– А кто пойдет за тобой? – с презрением спросил Бегущий Теленок. – Два Летящих Ястреба сказал мудрые слова. Нас осталось меньше тридцати. У меня нет пуль и остались всего две стрелы. – Он усмехнулся и ударил себя рукой в грудь. – Я так же храбр, как все вы, но не хочу идти на бледнолицых с двумя стрелами!
Воины рассмеялись, но это был горький смех. Когда опять стало тихо, Тень сказал:
– В сражениях наша жизнь, и мы сражались долго и неустанно. Однако с самого начала мы знали, что в этом сражении нам не победить. Пусть будет, как я сказал. Сегодня мы все разъедемся в разные стороны, а завтра пусть приходят солдаты и ищут ветер в поле. – Тень втянул носом воздух – Призрачное Лицо, – сказал он, едва заметно улыбаясь. – К утру все тропинки будут покрыты снегом.
На мгновение наступила тишина, и, хотя воины молчали, мне казалось, что их души беседуют между собой. У меня комок застрял в горле. Эти притихшие мужчины были воинами, которых роднило между собой нечто большее, чем узы родства. Их связывали не слова, а любовь и взаимопонимание. Никто не произносил прощальных слов. Разве лишь Большой Конь стремительно вскочил на ноги и крикнул:
– Хопо! Поехали!
И он оставил круг в сопровождении воинов-сиу. Остальные разъезжались по двое, по трое, тихие, как висевшие над нашими головами тучи. Последними были Бегущий Теленок и его товарищи-апачи. Тень и Бегущий Теленок пожали друг другу руки.
– Мы неплохо сражались, чика, – сказал Бегущий Теленок, употребив слово апачей, которое означает «мой брат».
С этими словами он исчез, словно растворился в ночи.
Мне было жаль расставаться с Бегущим Теленком. Он был хорошим человеком, храбрым воином и верным другом. И я знала, что Тень будет скучать по нему еще сильнее меня. Долгие вечера они проводили в нескончаемых беседах, вспоминая навсегда ушедшие времена и тревожась о будущем, в котором не видели для себя места.
Мы опять остались одни. Тень и я. Довольно быстро, наученная нашими бесконечными переездами, я собрала нехитрые пожитки и погрузила их на свою лошадь. Едва мы двинулись на восток, с неба начали падать первые снежинки.
На рассвете Тень остановился под скалой. Позади нас землю укрывало толстое снежное одеяло, и, пока мы спешивались, от наших следов ничего не осталось. Замерзнув и устав после долгой езды, я быстро расстелила шкуры в самом сухом месте, какое только смогла найти, после чего, не обращая внимания на боль в спине и голодное урчание в животе, легла и заснула.
Когда я открыла глаза, солнце стояло уже высоко над головой, а Тень молча сидел рядом. Не говоря ни слова, я встала, и через несколько минут мы уже ехали дальше.
Дни и ночи слились у меня в один голодный кошмар. Лошади тоже мучались. От них остались лишь кожа да кости, и я не могла скрыть слез жалости, когда видела, как они стараются пробиться сквозь снег к траве, которой давно не было в помине. Я все время ощущала голод и боялась, как бы моя усталость не повредила ребенку.
У Тени оставалось шесть стрел и совсем немного пуль, поэтому мы ели все, что могли поймать, – мышей, ящериц, змей и иногда белок, – если нам особенно везло. Когда-то я и смотреть не стала бы на такую еду, а теперь глотала все подряд и жалела, что мало.
Мы бежали от преследователей, как звери от охотников, и я не понимала, почему бы им не оставить нас в покое. Почему бы им не отправиться домой, где их ждут, и не дать нам отдыха. Ведь мы больше ничем не могли им навредить.
В конце ноября мы набрели на одинокий фургон в небольшой долине. Наверное, целый час мы наблюдали за ним, пока Тень не решил, что в нем никого нет. Не видно было никаких животных. И дым тоже не вился ни над костром, ни над самим фургоном.
Мы медленно съехали с горы, спешились и подошли к двери. Не выпуская из рук ружья, Тень заглянул внутрь. Я шла следом за ним, желая хоть немножко погреться в четырех стенах.
В фургоне было чисто. Старик и старуха лежали на матрасе в углу и удивленно повернулись к нам, когда я закрыла за собой дверь. Они оба побелели, как снег, при виде Тени и его ружья.
– Еды, – сказал Тень. – Быстро дайте еды.
– У нас самих мало, – проговорил старше, не сводя глаз с ружья. – Немножко бекона и кофе.
– Давайте, – коротко приказал Тень.
Женщина вылезла из угла, накинув себе на плечи одеяло.
– Пожалуйста, не убивайте моего мужа, – попросила она. – Он ничего вам не сделает.
Я обратила внимание, что у него нет одной руки, а другая зажата в кулак. Не снимая с себя шкур, я присела к очагу, потому что в фургоне оказалось не намного теплее, чем на улице. Вся мебель была, по-видимому, сожжена.
Тень стоял посреди комнаты с ничего не выражающимся лицом. От страха старуха порезала палец, нарезая бекон, и пролила драгоценные капли кофе, который поставила подогреть на плиту. Вскоре комната наполнилась восхитительными запахами, и у меня потекли слюнки. Мы с Тенью с жадностью набросились на еду, а старики молча следили, как мы облизываем жирные пальцы. Кофе был горький, но зато горячий, и я с сожалением вздохнула, когда кружка опустела. Потом в фургоне воцарилась еще более тягостная тишина.
– Пожалуйста, – молила старуха. – Мы не сделаем вам ничего плохого.
Две крупные слезы потекли у нее по щекам.
– Не проси, – приказал ей старик. – Имей гордость.
Она в отчаянии повернулась ко мне:
– Ты – белая женщина. Будь же милосердна…
– Она не белая, – с возмущением оборвал ее старик.
– Белая! Ты посмотри на ее волосы.
– Женщина, которая заводит шашни с краснокожим, ничем не лучше скво, – заупрямился старик, но все-таки прикусил язык, увидев, как потемнел лицом Тень.
Я положила руку Тени на плечо и попросила на языке шайенов:
– Пожалуйста, не обращай внимания. Он боится, и сам не знает, что говорит.
– Он похож на всех белых, которые ненавидят всякого, у кого не такая, как у них, кожа.
– Пожалуйста, Тень… Не надо больше убивать.
– Не думай, что это доброта. Они заслужили смерть. К тому же нам нужен дом.
– Хватит убивать, Тень. Остановись.
Я редко с ним спорила, и моя настойчивость явно пришлась ему не по нраву.
– Скоро должен родиться ребенок, – твердо сказал он. – Ты не можешь рожать в снегу.
– Я не буду здесь рожать!
– Анна, будь благоразумна. Подумай о ребенке.
– Я думаю, поэтому не хочу, чтобы он родился в доме, в котором его отец совершил убийство. Наш ребенок не будет виноват ни в чьей смерти.
Вздохнув, Тень сдался.
– Отлично. Однако я настаиваю на том, чтобы провести здесь ночь. Тебе надо отдохнуть.
Против этого я не стала возражать, как не сказала ни слова, когда Тень прогнал старика с его ложа, чтобы устроить меня поудобнее. Хотя матрас был совсем тонкий, а простыня грязноватая, все равно это не то что лежать на холодной земле. Едва моя голова коснулась подушки, как я заснула.
