Монтан, — что обменяешь мне это стадо из пятидесяти белейших коров с рыжими ушами…
— …и пятидесяти телят, — продолжил король Лейнстера.
—.. на Дув-Лаху, как ни на какую другую женщину?
— Обменяю, — вскричал король Лейнстера и хлопнул себя по колену при этом слове.
— Уговор, — взревел Монган, и короли пожали друг ДРУГУ руки.
Монган призвал своих людей, и, пока не возникли другие речи и перемены, поставил стражу позади стада и двинулся домой в Ольстер.
Глава одиннадцатая
Дув-Лаха желала знать, откуда взялись коровы, и Монган сказал ей, что их ему дал король Лейнстера. Она влюбилась в коров, как и Монган, — но никому на свете не избежать той любви: что это были за коровы! Чистое чудо! Монган с Дув-Лахой играли в шахматы, а затем выходили во двор поглядеть на коров, возвращались и говорили друг с дружкой о них. Всё они делали вместе — нравилось им друг с дружкой.
Но все же пришли перемены.
Как-то утром во дворце послышался страшный шум, топот коней и грохот доспехов. Монган глянул в окно.
— Кто пришел? — спросила Дув-Лаха.
Но Монган ей не ответил.
— Эдакий шум возвещает о короле, — продолжала Дув-Лаха.
Но Монган не проронил ни слова. Дув-Лаха сама подошла к окну.
— Кто этот король? — спросила она.
И муж ей ответил.
— Это король Лейнстера, — скорбно промолвил он.
— Что ж, — удивилась Дув-Лаха, — разве не рады ему?
— Рады, конечно, — печально ответил Монган.
Пойдем же и встретим его как подобает, — предложила Дув-Лаха.
— Давай не приближаться к нему вообще, — сказал Монган, — ибо явился он завершить нашу сделку.
— О какой сделке речь? — спросила Дув-Лаха.
Но Монган не нашелся с ответом.
— Пойдем же, — сказал он, — ибо так полагается.
Монган с Дув-Лахой вышли и встретили короля Лейнстера. Привели его и его воинов в чертоги, принесли воду для омовения, приготовили комнаты и все обустроили для гостей чин чином.
В ту ночь было пиршество, а после него — празднество, и король Лейнстера на радостях не сводил глаз с Дув-Лахи, а иногда из груди его рвались великие вздохи, и, бывало, возился он на своем месте, будто в смятении духа и умственных муках.
— Что-то нехорошо с королем Лейнстера, — прошептала Дув-Лаха.
— Мне все равно, коли так, — сказал Монган.
— Ты должен спросить, чего ему не хватает.
— Я о том не желаю знать, — сказал Монган.
— Но ты все же обязан, — настаивала она. И Монган спросил его, и голос его был грустен.
— Не хватает ли тебе чего? — спросил Монган у короля Лейнстера.
— Еще как не хватает, — ответил Брандув.
— Если эта вещь есть в Ольстере, я добуду ее для тебя, — скорбно проговорил Монган.
— Она в Ольстере, — ответил Брандув.
Не желал Монган произносить ничего большего, но король Лейнстера был очень рьян, а все вокруг слушали, и Дув-Лаха дергала его за рукав, и он сказал:
— Чего же ты хочешь?
— Хочу Дув-Лаху.
— Я тоже ее хочу, — сказал Монган.
— Ты согласился на сделку, — сказал король Лейнстера, — мои коровы и их телята — за твою Дув-Лаху, а тот, кто заключил сделку, ее не нарушает.
— Никогда не слыхал я доселе, — проговорил Монган, — чтоб человек отдал свою жену.
— Пусть и не слыхал ты такое доселе, придется тебе отдать, — сказала Дув-Лаха, — ибо честь дольше жизни.
Эти слова Дув-Лахи разгневали Монгана. Лицо его сделалось красным, словно закат, и вены вздулись на шее и лбу.
— Ты так говоришь? — вскричал он.
— Говорю, — отозвалась Дув-Лаха.
— Пусть король Лейнстера забирает ее, — сказал Монган.
Глава двенадцатая
Дув-Лаха и король Лейнстера отошли засим в сторону потолковать, и глаза у короля были, казалось, громадными, как плошки, — уж так распалился он, и так распахнулись они и загорелись при виде Дув-Лахи. Всего его охватил восторг, и слова застревали у него в зубах, и Дув-Лаха не понимала, что же он хочет сказать, да и сам он, похоже, не знал. Но наконец удалось ему произнести что-то разборчивое — вот оно:
— Я очень счастливый человек, — промолвил он.
— Я тоже, — сказала Дув-Лаха, — счастливейшая женщина в мире.
— Отчего же ты счастлива? — спросил потрясенный король.
— Послушай меня, — сказала она. — Попробуешь увезти меня отсюда против моей воли — половина людей Ольстера погибнет прежде, чем заберешь ты меня, а другая будет изранена в попытке меня отстоять.
— Сделка есть сделка, — начал король Лейнстера.
— Но, — продолжала она, — не станут они противиться, если узнают, что у нас с тобой любовь давным-давно.
— Что у нас с тобой давным-давно? — переспросил изумленный король.
— Любовь, — повторила Дув-Лаха.
— Вот так новость, — сказал король, — и новость хорошая.
— Но слово мое тебе таково, — продолжала Дув-Лаха. — Не поеду с тобой, если не принесешь мне дар.
— Всё, чем владею, — воскликнул Брандув, — и всё, чем владеют все.
— Дай мне слово — и поручись за него, — что сделаешь, как я прошу.
— Даю — и поручаюсь, — вскричал, ликуя, король. — Тогда, — сказала Дув-Лаха, — вот что прошу я с тебя.
— Освети же суть! — взмолился он.
— До истечения года не проведешь ты ночь в том доме, где я.
— Голову и руку даю… — пробормотал, запинаясь, Брандув.
— А если войдешь ты в тот дом, где я, до истечения года, не садись на то сиденье, где я.
— Тяжек мой рок! — простонал он.
— Но, — продолжала Дув-Лаха, — если сижу я на сиденье, сидеть тебе напротив меня и на расстоянии.
— Горе мне! — молвил король, сплел пальцы в единый кулак и бил им себя по голове, а затем глянул на них — и на все вокруг, но ничего не различал, ибо ум его затуманило, а мысли бродили и путались.
— Зачем ты связываешь меня такими обетами? — спросил он.
— Желаю проверить, и впрямь ли ты меня любишь.
— Да люблю же, — сказал король. — Люблю тебя буйно и сильно, всем, что есть во мне.
— Так же и я тебя! — сказала Дув-Лаха. — Проведем памятный год за ухаживаниями и радостями. А теперь нам пора, — не терпится мне быть с тобой.
— Горе мне! — молвил Брандув, идя за нею. — Горе мне, горе! — говорил король Лейнстера.
Глава тринадцатая
— По-моему, — сказала Пламенная, — кто бы ни потерял ту женщину, печалиться не стоило.
Монган взял ее за подбородок и поцеловал в губы.
— Все, что ты говоришь, — мило, потому что сама ты мила, — сказал он, и ты — мой восторг и радость всему белому свету.
Тут слуги принесли ему вина, и он выпил его с такой радостью и взахлеб, что те, кто смотрел на него, подумали: наверняка лопнет и
