Заплаканную Валентину Ивановну мы отыскали на перроне сразу же.
- Мальчики... Горе-то какое... - она тут же уткнулась в плечо Мея.
То, что она нам рассказала, повергло нас в шок. Оказывается, Данил вовсе не стал жертвой случайной пули. Случайно в человека полный автоматный рожок не выпускают. Его подкараулили, когда он выходил из своего "Форда" в магазин.
- "Форда"? - мы с Меем переглянулись. Он что, на три ставки трудился, или на завтраках в школе экономил?
- Он ведь уже год, как из школы ушел, - объяснила мать Дани, - Занялся заготовкой леса. Нашел покупателей каких-то, с лесниками и милицией договорился, и по ночам работал. Я понимала, что не совсем это законно, но у нас район-то сами знаете, какой бедный, кроме как на лесе, нигде и не заработаешь. В это дело войти еще надо. Думали, повезло. Риска, Даня говорил, никакого, а выгода... Вот тебе и выгода. Я потом узнала, что ему угрожали - какие-то ребята приезжие хотели, чтобы он им платил.
В больницу мы приехали, когда вечер уже разрисовал ее золотыми прямоугольниками окон. В коридорах реанимации было пусто, немногочисленные больные отходили ко сну, и потому нянечка, сидевшая за столом при входе, дала нам "бой" шепотом. Чтобы убедить ее пропустить нас с матерью, пришлось звать дежурного врача. Бац попытался предложить ему денег, но он отказался.
- Пять минут, - в итоге было сказано нам, - и то только потому, что он с утра твердит ваше, Николай, имя. Но не больше! У парня есть шанс, давайте не будем его этого шанса лишать.
Даня, лежавший в теплой палате, не накрытый даже простыней, был похож на мумию - столько на нем было бинтов и повязок. Или на большущую муху, которую паук превратил в кокон. От рук, ног, лица, груди к приборам тянулись нити проводов, две капельницы подсоединены к рукам, трубочка еще одной уходила под пластырь чуть ниже ключицы.
- Спасибо... - он увидел нас и постарался улыбнуться, - мама, можно мы поговорим.
Женщина кивнула, проглатывая слезы, и вышла. Скоро, - я чувствовал - ей уже не придется их сдерживать. Потому что лежавший перед нами землисто-желтый человек с глазами, увидевшими черноту по ту сторону, собирался прощаться.
- Мало времени, - Даня сглотнул - кадык на худой шее рванулся к подбородку, а потом плавно опустился вниз, - Мей, дай воды - на столике такой чайничек. Поилка. Жаль, что Иван не смог: мне надо было ему... Главное - ему было сказать.
- Мы до него не смогли дозвониться. Ничего, он попозже к тебе заедет. Завтра, - я поддерживал голову Дане, пока вода лилась в его рот, тонкими ломанными ручейками сбегая по небритому подбородку.
- Не будет потом...
- Не говори глупости, врач сказал, что шансы есть.
- Пустил бы он вас, если бы так, - Даня обреченно скривил губу, - да я и сам знаю. Моя удача вышла. Теперь главное, чтобы вы жили. Если из-за меня и с вами вот так... я на том свете покоя знать не буду.
Его слова привели нас в такое замешательство, что я выронил поилку, и та громко звякнула, упав на металлическую столешницу с высоты сантиметров в десять.
На звон в дверь просунулась голова нянечки, строгая женщина глянула на нас укоризненно и снова исчезла.
- О чем ты? - спросил Бац.
- Прости, Мей, - ответил Даня не ему, а мне, - ты, я вижу, тоже пострадал. Я сейчас объясню...
Лицо у Дани искривилось, как-то вдруг сразу проступили все морщины, мимические складки, под мигом вспотевшей кожей вздулись горошины венозных узлов.
- Потом, потом расскажешь, - я начал поправлять ему подушку, сделал знак Бацу идти за врачом, - сейчас позовем твоих эскулапов, укол сделают.
