из коего чаще всего выходил техперсонал.
А такими отрывками говорили только на дне. Население столицы почти полмиллиарда человек, и не удивительно, что слои общества со временем сублимировали из общего языка свои наречия. Этот процесс затрагивал все большие города, начиная с древнего Рима, где из вульгарной латыни вырос итальянский язык, а столице Бритландии имелся свой язык «кокни». Да и Русь одно время грешила подобным. Дворянство не понимало глубинный народ, принципиально говоря на ином языке. Эффект расслоения то сходил на нет с грандиозными потрясениями всего общества, то снова набирал обороты. Отказавшись от французского, знать вернулась к истокам, потом живую речь влилась уголовная феня, тоже со временем уйдя, но оставив отпечаток в языке. И вот снова виток.
— Не́кадда драть! Не успе́м! — огрызнулся главарь по имени Тон и сделал шаг веред, держа на прицеле самого большого из экипажа — Потёмкина. Но говорить Тон продолжил, обращаясь к хозяину клиники. — Док, Тимоху ковырни, а я на пухе подержу этих. Инкви́зов не зовём, проды́ркаю!
Слово снова взял навигатор, добавившись до двери и встав за ней, как за щитом.
— Опричники будут здесь за десять минут от свистка. Мы продержимся, верно?
— Да, — согласился Потёмкин, поведя шеей. Послышался хруст суставов. Я уж точно.
Иван не ответил, а тоже сделал шаг вперёд, глянув на раненого.
Почему-то вспомнились слова отца, которые он сказал перед тем, как выбросить в лесу: «Дикий хищник, если он здоров, не будет рисковать понапрасну. Оценив свои силы в схватке с тобой, он либо молча уйдёт, либо будет так же молча атаковать. Но загнанный в угол, раненный или ослабевший от голода, и потому не способный убежать, будет драться до последнего. А если это стая волков, то на помощь раненому придут остальные». Хищные звери в заповеднике водились, но все как один чипованные и с блокировками от агрессии на человека. Каждого хищника отслеживал зоологический спутник. Потому не было возможности проверить, прав отец или нет, но Иван верил словам.
И сейчас перед ним стояли хищники. Двуногие, но тем не менее дикие.
Княжич шмыгнул и провёл свободной ладонью под носом. Правила для хищников всегда одинаковые, что в тайге, что в трёхмерных железобетонных лабиринтах бесконечного города. И стая загнана в рамки.
Конечно, Иван мог неправильно понимать ситуацию, и звери не звери, и правила не для них, но сейчас надо принимать быстрые решения.
— А что, если мы дадим вам вылечить друга, вы уйдёте? — тихо спросил княжич, встретившись взглядом с главарём, который был ненамного старше его самого.
Тот сглотнул, а потом кивнул, но ствол не опустил.
— Тон! — заверещала девушка-киборг. — Эт ловушка! Тянут время! Драть над!
— Затни́сь! — прокричал главарь, тоже глотая звуки. — Док! Время!
— Да, надо драть. Инач всех в вечный бан снесут, — согласится с подельщицей ещё один киборг, имея ввиду смерть.
— Ди́те! Я сам.
Подельники глянули на лифт, нервно засопели, переглянулись, но остались.
— Дебил ба́гный, я сама бы Тимоху ковырнула! На авось, — выругалась девушка и добавила ещё несколько словечек покрепче.
— У тя удачи мало, — огрызнулся Тон, нервно топчась на месте и принимая то правую стойку, то левую. Потом прикрикнул на Митрофана Митрофановича: — Док!
Но хозяин клиники продолжал молча стоять и бегать взглядом то на одного, то на другого парня.
— Док! — снова взорвался Тон. — Время!
Иван посмотрел на хозяина клиник и кивнул, мол, не будет мешать. Только тогда Митрофан Митрофанович с громким матом взял со стола инструменты и прорычал:
— Тащите сюда этого бедолагу! Где вы опять вляпались? И умоляю, не подстрелите суррогатную мамку, иначе опричники положат здесь вообще всех без разбора. И так придётся мамке чистить память, чтобы, выбравшись наверх, не доложила.
Два киборга осторожно взяли раненного под руки и вынесли на свет.
— На стол его кладите, придурки! — выругался док, который уже понял, что убивать никого не будут. И тут же сдвинул рукой инструменты в сторону.
И тоже время заговорил один из киборгов, причём затараторил, вываливая кучу информации на всех присутствующих:
— Док, мы на катку зашли. На трёшку-бетонку. Тимоха танкова́л в бро́ньке, но те сконтрили бронебойкой. Мы его из бро́ньки ель вынули, и сюда. Док, мо́нек пока нет, но отдадим. Лут на ауке сбросим и отдадим.
— Если живы будете, — пробурчал хозяин клиники.
— Док, а эта мамка не в сетке? Не сольёт?
Митрофаныч вздохнул и глянул на говорящего:
— Ты совсем дебил? Неужели ты думаешь, что я регулярно ковыряюсь в ваших кишках и не поставил глушилку?
Поняв, что сболтнул лишнего, док скривился и уставился на Ивана, мол, сдашь же. В глазах читалось, что придётся срочно продавать клинику и драпать подальше, а заодно и документы менять. А потом поискал взглядом Женька:
— Чтоб я тебя больше не видел, — пробурчал док, сдерживая слова покрепче.
— Я хотел как лучше, — жалобно протянул андроид с собачьим сердцем.
— Лучше для кого? Для тебя, меня или нового хозяина?
Женёк изобразил невинные щенячьи глазки, но док прищурился, показывая, что на него этот фокус давно уже не действует.
Иван стоял и слушал. Потом взял слово, ибо ему стало любопытно:
— Что за катка? Что за бетонка?
Стоящие за его спиной навигатор и Потёмкин переглянулись и тоже стали внимательно слушать.
— Да мы это… — начал один из киборгов, но его оборвал док, который быстро напялил перчатки и уже взял инструменты.
— Придурки они. Я сам поясню, а то нагородят, хрен поймёшь. В общем, это подпольные игроки в лабиринты, типа новых гладиаторов. Царь-батюшка не сильно поощряет такое развлечение, и бойцы вне закона, но пока не случилось что-то резонансное, смотрит сквозь пальцы. Это как в прошлом году был бой на станции метро. Под огонь попал состав и несколько мирных жителей. Тогда опричники много кого на месте порешили. Сами знаете, на такие вещи ведётся быстрый суд. Поставили пойманных раком, сбросили скан улик в судебную сеть, через полчаса приговор — вышка. Тут же и пуля в башку. Мозги в прямом эфире полетели на тротуар. Негодяев наказали, и общество уже не шумит.
Уловив во взглядах недопонимание, док продолжил пояснять:
— Это как с проститутками. Все знают, что они есть. Кому надо, тот купит. Но пока шума нет, они никому не нужны.
— Странное развлечение, — пробурчал
