Сейчас он обнимал ее немного иначе, и, хотя эта разница казалась едва заметной, Джиллиан наслаждалась ею. В сочетании с глубоким чувством желание приобретает невероятные, волшебные оттенки. Его губы нежно скользили по ее коже, и ее имя звучало подобно музыке. И в ответ на ее ласки его одобрительный шепот раздавался в ее ушах, словно тихие обещания.
Он любил ее. Ей хотелось радостно кричать об этом и смеяться, но она понимала, что он сам должен произнести эти слова, но в свое время и по-своему.
Какое невероятное терпение! Она не предполагала, что он способен проявлять столько терпения к женщине. К ней. И потому она раскрывалась в его руках, подобно бутону цветка. Все, что она имела, все, что чувствовала, все, что надеялась испытать, Джиллиан бросила бы к его ногам по одной его просьбе.
Какая невероятная щедрость! Он не знал человека столь щедрого. Он не представлял, что кто-нибудь может так легко и бескорыстно подарить ему себя. И все, что он мог дать ей, все, что происходило в его душе, — все это для нее. И только для нее.
И вот теперь они оба наконец осознали, что чудеса возможны в этой жизни.
* * *
Солнечный свет пытался проникнуть, сквозь щели в шторах, но не мог разогнать полумрак, воцарившийся в комнате. Еще никогда и ни с кем ему не было так легко. Они немного поспали, но этого оказалось достаточно, чтобы Трейс почувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Он перекатился на живот, обняв ее одной рукой, и подумал, что лучшим применением для новых сил, переполнявших его, станет занятие любовью с Джиллиан.
— Помнишь, как мы на днях принимали душ, когда ты была не в духе?
Она лениво раскинулась на кровати, положив голову ему на спину.
— Что-то я не припомню, чтобы была не в духе. Я помню, что вполне справедливо обиделась.
— Какая разница, главное, что результат один и тот же. — Трейс со вздохом закрыл глаза, когда Джиллиан принялась массировать его шею. — Я просто представляю, как замечательно ты себя чувствовала, разгоряченная и влажная, особенно когда обезумела настолько, что собиралась плюнуть мне в лицо.
— Ты снова хочешь свести меня с ума?
— Почему бы и нет? Немного ниже, док. Да. — Он вздохнул, когда ее пальцы заскользили по его спине. — Да, вот здесь.
— Возможно, тебе удалось бы убедить меня принять душ. — Она прижалась губами к его лопатке, а затем принялась покрывать поцелуями его спину, опускаясь все ниже и ниже.
— Не думаю, что это займет много времени.
— Неужели? — Она уставилась ему в затылок. — Ты хочешь сказать, что я такая доступная, О’Харли?
— Нет. — Он улыбнулся сам себе. — Просто я невероятно хорош. — Он слегка вздрогнул, когда Джиллиан ущипнула его.
— Такое высокомерие обычно приводит к полному провалу. Возможно, мне стоит… — Она осеклась, обнаружив нечто совершенно неожиданное. — Трейс, зачем ты сделал себе татуировку жука?
Он приоткрыл один глаз.
— Скорпион.
— Извини?
— Это скорпион.
Желая поверить ему на слово, Джиллиан склонилась над татуировкой.
— Конечно, здесь мало света, но… Нет, это определенно самый настоящий жук. К тому же раздавленный жук. — Она поцеловала татуировку. — Поверь мне, я же ученый.
— Это скорпион. Он символизирует стремительное нападение.
Джиллиан прижала руку ко рту, чтобы подавить смех.
— Я вижу. Очень подходящий символ. Однако, поскольку я вижу эту татуировку лучше, чем ты, могу сказать, что твои привлекательные ягодицы украшает раздавленный жук.
— Просто изображение немного размыто, — сказал Трейс, не желая обижаться, потому что ее руки творили чудеса с его телом. — Тот мастер был пьян.
Джиллиан села на кровати, положив руку ему на бедро.
— Ты хочешь сказать, что согласился предоставить такую чувствительную часть тела пьяному мастеру тату?
Трейс перевернулся на спину. Одно стремительное движение — и вот она уже лежит в его объятиях.
— Я тоже был пьян. Неужели ты думаешь, что позволил бы кому-то приблизиться ко мне с иголкой, если был бы трезв?
— Ты сумасшедший.
— Да. И тогда мне было двадцать два. — Трейс с удовольствием вдыхал запах ее кожи. — Я пытался унять боль от сердечной раны и вывихнутого плеча.
— Тебе разбили сердце? — Джиллиан с любопытством взглянула на него. — Она была красива?
— Великолепна, — мгновенно откликнулся он, хотя на самом деле не мог вспомнить. — Ее тело было так же прекрасно, как и ее воображение. — Он продолжал ласково смотреть на нее, но ее глаза сузились.
— Это правда?
— Не знаю, наверное. Но в любом случае у меня было вывихнуто плечо.
— Ай. — Джиллиан коснулась его плеча. — Хочешь, я вывихну тебе другое?
— Угрозы? — Трейс восторженно улыбнулся. — Знаешь, док, ты сейчас подозрительно напоминаешь мне женщину, которая ревнует.
В ее глазах вспыхнул огонь.
— Я понятия не имею, о чем ты. Такие, как ты, не достойны ни капли ревности.
— Ты снова справедливо обижаешься?
— А что в этом такого, если я лежу в постели с мужчиной, а он вдруг начинает восторгаться другой женщиной?
— Прекрасно.
Трейс соскользнул с постели. А затем, не обращая внимания на ее протесты, перекинул Джиллиан через плечо.
— Что ты делаешь?
— Теперь, когда ты разозлилась, думаю, настало время принять душ.
Джиллиан изо всех сил ущипнула татуировку жука.
— Сукин сын.
— Обожаю, когда ты выражаешься.
И он понес хохочущую Джиллиан в ванную.
Глава 10
Когда был назначен день встречи с людьми Хусада и ему предстояло отправиться вместе с ними в горы, Джиллиан разрывалась между двумя желаниями. Она очень хотела, чтобы Трейс добрался до Флинна, увидел его и вернулся обратно, чтобы рассказать ей о том, что с братом и племянницей все в порядке. С другой стороны, она предпочла бы, чтобы Трейс нашел простой и безопасный способ сразу освободить их.
И поскольку она понимала, что не существует простого и безопасного способа, Джиллиан хотела попросить его не ездить туда, где его могли убить или захватить в плен. Она знала, что, если бы не вмешалась в его жизнь, эти недели Трейс провел бы под жарким мексиканским солнцем.
И все, что с ним теперь происходило, полностью на ее совести. Но когда она попыталась все это объяснить ему, Трейс только отмахнулся.
— За меня никто и никогда не нес ответственность, милая. Поэтому глупо начинать сейчас.
И Джиллиан умолчала о своих страхах, понимая, что они мало что ей дадут, а Трейсу и подавно.
Они занимались любовью неистово, с отчаянием, которое говорило яснее любых слов. Возможно, они вместе в последний раз. Она хотела умолять его дать ей обещания, но промолчала, согласившись на порывистые ласки в свете луны. Он хотел, чтобы она призналась ему в своих чувствах, но довольствовался ее теплом и щедростью. Она могла не представлять, какие опасности подстерегают его в пещере льва, куда он собирается войти, вооруженный одной лишь ложью. Хотя он-то хорошо знал, что ложь может быть очень грозным оружием, Трейс все-таки предпочел бы холодную невозмутимость своего пистолета.