- Некогда. Потом укол, - Данник посмотрел на меня со всей требовательностью, на которую был способен. - Я не знал, что делаю. Это всегда так происходит: сначала тебя лишают судьбы, потом начинают случаться мелкие неприятности, а потом человек погибает от несчастного случая, болезни или еще чего. А те, кто выживает, начинают замечать, что у них дела вроде налаживаются, а близких наоборот преследуют беды. Если сумеешь прожить еще дольше, поймешь что причина этих бед - ты. Я узнал про это недавно. Ко мне в баре подошел один из таких, как я - один из трансов. Выпили вместе и тут он давай рассказывать, что знает, что у меня проблемы, и когда примерно они начались, и все такое... Я сперва думал: или педик или братва таким дурацким образом подкатывает. Но он объяснил. Рассказал, как разглядеть других трансов и тех призраков, что приходят собирать жизни - блюстителей Кармы. Как тянуть линии судьбы из других, что ты должен видеть, что чувствовать при этом. Я попробовал смотреть, получилось. И тут он мне продемонстрировал... подонок. Там была девчонка, совсем еще ребенок. Он сказал, что у молодых все быстрее восстанавливается, и на моих глазах размотал ее, как кокон - нитку за ниткой. А потом с ней же хотел в гостиницу завалиться. Это такой трюк: когда человека разматывают, он чувствует незащищенность, и тянется к тому, кто кажется ему сильным и уверенным. Вот тогда я дал ему по морде и решил уйти...
- Из бара?
Даник криво улыбнулся:
- Не только... Не брать помощь, на которую не имею права. Не пользоваться другими. Пустить все на самотек. Наблюдал, как тянутся из меня щупальца - такие серые протуберанцы, они хватают нити других людей, до которых сумеют дотянуться. Особенно близких - такие уж мы эгоисты, считаем, что имеем право на тех, кого любим. Я учился держать эти щупальца при себе.
Бац перехватил мой устремленный в темень окна взгляд. Не надо было читать мысли, чтобы понять, что он выражает. Чуть-чуть облегчения - глупого облегчения оттого, что тебе, наконец, объяснили происходящее. И все остальное - обреченность.
- Продержался я без подпитки чуть больше трех недель, а потом появился дурак с автоматом. И все. Я только вчера, когда из комы вышел, окончательно осознал, кто меня поначалу поддерживал - первые месяца после моего перерождения. Видение мне было, будто заново все пережил: мы с Ванькой случайно на рынке у вас в городе встретились, за обновками для матери я приезжал. Мне тогда как раз хреново было - дела валились, рэкет наезжать стал. Пожаловался ему, а он сказал: "Давай помогу, только придумать бы, чем". И я почувствовал - он готов помочь. А уже дома как-то легче от этого его участия стало, проблемы сами собой вдруг решились, дела в гору пошли, и я чувствовал, каким-то образом это с Ванькой связано. А потом, в коме, понял, что зацепил я его. И тянул понемногу до последнего, все эти три месяца. А теперь вижу, что он стал питаться от тебя, Мей...
Он замолчал, и никто не прерывал установившуюся тишину. Я как-то вскользь подумал, что Сван ничего не рассказал нам с Игорем и новом деле Дани. А потом во мне вдруг родилась злоба. Родилась и тут же умерла, будто кинули спичку в облако тополиного пуха - вспышка и ничего не осталось. Я глянул на Баца и понял, что ему страшно. Наши разговоры о серых призраках с песьими мордами, о светящихся коконах - все это из странной блажи друзей, пусть даже граничащей с умопомешательством, превращалось в реальность. Таковой ее делали слова человека, последние минуты жизни тратившего на то, чтобы объяснять и просить прощения. Мне стало жаль Баца. И почему-то было совсем не жаль Даника. Умом я понимал, что он не виноват, что он поступил мужественно, решив предупредить нас. И ведь прекрасно знал, что последние минуты будут отравлены - нашим гневом, нашими резкими словами, а может, еще и чем похуже. Я понимал, но сделать с собой ничего не мог - сейчас передо мной лежал не старый товарищ, а причина страха, который мы с Иваном переживали все последние дни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
