Я согласилась выйти замуж за Дэниса, потому что он был мне безразличен, как, несомненно, и я ему. Мы бы просто не касались друг друга. А я хотела именно того, чтобы меня оставили в покое!
— Джерри больше не грозил лишить тебя средств? — спросил Питер.
— Нет. Он сказал, что Дэнис далеко не завидная партия — ах, зачем он выразился так вульгарно на безвкусный ранневикторианский манер, — но после Джорджа надо благодарить звезды, что не вышло хуже.
— Пометь, Чарлз, — попросил Уимзи.
— Поначалу все шло как будто хорошо, но затем мое положение стало меня все сильнее угнетать. Меня что-то тревожило в Дэнисе. Он был невероятно сдержан. Да, я хотела, чтобы меня оставили в покое, но это было нечто сверхъестественное. Он держался корректно. Даже когда приходил в ярость или его обуревала страсть, что случалось нечасто. Невероятно! Как персонаж из старых французских романов. Понимаешь, Питер, устрашающе горячая натура, но совершенно безликая.
— Чарлз, слышал? — спросил лорд Питер.
— Мм?
— Это важно. Понимаешь значение?
— Нет.
— Неважно. Продолжай, Полли.
— У тебя от меня не разболелась голова?
— Чертовски. Но мне по душе. Продолжай. Я не взращиваю росток лилии влагой страдания и росой лихорадки, ничего подобного. Я в восторге. То, что ты сказала, объясняет больше, чем все, что я накопал за неделю.
— Правда? — На лице Мэри не осталось следов враждебности. — Я думала, ты не поймешь эту часть моей истории.
— Господи, почему? — удивился Питер.
Мэри покачала головой.
— Мы с Джорджем все время переписывались, и вдруг в начале этого месяца он мне сообщил, что возвращается из Германии и получает работу в «Тандерклап» — еженедельнике социалистов с начальным жалованьем четыре фунта в неделю. Он спрашивал, не брошу ли я своих капиталистов, и все такое, не перееду ли к нему, чтобы стать честной трудовой женщиной. Он мог подыскать мне секретарскую работу в газете. Я бы печатала для него на машинке и помогала компоновать статьи. Мы бы зарабатывали шесть-семь фунтов, чего, как он считал, с лихвой бы хватало на жизнь. Я же с каждым днем все больше боялась Дэниса. И согласилась. Но понимала, что разразится гигантский скандал с Джеральдом. И стыдилась: помолвка с Дэнисом была объявлена, пошли бы жуткие сплетни, меня бы стали отговаривать. И Дэнис мог бы сильно навредить Джорджу — он такой человек. Поэтому мы решили, что лучше убежать, вступить в брак и тем самым спастись от споров.
— Разумно, — кивнул Питер. — И хорошо бы смотрелось в газетах. Представьте заголовок: «Дочь пэра выходит замуж за социалиста. Романтическое бегство в мотоциклетной коляске. Ее светлость утверждает, что шесть фунтов — это много».
— Свинья! — вспыхнула леди Мэри.
— Спасибо, принимаю. Итак, романтический Гойлс собирался похитить тебя из Риддлсдейла. Кстати, почему из Риддлсдейла? Было бы намного проще из Лондона или Денвера.
— Нет. Во-первых, у Джорджа были на Севере дела. В городе его все знают — это во-вторых. И мы в любом случае не хотели ждать.
— А еще пропал бы ореол юного Лохинвара. Но почему в такой несусветный час — три ночи?
— Вечером в среду у Джорджа было назначено собрание в Норталлертоне. Оттуда он поехал за мной: мы должны были отправиться в город и вступить там в брак по специальному разрешению. Времени было довольно — Джорджа ждали на работе только на следующий день.
— Понятно, — кивнул брат. — Теперь продолжу я, а ты меня поправь, если ошибусь. Ты поднялась к себе в среду вечером, в девять тридцать, собрала чемодан и решила нацарапать что-нибудь вроде письма, чтобы успокоить горюющих друзей и родственников.
— Я написала. Но…
— Разумеется. Затем легла в постель или, по крайней мере, не раздеваясь, прилегла.
— И, как оказалось, правильно поступила.
— Согласен. Утром не пришлось тратить много времени, чтобы привести кровать в правдоподобный вид. А нам полагалось заключить, что все выглядит естественно. Кстати, Паркер, когда вчера вечером Мэри каялась в грехах, ты делал пометки?
— Да. Только сможешь ли ты разобрать мою скоропись?
— Безусловно. Мятая постель опровергает твою историю, что ты вообще не ложилась. Так?
— А я решила, что сочинила отличную историю!
— Нужна практика, — добродушно заметил брат. — В следующий раз получится лучше. Только учти: трудно долго плести безукоризненную ложь. Кстати, слышала ли ты сама, как Джеральд вышел в одиннадцать тридцать, о чем свидетельствовал Петтигрю-Робинсон (черт бы побрал его уши!)?
— Я как будто слышала какое-то движение, но не сильно об этом задумывалась, — ответила Мэри.
— И правильно. Я если слышу, что люди перемещаются ночью по дому, по своей деликатности вообще об этом не задумываюсь.
— Характерно для Англии, — вмешалась герцогиня. — Здесь это считается некорректным. Говорю для Питера, который везде, где можно, применяет континентальный подход. Услышал что-то в тишине — не упоминай, как разумно поступал в детстве. Ты был очень наблюдательным мальчиком, дорогой.
— И до сих пор остался, — улыбнулась Мэри с удивительным дружелюбием.
— Дурные привычки умирают трудно, — ответил Уимзи. — Продолжим. В три часа ты спустилась
