– Знаешь…
После такого разгрома он ослаб, больше не сопротивлялся и начал честно переводить. Андрейка поглядывал ему через плечо и слегка подсказывал в трудных местах, где было много мелких неполных словечек, вроде «эс», «да» и прочих, объясняя, куда они относятся и почему стоят не на своем месте. Толково объяснял! Пожалуй, даже Маргарита вряд ли сумела бы так понятно все растолковать, как Андрейка.
И сам Ромашка остался доволен. Дописав последнюю строчку, он радостно захихикал, порываясь вылезти из-за стола:
– Вот так мы! Теперь отдохнем, а потом…
Но Андрейка не позволил лодырю распускаться:
– А стихотворение?
– Без отдыха? – жалобным голосом взвыл Ромашка, озираясь по сторонам.
Андрейка поддернул вверх рукава, растопырил руки и
грозно подступил к Ромашке, будто примериваясь, как половчее его ухватить.
Сообразительный Ромашка не стал дожидаться дальнейшего и принялся быстро листать учебник, отыскивая стихотворение.
– Чего там отдыхать? – воздействовал на него Андрейка также убеждением, на всякий случай слегка придерживая сзади за шею, чтобы он не убежал. – Ты думаешь, оно трудное? Я и сам так думал, покуда не взялся! Глянь: слова те же, что сейчас только перевели, и мало их… Два куплета всего, да и то в двух местах одно и то же повторяется! «Эс ист кальт». А дальше опять: «Кальтер шнее, кальтер шнее»… Это насколько меньше запоминать?… Значит, еще две строчки отбавляются…
Ромашка заинтересовался, заглянул в песню и радостно воскликнул:
– А вот и еще повторяется! «Винтер коммт, винтер коммт!» Еще на одну меньше!
– А ты думал? Там и запоминать нечего… Повторяй за мной: «Винтер коммт! Винтер коммт…».
Он и вправду оказался способный: всего раз десять повторил за Андрейкой песню и уже почти запомнил ее наизусть, только изредка заглядывал в книжку.
– Теперь давай без книжки вместе споем! – предложил сам Ромашка, и они с Андрейкой громко запели «Винтерлид», отстукивая ритм всякими тяжелыми предметами по столу и спинкам стульев, подняв такой шум и стукотню, что Марьмитревна прибежала из кухни:
– Это с какой же радости вы распелись? Аль успехи большие оказали?…
– Урок учим! – объяснили ей.
Марьмитревна сперва не поверила:
– Разве ж так учут?
Но прослушав песню, где все до одного слова были на немецком языке, она с восхищением воскликнула:
– Ну, до какой степени хорошо! Прямо дух захватывает. А про что же там говорится?…
– Стой, не говори! – приказал Андрейке Ромашка. – Я сам переведу!
И начал переводить:
– Винтер коммт, винтер коммт… Это значит – зима пришла. Эс ист кальт, эс ист кальт – холодно, холодно…
До чего песня хорошая! – похвалила Марьмитревна, когда Ромашка закончил переводить. – И ко времю: на дворе зима, и там про зиму…
Она хотела уйти, но Ромашка не унимался:
– Там про зиму еще рассказ есть, не стихами, а так… Прочесть? Интересный!
И начал читать Марьмитревне рассказик про детей, игравших в саду, про девочку, которой стало холодно и она ушла, но другие дети не ушли и продолжали играть… Даже у Ромашки интересней было: про битву и про волков.
Марьмитревна слушала этот пустяковый короткий рассказ с большим интересом и хвалила:
– Ну до какой степени замечательно!… Чисто иностранец, не отличишь! А девочка энта – ишь мерзлячка какая: мне, грит, холодно… А то заладил: не хочу усвоять, и хоть ты что хотишь с ним делай!… А теперь небось и сам увидал, что ученье – свет, а неученье – тьма… Как теперь у тебя дело сдвинулось, налегай сильней, не кидай на полдороге…
Ромашку не нужно было и уговаривать: он сам до того разошелся, что Андрейке уже надоело, а он все не успокаивался… То и дело заглядывал в учебник и пел «Винтерлид». Перед сном он ушел во двор и там исполнял «Винтерлид» на всю спящую Тюковку, колотя вместо барабана по ведру, пока не выбил у него дно, но Марьмитревна не ругалась, потому что пел Ромашка на немецком языке!…
Рано утром, когда Андрейка еще не до конца проснулся, Ромашка вдруг соскочил с кровати, в темноте прошлепал босиком к столу и зажег лампочку.
– Ты чего? – спросил Андрейка.
