– Не собираюсь я ни к какому врачу. Не успеешь оглянуться, а они уже тебя щупают всюду и предлагают согласиться на искусственный орган. Не надо мне никаких поддельных пенисов. – Он покачал головой. – Ушам своим не верю – болтаю с тобой на эти темы. Зачем я с тобой разговариваю?
Я улыбнулась.
– Со мной легко разговаривать. – К тому же он дышал алкоголем. Видимо, Дечуч неоднократно прикладывался к бутылке. – Пока мы тут болтаем, не расскажете ли мне о Лоретте Риччи?
– Черт, вот была горячая бабенка. Она приехала, чтобы привезти мне эту еду, ну, знаешь, с доставкой на дом, и не успел я оглянуться, она на меня навалилась. Я твердил, что никуда уже не гожусь по этой части, но она не слушала. Заявила, что может завести кого угодно. Ну, я и подумал, а чего я теряю, верно? А она уже там, внизу, и кое-что у нее получается. И как раз в тот момент, когда я решил, что все будет в порядке, она падает и умирает. Наверное, перетрудилась, вот и получила инфаркт. Я пытался сделать ей искусственное дыхание, но она была дохлее дохлого. Я так обозлился, что выстрелил в нее.
– Вам надо научиться контролировать свой гнев, – искренне посоветовала я.
– Да, все так говорят.
– Нигде не было крови. И следов от пуль.
– Я что, похож на новичка? – Лицо у него сморщилось, и по щеке стекла слеза. – Я в такой депрессии.
– Могу поспорить, я знаю, как вас развеселить.
Он недоверчиво взглянул на меня.
– Вы знаете про сердце Луи?
– Ну да. Это было не его сердце.
– Шутишь?
– Богом клянусь.
– И чье же оно было?
– Свиное. Я купила его в мясной лавке.
Дечуч улыбнулся.
– Тогда где же настоящее сердце Луи?
– Собака съела.
Дечуч расхохотался. Он смеялся так долго, что раскашлялся. Когда он взял себя в руки и перестал смеяться и кашлять, он посмотрел вниз на свои брюки.
– Господи, да у меня эрекция.
У мужчин случается эрекция в самое неподходящее время.
– Только взгляни! – сказал он. – Взгляни! Просто красота. Стоит как скала.
Я посмотрела. Вполне пристойная эрекция.
– Кто бы мог подумать, – сказала я. – Поди догадайся.
Дечуч сиял.
– Наверное, я еще не так уж безнадежен.
Он должен сесть в тюрьму. Он не видит. И не слышит. Ему нужно пятнадцать минут, чтобы пописать. Но вот у него эрекция, и сразу все остальное кажется чепухой. В своей следующей жизни я обязательно буду мужчиной. Так четко определены приоритеты. Жизнь проще пареной репы.
Тут мне на глаза попался холодильник Эдди.
– Это не вы, случайно, увели кусок мяса из холодильника Даги?
– Я. Сначала подумал, что это сердце. Оно было завернуто в пакет, да и в кухне было темно. Но потом я понял, что оно слишком большое, пригляделся и обнаружил, что это мясо для жарки. Я подумал, что они его не хватятся, а жареного мясца хотелось. Только мне так и не довелось его пожарить.
– Мне очень неприятно говорить на эту тему, – осторожно начала я, – но вы должны поехать со мной в участок.
– Не могу, – возразил Декчуч. – Сама подумай, как это будет выглядеть. Эдди Дечуча привела в участок девушка.
– Это будет не первый случай.
– Но не в моей профессии. Мне этого не пережить. Я буду опозорен до конца дней моих. Я мужчина. Надо, чтобы меня взял кто-нибудь крутой, вроде Рейнджера.
– Нет, только не Рейнджер. Он занят. Он плохо себя чувствует.
– Ну, а я хочу Рейнджера. Без него никуда не пойду.
– Вы мне до эрекции значительно больше нравились.
Дечуч улыбнулся.
– Ага, я снова в седле, цыпочка.
– А если вы сами сдадитесь?
– Такие парни, как я, сами не сдаются. Может, кто помоложе. Но у моего поколения есть правила. Свой собственный кодекс. – Его пистолет лежал перед ним на столе. Он взял его и вставил новую обойму. – Хочешь нести ответственность за мое самоубийство?
О господи!
В гостиной горела настольная лампа, а в кухне был зажжен верхний свет. В остальном в доме было темно. Дечуч сидел спиной к двери, ведущей в темную столовую. Раздался лишь легкий шорох одежды, и в дверях, подобно привидению, возникла София. Она постояла там несколько секунд, слегка покачиваясь, и я даже подумала, что это и в самом деле привидение или игра моего слишком живого воображения. Но она держала пистолет на уровне пояса, и он был направлен на меня. Не сводя с меня глаз, она прицелилась и, не дав мне опомниться, выстрелила.
Пистолет вылетел из руки Дечуча, из раны на голове потекла кровь, и он свалился на пол.
Кто-то закричал. Наверное, я.
