Шарль, не выказывая ни малейшего чувства страха или удивления, только несколько замедлил свой шаг и стал слегка похлопывать высокую траву длинной тростью.
Спустя несколько секунд он снова услышал такой же треск и шелест, а там еще и еще. Очевидно, эта часть саванны положительно кишела гремучими змеями. Но плантатор смело продолжал идти вперед, ни мало не смущаясь этим ужасным соседством.
Он припомнил, что в детстве его чернокожий воспитатель, старик Казимир, научил зачаровывать змей и что он же несколько раз заговаривал его и прививал известные яды, не только противодействующие ядовитости укуса, но и ограждающие от укуса.
Эти прививки, возобновляемые время от времени, сохранили свою силу.
— Ах, будь у меня время, как бы легко мне было призвать к себе всех этих чудовищ и повести их за собой навстречу негодяям, которые гонятся за мной. Какое грозное войско! — проговорил он про себя.
И, продолжая слегка пошевеливать длинной палкой траву, он поднес лезвие своего тесака к губам и стал наигрывать на этом странном инструменте своеобразную мелодию — чрезвычайно нежную и приятную.
И странное дело: на пространстве двадцати — двадцати пяти метров трава зашевелилась, тут и там появились черные точки, а затем и головы змей, покачивавшихся грациозно на своих лебединых шеях.
— Да, — продолжал молодой француз, — я знаю, вы любите эту музыку, и вас мне нечего бояться! .. Что для меня опасно, так это недомогание, какое я начинаю ощущать и которое вдруг вызвало во мне чувство усталости! Что бы это значило? Неужели стрела была отравлена?
Он продолжал идти еще с четверть часа, не переставая насвистывать, и стал замечать, что змей все меньше и меньше; вскоре они совершенно исчезли.
Его недомогание заметно усилилось; он ощущает сильный озноб, в ушах у него шум, в глазах мутится. Бросив взгляд на свою руку, он замечает, что она потемнела, стала мертвенно синеватой, кругом появилась опухоль; пальцы на руке начинают терять свою обычную подвижность; чувствительность при касании уже совершенно утрачена.
Тем не менее присутствие духа не покидает раненого. Будучи убежден в серьезности своего положения и вполне сознавая, что его рана, если не смертельна, то во всяком случае чрезвычайно опасна, он только ускоряет шаг по направлению к темной полосе, виднеющейся на горизонте прямо против него.
Что же там, снова начинается полоса лесов?
Он смутно припоминает, что когда-то он там видел большую и широкую реку.
Задыхаясь, изнемогая и умирая от жажды, он, наконец, вступает под сень первых деревьев, которые он увидел еще издали. Да, он не ошибся! Вот и река шириною около двадцати пяти метров и местами поросшая по берегам муку-муку.
Значит, он может утолить свою жажду, помыть свою рану и восстановить отчасти свои силы, погрузившись в холодные струи реки…
Проклятье! Он вдруг проваливается выше колен в топкое, мягкое болото, предательски поросшее сверху зеленой травой. До реки остается еще пять-шесть метров, но добраться до нее по этой илистой отмели нет никакой возможности.
Он с большим усилием выбирается из этой тины на твердую землю и, полный отчаяния, бежит вдоль берега, надеясь найти где-нибудь место, какой-нибудь перешеек, скалу или что-либо в этом роде, позволяющее ему добраться до воды и погрузиться в нее, хотя бы даже она кишела кайманами и электрическими угрями.
Но напрасно! Илистая отмель тянется бесконечно и беспрерывно на всем протяжении, куда только хватает глаз, и он не может рискнуть перебраться через нее, не затонув окончательно в этом иле.
ГЛАВА XVI
Что это за яд? — На берегу проклятой реки. — Поваленное дерево. — Жажда. — Кайман. — Отчаянная борьба. — Победа. — Электрические угри. — Муки Тантала. — Прорванный мост. — В воде. — Естественный плот. — Вперед! — Последнее сражение. — Лассо. — Побежден. — Триумф и поражение. — Военный клич мундуруку. — Ужас Табира. — Первый труп. — Мститель. — Свободен. — Отдан на съедение диким зверям и муравьям. — Возвращение в усадьбу. — Беда.
В обычных условиях Шарля не тяготила экваториальная жара. Он, подобно неграм и индейцам, мог идти сколько угодно под палящими лучами солнца, не опасаясь солнечного удара, постоянно висящего угрозой над каждым человеком белой расы в этих краях. Не боялся приступов лихорадки, которая для непривычного европейца является неизбежным следствием чрезмерного утомления. Он умел также очень долго обходиться без питья и без пищи. К несчастью, рана все это изменила.
Молодой человек сразу утратил все проворство и ловкость хищного животного, всю свою удивительную выносливость, постоянно поддерживаемую подвижной жизнью и окружающими опасностями, и, если сохранял еще ясность мысли, то только благодаря невероятному усилию своей воли.
Мучимый голодом и жаждой, невыносимо страдая от раны, окруженный со всех сторон, он все еще пытался бороться.
Река текла почти по прямой линии вверх от места, где он увяз, но ниже течение ее казалось чрезвычайно извилистым. Шарль не без основания полагал, что, спустившись вниз по течению, он сумеет найти место, где ил не успел еще скопиться в таком количестве.
Он снова пошел, прокладывая себе дорогу между кустами, обрамлявшими берег реки, с трудом продвигаясь вперед и опираясь на палку. Левая рука его уже не могла удержать тесак, чтобы прорубить дорогу в чаще. Тернии и колючки разрывают его одежду и тело; лианы поминутно преграждают путь.
Все как будто сговорилось против него. Но вот вздох облегчения вырвался, наконец, из его груди. Он увидел недавно поваленное грозою громадное дерево, перегородившее реку и как бы образовавшее собою мост. Не заботясь о том, что из этого может выйти дальше, Шарль решил во что бы то ни стало переправиться через эту проклятую реку; непреодолимый инстинкт, берущий верх даже над разумом, влечет его вперед.
Это упавшее дерево, превосходный купайа, чрезвычайно похоже на симарубу, с которым его очень легко спутать и от которого оно отличается только корнями, коричневыми и волокнистыми, тогда как корни симарубы желты и компактны. С неимоверным трудом Шарль взбирается на ком земли, удержавшийся в корнях вырванного грозой дерева. Садится верхом на гладкий и прямой ствол, чтобы, ползя по нему, постепенно двигаться вперед в сидячем положении, так как чувствует, что не в состоянии удержаться на ногах.
Вот он уже на полпути. Пока все идет благополучно. Он уже у кроны дерева, громадные развесистые ветки которой достигают противоположного берега.
Так как муки жажды становятся совершенно невыносимыми, он собирается спуститься по одному из больших суков в воду и погрузиться в нее. Он уже предвкушает наслаждение от этого купанья, которое должно вернуть ему силы и бодрость, и медленно склоняется над водой.
