О жизни как раз и думал Ковальский, пока самолет кружил над аэродромом в Ополе в ожидании сигнала на посадку. Долгий и трудный путь прошел этот край — от отсталой и обойденной провинции «третьего рейха» до органической части народной Польши. Ополе изо дня в день изменяет свой облик — преобразуется из аграрно-промышленного края в индустриальный. Почти пятьсот земледельческих производственных кооперативов уже работает в селах Ополя. Все новые и новые фабричные корпуса и заводские трубы вырастают там, где еще год назад были убогие лоскутки полей.
В общем объеме германской экономики Опольская Силезия была только поставщиком дешевой рабочей силы для остальной части «рейха». Люди эти работали в могущественных промышленных концернах Рура и в сельском хозяйстве Саксонии. За 15 лет — с 1910 по 1925 год — свыше ста четырех тысяч человек выехало из Ополя искать хлеба. В январе 1933 года в ряде уездов Опольщизны каждый десятый человек был безработным. Прусская и гитлеровская политика сводилась к тому, чтобы меньше вкладывать в Ополе, но как можно больше извлекать из него прибыли.
Несмотря на многие ошибки, допущенные в первые годы после освобождения Ополя, с каждым днем укрепляется национальное сознание опольского населения, идет процесс органического срастания этого края со всей Польшей. Ополыцизна ныне вносит в общее богатство страны значительный экономический вклад. Народ Силезии свободно вздохнул — кончились унижения и батрачество, впервые за многие годы народ стал подлинным хозяином на своей земле. Сплэчивая вокруг себя лучших членов бывшей КПГ и связанных с рабочим движением силезских повстанцев, партия наша мобилизовала рабочих на борьбу за восстановление края. Народная власть вернула жителям этой земли чувство собственного достоинства, чувство гордости принадлежностью к польскому народу. Долго пришлось бы перечислять давних безработных, унижаемых и преследуемых гитлеровской полицией, которые теперь занимают руководящие посты в опольской промышленности.
Но Гелен ищет иных путей к людям: он старается пролезть всюду, где хромает наша политическая работа, использовать не только явно уголовные элементы, но и человеческую наивность, политическую отсталость некоторых людей. Гелен старается раздуть в пепле поверженного «третьего рейха» тлеющее кое-где искорки сомнения и ненависти, несознательности и злой воли, чтобы разжечь пламя новой войны.
Глава сорок восьмая Рыба клюет!
Сразу же по приезде Ковальский встретился с двумя сотрудниками, хорошо знающими район. Только в «шпионских» фильмах такие совещания происходят в секретных кабинетах, за письменными столами, снабженными сотнями таинственных кнопок, после нажима которых в кабинете появляется вытянувшийся в струнку подчиненный или раздвигается стена, открывая (также таинственную!) схему действий или карту.
В действительности все проходило иначе. Трое офицеров сравнили и сопоставили данные, которые могли дать определенное предположение. Однако от предположений до конкретных выводов, до обоснованного подозрения и, наконец, до разгрома сети вражеской разведки еще долгий путь. Во всяком случае эти трое беседовали в скромно и просто обставленном кабинете начальника отдела, уехавшего по поручению (как и каждый активист партии) уездного комитета ПОРП на село.
Сведения, которыми располагали трое сотрудников, могли завести расследование в тупик, но могли дать и положительные результаты.
Итак, факт бегства за границу Генрика Коя и Альфреда Петрушки, разумеется, был известен органам безопасности. Знали тут и то, что оба сбежали, дабы уйти от ответственности за кражу. Установили, в каком пункте они перешли границу, что именно они пытались убить народного полицейского в ГДР. (Разрекламированный ими факт убийства был преждевременным. Однако не следует считать это смягчающим обстоятельством, так как Кой и Петрушка действовали с полным сознанием и по злой воле, а полицейский остался в живых лишь благодаря быстрому вмешательству врачей.) Органы безопасности допускали, что беглецы вернутся в Польшу уже как вышколенные шпионы. Однако и это было только предположением. Следовало знать точно: когда, где, для чего, в какой район они приедут; вместе или порознь; с целью шпионажа или диверсии, а может быть, им поручены обе «миссии»?..
На все эти вопросы ответ могло дать только время. Поэтому по всем отделениям контрразведки разослали фотографии обоих преступников. Стали ждать. Было решено, что беглецы все-таки вернутся как геленовские шпионы…
Сначала поступило донесение погранохраны: «На контрольной полосе участка Болешковице-Мешковице обнаружены двойные следы. Служебно-розыскные собаки не смогли взять следа». Проверка билетов, проданных в кассах четырех железнодорожных станций, находящихся вблизи от места нарушения, не дала никаких положительных результатов. Все четыре станции продали в это время билеты только на ближайшие пункты, но не в глубь Польши.
В списке предполагаемых нарушителей границы в ночь на 23 июля 1953 года находились, как я уже говорил, также Кой и Петрушка. Конечно, не следовало ожидать, что они сразу появятся у своих родных. Более вероятно было, что они поедут к нареченным. Но обилие этих «нареченных» серьезно путало следствие, и никто не ждал, что оно будет простым и легким. Любопытно, что знакомую нам Элижбету Стоклоса во внимание не приняли. Было известно, что она «утешилась» после бегства Коя в Германию: теперь ее нареченным стал железнодорожник Игнацек. Не следует считать сотрудников контрразведки какими-то сверхчеловеками, владеющими сверхъестественной способностью развязывать самые сложные узлы шпионажа и решать любые загадки… Поэтому не надо удивляться тому, что шпионско-жениховский треугольник — Кой — Стоклоса — Игнацек — выявился значительно позже.
Просматривая документы по этому делу, один из сотрудников контрразведки обратил внимание на факт, который мог толкнуть следствие на новый путь или сбить с толку. Оказалось, что недавно (речь идет о 1953 годе) к матери Коя пришла какая-то девушка с претензией, что Генрик Кой бросил ее. Кто она — не установили, известно лишь, что она приехала из Зеленой Гуры. Были просмотрены все командировки, какие давались Кою на последнем месте его работы. Однако в Зеленую Гуру он не ездил, хотя и направлялся на монтажные работы в Новой Соли, Зеленогурского воеводства. Из авансового отчета явствовало, что Кой жил не на частной квартире, а в доме для приезжих рабочих. Портье в этом доме служит некий старичок, который сначала никак не мог вспомнить такого постояльца. Но когда ему показали фотографию Коя, он сразу узнал его, хотя и не припомнил фамилии. Да она и не нужна была — гораздо больше пригодилась информация старичка, так как он припомнил, что Кой постоянно ходил с какой-то девушкой, которая жила неподалеку вместе с матерью и сестрой. Портье знал об этом потому, что девушка часто приходила к Генрику Кою и ожидала его в дежурке. Старик описал ее довольно подробно. По этому следу контрразведка нашла семью Будзинских, но вопрос все еще оставался неясен.