София тихо рассмеялась. Зрачки у нее сузились так, что напоминали черные точки.
– Удивила я вас, верно? Я наблюдала за вами через окно. Вы с Чучем пьете кофе с печеньем.
Я молчала, боялась, что если открою рот, то начну заикаться, пускать слюни или издавать непонятные звуки.
– Они сегодня положили Луи в землю, – сказала София. – Из-за тебя я не смогла с ним проститься. Ты все испортила. Ты и Чуч. С него все началось, и я поклялась, что он мне заплатит. Я не могла с ним покончить, пока он не вернул мне сердце, но теперь его время настало. Око за око. – Снова тихий смех. – И ты мне поможешь. Если все сделаешь правильно, может, я отпущу тебя. Как тебе это понравится?
Думаю, я кивнула, но не уверена. Она никогда меня не отпустит. Мы обе это знали.
– Око за око, – повторила София. – Так сказал господь.
Я боялась, что меня вырвет.
Она улыбнулась.
– По лицу твоему вижу, что ты знаешь, что нужно сделать. Другого пути нет, согласна? Если мы этого не сделаем, на наши головы падет вечный позор, вечное проклятие.
– Вам нужен врач, – прошептала я. – Вам тяжело досталось. У вас голова плохо работает.
– Что ты знаешь о том, что хорошо, а что плохо? Разве ты разговариваешь с богом? Разве ты следуешь его наставлениям?
Я смотрела на нее, чувствуя, как кровь пульсирует в горле и висках.
– Я разговариваю с богом, – сказала она. – Я делаю то, что он мне велит. Я – его орудие.
– Да, конечно, но ведь бог, он добрый, – сказала я. – Он не захочет, чтобы вы творили зло.
– Я делаю то, что правильно, – заявила София. – Я истребляю зло в зародыше. Моя душа – душа мстящего ангела.
– Откуда вы знаете?
– Господь мне сказал.
Мне в голову пришла ужасная мысль.
– А Луи знал, что вы говорите с богом? Что вы его орудие?
София оцепенела.
– Эта комната в подвале… цементная комната, где вы держали Даги и Лунатика. Вас Луи когда-нибудь там запирал?
Пистолет дрожал в ее руке, глаза сверкали яростью.
– Верующим всегда трудно. Мученикам. Святым. Ты пытаешься отвлечь меня, но ничего у тебя не получится. Я знаю, что обязана сделать. И ты мне поможешь. Я хочу, чтобы ты встала на колени и расстегнула ему рубашку.
– Ни за что!
– Ты должна. Делай, что я говорю, иначе я тебя застрелю. Я выстрелю тебе сначала в одно колено, потом в другое. И я буду продолжать стрелять, пока ты не сделаешь, что я приказываю, или умрешь.
Она прицелилась, и я поняла, что она сделает то, что обещала. Она выстрелит в меня без тени сомнения. И будет продолжать стрелять, пока я не умру. На негнущихся ногах я подошла к Дечучу и встала около него на колени.
– Шевелись, – прикрикнула она. – Расстегни ему рубашку.
Я положила руку ему на грудь, почувствовала ее тепло и ощутила слабое дыхание.
– Он жив! – воскликнула я.
– Тем лучше, – сказала София.
Я невольно вздрогнула и принялась расстегивать рубашку. Медленно, по одной пуговице. Я тянула время. Пальцы казались мне самой неуклюжими. Они еле справлялись с задачей.
Когда я расстегнула рубашку, София достала из-за спины большой нож для резки мяса и бросила его на пол рядом с Дечучем.
– Разрежь его нижнюю сорочку.
Я взяла нож в руку, почувствовала его тяжесть. Если бы дело происходило на телеэкране, я бы одним резким движением метнула нож в Софию. Но дело происходило в реальной жизни, а я представления не имела, как надо метать ножи и как двигаться достаточно быстро, чтобы опередить пулю.
Я приложила нож к белой сорочке Эдди. В голове пустота. Руки трясутся, пот стекает по голове и спине. Я надрезала сорочку и затем провела ножом вдоль нее, обнажив худую грудь Дечуча.
– А теперь вырежь ему сердце, – велела София спокойно и бесстрастно.
Я взглянула на нее. Лицо безразличное, только глаза пылают. Она уверена, что поступает правильно. Наверное, эти голоса и сейчас звучат в ее голове, когда я стою на коленях рядом с Дечучем.
Что-то капнуло на грудь Эдди. Или у меня из носа течет, или слезы капают. Я была слишком напугана, чтобы разобрать, что со мной.
– Я не знаю, как это делается, – сказала я. – Не знаю, как добраться до сердца.
– Справишься.
– Не могу.
– Ты должна!
Я покачала головой.
– Не хочешь помолиться перед смертью? – спросила она.
– Эта комната в подвале… он часто вас туда запирал? Вы там молились?
Спокойствие покинуло ее.
– Он говорил, что я сумасшедшая, но на самом деле сумасшедшим был он. Он не имел веры. С ним господь не разговаривал.
