я хотел еще кое-что сделать.
Отпустив Светлицкого, я сделал полшага назад и обшарил карманы метра. Все это происходило на глазах парочки зевак, что брели мимо и теперь встали столбиками с видом любопытных сусликов чуть поодаль, завидев настоящее задержание. Приближаться не решались, формы милицейской на нас с Погодиным не было, и доподлинно, что мы из милиции, не было известно. Хотя посреди бела дня только менты и конторские могут вот так надевать браслеты на людей.
— Опа! — я нащупал в боковом кармане писательского плаща продолговатый предмет характерной узнаваемой формы. — А это что у нас такое?
Я выудил из кармана кинжал в ножнах.
— Это подарок от друзей с Кавказа, — процедил Светлицкий.
— Ага, холодное оружие с собой носим…
Я помолчал с секунду, ожидая реакции. Писатель раздраженно фыркнул:
— Не говорите ерунды, вы же видели этот кинжал висящим у меня на стене. У меня есть на него соответствующее разрешение.
— Висящим видел, на это ничего и не скажу. А носить его нельзя. Зачем он вам в городе? Куда это вы с ним прогуливались?
Светлицкий стиснул зубы и замолчал. Лишь сопел, как бык, зажатый в стойло перед корридой. Я затолкал его в жигуленок, а сзади раздались охи-вздохи. Причём голос я узнал.
— Всеволод Харитонович! — запричитала вышедшая на улицу Шишкина (видно, в окно за нами наблюдала). — Что происходит? Вас что, арестовали?
— Антонина Арсеньевна, — стекло было опущено, и писатель высунул голову. — Ничего страшного. Это просто недоразумение. Прошу вас никому об этом инциденте не распространяться. Меня скоро отпустят, я приеду и все объясню.
— Надеюсь, не скоро, — хмыкнул Федя так, чтобы это услышала директриса. Он повернулся к женщине. — Ваш уважаемый писатель вовсе не уважаемым оказался…
— Что вы такое говорите, товарищ милиционер? — качала головой Шишкина.
Но Федя спорить не стал. Уселся за руль, а я прыгнул на заднее сиденье рядом с задержанным.
— Ну что? — Погодин завел машину и оглянулся на Светлицкого. — Допрыгался, Литератор?
— Вы думаете, это я всех убил? — снисходительно, будто это мы были задержанные, а не он, проговорил писатель.
— Разберемся, — хмыкнул Федя, интонацией копируя меня.
Останавливать я его не стал — пусть работает как раздражающий фактор, а заодно и сам пар спустит. Федя тоже человек.
— Вы ошибаетесь, — проскрежетал Светлицкий. — Ох, как ошибаетесь…
— Мы нашли твой портал в другой мир, писатель, — хохотнул Федя. — Так что харэ врать… Мы все знаем.
— Какой портал? — усмехнулся в ответ задержанный.
Кажется, на минуту он вообразил, что у нас с Погодиным коллективно отъехала крыша.
— Шишкина нам все рассказала, мы записали ее показания, теперь не отвертишься.
— Антонина Арсеньевна — женщина хорошая, но глупая. Она, как всегда, что-то напутала… Не первый раз за ней такое замечаю.
Мы подъехали к УВД, остановились прямо возле крыльца и вывели писателя. На ступеньках стоял и смолил сигаретку Сашок.
— Андрей Григорьевич, — кинулся он нам навстречу, сыпя на ходу вопросами. — А вы чего это на развалюхе приехали? А я тут прохлаждаюсь, работы жду. Ха! Где вы только такой тарантас выкопали? А вы вообще откуда? Кого изловили?
— Потом, Саня, потом, — я подтолкнул Светлицкого ко входу. — Видишь — некогда нам…
Наш водила семенил за нами и никак не отвязывался:
— А почему вы меня не привлекаете? И «Волга» простаивает.
— Опасного преступника, Саня, брали срочно, недосуг было тебя привлекать.
Это, конечно, лавину вопросов не остановило.
— Я не про сегодня спрашиваю, а про вообще. Уже второй день я с вами не езжу. Думал, вы в кабинете заседаете, а теперь вот вижу, что с задержания приехали. И кто опасный-то? Вот этот хмырь интеллигентный? — Головин покосился на задержанного. — Ой! А я, кажется, его знаю… Здравствуйте, Всеволод Харитонович, как вам на пенсии? Как Варвара?
— Привет, Сашок, — поморщился Светлицкий, явно недовольный тем, что его узнали. — Как видишь, на пенсии скучать не приходится.
— А за что это вас?
— Запрещенную литературу писал…
— Ого! Как вас так угораздило? Вы же служили… Вы же все понимаете…
— Запомни, Саня, — чуть улыбнулся Светлицкий, — людям иногда свойственно меняться.
Я повернулся к водителю:
— Саня, твой лимит разговорный исчерпан. Иди жди нас в машине. Сейчас на еще одно задержание поедем.
— Когда? — уже было обрадовался он.
— Когда-нибудь… Все, сгинь. Не мешай.
— А-а… Шутите? — надулся Сашок. — А я хотел вас кваском угостить. Там привезли за углом, из бочки продают. У меня банка в машине есть.
— Тащи квас, — сказал Федя. — Одно другому не мешает.
Я поморщился.
— Ага, я мигом. Кстати, а за что вы уважаемого человека арестовали?
— Во-первых, — назидательно проговорил Федя, — не арестовали, а задержали. А во-вторых, дуй за квасом уже.
Мы вошли в здание, а Головин, наконец, отвязался от нас и поскакал в противоположную сторону.
Гордый до этого Светлицкий теперь заметно сник… Глаз старался не поднимать на встречных бывших коллег. Проходившие мимо сотрудники с удивлением таращились на нашу троицу. Пропускали. Прижимаясь по стеночкам. Но никто ничего так и не спросил. Получается, что самым не стеснительным Сашок оказался.
Наш кабинет был закрыт. Все куда-то разбрелись по делам. Я отомкнул своим ключом замок. Писатель поспешил внутрь вперед нас. Уж очень ему было некомфортно в коридоре УВД в наручниках щеголять.
— Присаживайтесь, — кивнул я на стул у стены, но Светлицкий уже и без моего предложения направился к нему и уселся.
— Вы можете задержать меня максимум на двое суток, — холодно проговорил он. — И то, если есть основания. Я вам напомню, какие именно. Во-первых, когда лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения. Во-вторых — когда очевидцы, в том числе и потерпевшие, прямо укажут на данное лицо, как на совершившее преступление, и в-третьих — когда на подозреваемом или на его одежде, при нем или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления. Что-то мне подсказывает, товарищи бывшие коллеги, что ничего из перечисленного ко мне не подходит. Кроме слов взбалмошной женщины, беззаветно в меня влюбленной.
— Интересно, — я сел за стол напротив задержанного. — Шишкина в вас влюблена? Поэтому она покрывала ваши такие странные походы в город?
