладные руки, он был нежен настолько, что едва-едва касался кончиками пальцев тела девушки, кожа от этих трепетных прикосновений покрылась мурашками.
Франсуа вёл себя робко и осторожно в своих ласках и поцелуях, не спешил раздевать девушку дальше, он словно изучал её руками, глазами, поверхностными касаниями. И был бесконечно нежен в своих движениях, то гладил волосы, спускаясь кончиками пальцев по шее и ключицам, то ласково терся щекой, словно кот, касаясь тела девушки осторожно, будто Юля была бабочкой с хрупкими крыльями. Она улыбалась и всё пыталась притянуть его к себе, но Франсуа не позволял даже коснуться лица или волос, отводя голову в сторону и перехватывая Юлину ладонь своей.
Она села и смело поцеловала его, Франсуа взял лицо девушки в ладони и с улыбкой прошептал, глядя в глаза:
— Юлия, у тебя слёзы на щеках со вкусом моря.
От этих слов всплыло воспоминание, которое будто ударило девушку током, прошло электрическим разрядом по всему телу, Юлю аж передернуло, но в мыслях так отчетливо всплыло лето, Пётр, его счастливые глаза, улыбка, голос, говорящий: «Ты у меня со вкусом моря!» В груди заныло, а беспощадная память обжигала всё более яркими и яркими воспоминаниями. Прошлое наводнило голову мыслями о лете, о Петре, к горлу подступил ком.
Юля резко отстранилась, обхватила колени руками и уткнулась в них, спрятав глаза. Она даже не хотела извиняться, смотреть на Франсуа. Юле хотелось плакать от какой-то непонятной внутренней обиды. Только что она чувствовала любовь, нежность к Франсуа, а сейчас даже не хотела, чтобы он её касался.
Молодой человек сел рядом, так же обхватил руками колени и посмотрел на девушку.