– Песню позабыл! – паническим шепотом сообщил Ромашка, быстро перелистывая странички учебника. – Не полностью всю… а там местечко в середке самой! А-а! Вот оно как! Правильно… Я так и знал!…
…А когда Андрейка пришел из школы, Марьмитревна остановила его в сенях и таинственно зашептала:
– Ты ничего не знаешь? Какие чудеса-то на белом свете! Наш-то виртуоз пятерку огреб, ей-богу! Сейчас хвастался, казал дневник, а там – пятерка!… Ты поди глянь: может, он сам себе проставил, я учительницын почерк не дюже различаю. Он ведь какой, сам небось видел, прохиндей, мошенские глаза – проведет и выведет! Хотя навряд: там до такой степени загордел: не подходи!…
Ромашка уже сидел за столом, а дневник лежал на видном месте. Андрейка проглядел его, увидел, что пятерка самая настоящая, поставлена настоящим почерком Маргариты, и кивнул Марьмитревне, маячившей в дверях.
– Чего мешаете? – начал ругаться Ромашка. – Не видите, что ль, что перевожу? Не успеешь начать переводить, а уж не дают… рассеивают!…
Марьмитревна, отчаянно махая руками, вызвала Андрейку в другую комнату. Там они сели на диван и начали слушать, как Ромашка громко прочитывает немецкие предложения.
Андрейка сидел и думал, как бы получше начать отпрашиваться у Марьмитревны – в Шапкино съездить, хоть на небольшое время: проведать петуха, ну и дом тоже… Главное, одного из петухов обязательно нужно в клетку отсадить, чтобы друг друга не заклевали: там в сарае есть у соседей пустая клетка от бывших кроликов…
Но тут Ромашка позвал:
– Андрейка, ты где?
– Здесь! – откликнулся Андрейка. – А что?
– Поди сюда… Мне одному непонятно…
Пришлось отложить разговор о петухе до другого удобного раза и идти помогать Ромашке.
– Знаешь что? – озабоченно сказал Ромашка. – Она меня вот обязательно опять спросит!… Она сама пятерку ставит, а сама не верит, что я сам всю песню запомнил. Наверное, думает, что я ее обманул! И теперь завтра поймать захочет! А я, знаешь, что сделаю? Возьму да и опять выучу! Она спросит, а я опять знаю! Во ржачка! Хи-хи-хи-хи…
Довольный, что раскусил коварный замысел Маргариты, Ромашка решил нипочем не давать застать себя врасплох, крепко взялся за дело.
Упражнение оказалось нетрудное: «прочитай текст, догадайся о значении незнакомых слов». Слова почти все те же, что перевели вчера. Там говорилось, что ребята играли во дворе, пришел репортер и начал описывать, как играют, но ему нечаянно залепили снежком так, что он выронил блокнот и ручку в снег… Незнакомых слов мало, и догадаться, что они значат, – пустяк! Например: «шнеебалль» значит снежок: шнее – снег, балль – мяч, получается – снежный футбол, круглый такой…
Одно слово – «бимс» – Андрейка не мог понять, а Ромашка догадался с ходу:
– Это, по-нашему, означает – бац! Проверили по словарю: так и вышло!…
Ромашке немецкое выражение «бимс» понравилось больше, чем наше «бац», и он начал кидать в стенку карандаши, резинки и другие мелкие предметы, восклицая:
– Бимс!
Он сделался придирчивым и даже Андрейке не доверял, сам проверяя каждое слово по словарю и выпытывая, почему это так, а то – не так…
Изредка он хихикал, представляя, какую шутку сшутит над Магаритой.
Когда все закончили, он привел Марьмитревну и потребовал, чтобы они с Андрейкой его спрашивали, как будто это Маргарита спрашивает…
Конечно, спрашивал Андрейка, который хорошо изучил все повадки и подвохи Маргариты, а Марьмитревна только смотрела и слушала.
– Дер шнеебалль? – задавал вопрос Андрейка, рассеянно глядя в окошко…
– Снежок! – резал Ромашка.
– Номинатив плюраль?
– Ди шнеебалле!
– Рихьтихь! – одобрял Андрейка.
За Ромашкины ответы он присудил пятерку, а Марьмитревна по знакомству – пять с плюсом.
После этого Ромашка успокоился, пошел во двор и начал там прокапывать в снегу глубокую канаву неизвестного назначения.
– Для отдыха головы… – объяснил он.
На радостях Марьмитревна куда-то ушла. Наверно, хвалиться соседкам, какой у нее живет умный квартирант – большой спец по подтягиванию всевозможных лодырей! Может, и гостинец покупать своему Ромашке, и Андрейке тоже немножко…
Посидев над своими уроками минут десять, Андрейка почувствовал, что и его голове требуется отдохнуть – надо выйти освежиться и заодно глянуть, много ли Ромашка уже прокопал…
Из сеней он услышал жалобные крики Ромашки и звонкий Моськин голос:
– Будешь? Будешь?
Выскочил на крыльцо, а во дворе – неизвестно откуда взявшийся Моська, раздетый, но в шапке, уже повалил Ромашку в снег, треплет его и кувыркает, как все равно та собака волка в Ромашкиной обманном сочинении!
