Многие еврейские дома были подожжены и сгорели.
Местные крестьяне пытались заступаться за евреев. Иные брали своих знакомых к себе на квартиру, под свою защиту. Но бандиты стали им угрожать, что расправятся и с ними. И крестьяне стали отказывать в защите.
Бандиты ушли.
Вслед за ними вошли регулярные войска Добрармии.
Грабежи и убийства продолжались.
Все евреи, оставшиеся в живых, разбежались кто куда мог. Положение их было отчаянное. Их не выпускали из местечка. Крестьяне боялись дать им приют, чтобы самим не пострадать, потому что некоторые за такое укрывательство были и сами ограблены. Показаться на улице еврею было рискованно: солдаты избивали всех встречных евреев. Солдаты ходили по еврейским квартирам.
Раскапывали землю.
Разбивали стены.
Разрушали печи.
Все это в поисках денег и ценностей.
Несчастным измученным людям некуда было деваться. Они прятались по лесам и полям, без пищи и крова, блуждали как живые тени в окрестностях местечка, и буквально обречены были на голодную смерть…
Вот выдержка из «Киевского Эха»:
«По словам крестьян, приехавших из местечка Германовна, все еврейское население местечка совершенно уничтожено. Успевшие скрыться несколько десятков человек, среди которых большинство детей подростков, были на пути застигнуты каким-то отрядом и перебиты. Уцелел лишь один еврейский мальчик, которого окрестные крестьяне приютили у себя».
9. «Единое, неделимое»
В конце августа на стекольный завод в селе Шибенном пришли 5 рот солдат, назвавшихся петлюровцами. По дороге они встретили еврея, заводского рабочего Акиву Голуба.
Накинули ему на шею веревку.
Привязали к возу и потащили на завод.
Их встретил мальчик, сын Голуба, и стал умолять их:
— Пощадите отца.
Но они, не внимая мольбам его, увели Акиву Голуба в сторону, и на глазах сына пристрелили.
Заслышав выстрелы, евреи, бывшие на заводе, начали убегать. В числе убегавших был студент Орадовский.
Его остановили.
— Ты жид!
— Да, — ответил он, — я еврей.
Его застрелили.
Вслед за этим начался грабеж: разбили заводскую кассу, взяли из нее 20.000 рублей, открыли заводскую лавку и забрали на громадную сумму мануфактуры, спичек, табаку. А потом приступили к грабежу еврейских квартир. Забрали все, что имело хоть какую-нибудь ценность. Громоздкие вещи ломали и разбивали.
Стали разыскивать евреев.
Один из рабочих указал, что евреи прячутся в огороде
Открыли по огороду стрельбу пачками.
В одном доме отыскали 3 девиц: 12, 16 и 18 лет. Оказавшую сопротивление 16-летнюю убили. Остальных изнасиловали. Задержали 2 молодых людей, увели с собой и по дороге одного из них убили. По пути застали у трупа убитого Орадовского мать покойного.
Спросили ее:
— Что ты здесь делаешь, жидовка?
Сквозь слезы она едва ответила.
— Это мой единственный сын.
Ее закололи кинжалом.
Судьба второго из арестованных была иная.
Вслед за ним бежала его мать.
Она предлагала конвойным выкуп за сына.
— Я вам дам 30.000… отпустите.
Обещала отдать им свою лошадь. Они согласились.
Взяли деньги и лошадь. Но сына все-таки не выпустили. Собирались увести с собою его дальше. Но тут послышались выстрелы со стороны вокзала и послышались крики!
— Добровольцы… добровольцы.
Петлюровцы пришли в замешательство, а арестованный воспользовался этим.
И убежал.
Бежали и петлюровцы.
Евреи вздохнули с облегчением, в Шибенное вступили передовые части долгожданной добровольческой армии.
Но…
«Грабежи и насилия продолжались тем же темпом», — сообщает шибенская хроника, вырезывали скот, расхищали последнее достояние. Евреи все бросили на произвол судьбы и разбежались.
10. «Хлеб и соль»
В местечке Борисполь еврейского населения 1000 человек на 20.000 христиан. По уходе большевиков, 9-го августа, местный Исполком, состоявший исключительно из христиан, переименовал себя в Комитет Общественной Безопасности, при нем все бывшие члены Исполкома остались на месте. Евреи решили устроить встречу вновь прибывающим военным властям и для обсуждения этого вопроса собрались на совещание. Но, не успев еще принять решения, они услыхали гул набата, созывавшего христиан на сход для той же цели.
Тогда евреи решили:
— Пойдем и обсудим это вместе.
Но их встретили на сходе недружелюбно.
— Что вам надо?
— Да мы пришли вместе с вами обсуждать, как организовать встречу, мы тоже хотим в этом участвовать.
Им сказали:
— Обойдемся без вас… уходите!
Тогда они собрались отдельно и, по обсуждении, решили встретить вступающие войска хлебом-солью.
Вступили первые разведчики добрармии.
Они хлеб приняли.
Приняла и вторая партия.
Но третья, самая значительная, с ругательствами прогнала евреев и насмешливо кричала им вслед:
— Сегодня ночью, жиды, мы придем к вам в гости, тогда и угостите.
Ночью они пришли.
Вместе с офицерами солдаты рассыпались по еврейским квартирам и начали творить свои насилия: грабить, избивать, издеваться над женщинами. Принимал в этом участие, между прочим, и врач Арсеньев. В эту ночь убили двух изнасилованных женщин. А на другой день зверски замучили 4 человек.
И потом повесили их.
Одного из них, Эльгарта, они со смехом катили по мостовой, подталкивая ногами и прикладами, а затем, не зная как еще потешиться над ним, отыскали где-то чайный ящик и засунули его туда.
Ящик перебрасывали.
Прокалывали штыками.
Когда, натешившись, вынули несчастного еврея, он еще дышал.
Они заглянули ему в лицо.
— Жив, жид. Живучая порода!..
Кто-то дико кричал:
— Рубай его!
Тут же 3-мя выстрелами его прикончили на глазах матери и сестры.
Евреи метались по местечку.
Но ни от кого не видели защиты.
Крестьяне опасались прятать их у себя, ибо им строго было приказано властями, под угрозой смерти и сожжения домов, не давать у себя никакого пристанища евреям. И евреи всюду находили наглухо запертые двери и мертвенно молчаливы были окна, в которые они стучали.
Зверства продолжались 4 дня.
Евреи разбежались по полям, огородам, болотам, питаясь подсолнухами и капустой, добываемыми на огородах украдкой. Но крестьяне стали прогонять их с огородов и полей, и на 5-й день они вынуждены были вернуться обратно в местечко. Все они разместились в 4–5 домах, продолжая подвергаться частым нападениям и издевательствам со стороны местного гарнизона.
Приходили одни и требовали:
— Денег!
Приходили другие, пьяные, и с тупою яростью кричали:
— Давайте девок… или всех перебьем!
С побоями снимали остатки одежды.
Евреи избрали делегацию из 5-ти человек, и делегация обратилась к начальнику гарнизона полковнику Карпову с просьбой о защите.
Но он грубо ответил:
— Вас мучают в течение недели, а вы нас мучили в течение года… пошли вон!
Все-таки вслед за этим последовал приказ о воспрещении обысков без ордера коменданта. Но приказ этот положения евреев не облегчил. Грабили по-прежнему, забирали все, что попадалось под руку. Обнищавшие, голодные евреи делали попытки вырваться из местечка, но их всюду ловили в поездах и выбрасывали из вагонов на всем ходу.
Иные пытались пробраться на лошадях или пешком.
Но их убивали дорогой.
11. Из рук в руки
Сестра председателя еврейской общины местечка Борзны, Раиса, рассказывает следующее о погроме в Борзне:
В субботу 23-го августа советская власть покинула город. В понедельник прибыла разведка, а к вечеру вошли более крупный силы добрармии. Сейчас же рассыпались по еврейским квартирам и начали грабить и громить.
Убили еврея за то, что сын коммунист.
Двух женщин изнасиловали.
Все они были очень злы:
— Не встретили хлебом-солью.
Не встречали же потому, что все боялись. Во вторник всех взволновал зловещий слух:
— Идет дикая дивизия.
Все пришли в ужас. Взволновались и христиане.
Городская Дума поспешила обратиться к командованию, и ей удалось добиться, чтобы дивизию в город не пускали. Ее придержали за рекой, и она через несколько часов ушла.
Потом пришел полк пехоты.
Снова начались грабежи исключительно евреев. По еврейским квартирам их водили вначале гимназистики, а потом они сами забирались в дома и спрашивали:
— Жид живет или православный?
И поступали соответственно.
Затем все воинские части ушли из города, и дней 10 было сравнительно спокойно. Во вторник 2-го сентября исчезли и власти.
