Помимо самого факта передачи земли, зависть крестьян вызывал уровень материального обеспечения переселенцев всем необходимым и оказываемая им поддержка: более крупные земельные наделы и размеры предоставляемых кредитов[389]. Справедливости ради надо отметить, что более выгодное положение, в котором находились переселенцы-евреи по сравнению с переселенцами других национальностей или местным населением, возникало в основном не за счет государственных средств, а за счет финансировавших переселение заграничных организаций, занимавшихся поддержкой еврейской диаспоры в мире (Общества ремесленного и земледельческого труда, Джойнта, Еврейского колонизационного общества и др.)[390]. Иногда поселенцы сами подливали масла в огонь, хвастаясь, что «государство им больше помогает, чем украинцам»[391].
Все это порождало «антагонизм между крестьянами и еврейскими коллективами», часто принимавший обостренный характер, а иногда даже «характер активных враждебных выступлений против евреев». На почве борьбы за землю между переселенцами и местным населением происходили открытые столкновения: драки, поджоги, потравы посевов. Надо отметить, что под влиянием колонизации усиление антиеврейских настроений стало отмечаться не только у славянского населения, но и у представителей других народов, например у немцев[392]. Власти республики были встревожены обстановкой, сложившейся вокруг еврейских поселений. Изучение ситуации было взято под контроль председателем ГПУ УССР В. А. Балицким[393]. После всестороннего анализа жизни колонистов и жалоб их соседей стало ясно, что в основе антисемитизма лежали «экономические взаимоотношения украинско-русского населения и переселенцев», то есть все тот же социально-экономический фактор. В основном это была борьба за землю: за аренду земель из государственного фонда, за величину надела. Рост антиеврейских настроений происходил также из-за отсутствия у переселенцев навыков сельскохозяйственного труда[394]. Собственно, такие инциденты часто случались и между «своими». Но в данном случае конфликт по мере углубления приобретал национальную окраску.
Кроме этого, а также зависти к обеспеченности евреев всем необходимым, страсти разжигал и недостаточный контроль за социальным составом переселяющихся и за жизнью колонистов[395]. В ходе расследований стали известны случаи, когда переселенцы-евреи сдавали полученную землю в аренду местным крестьянам, а сами жили за счет получаемой ренты. Нередко колонисты возвращались к прежним занятиям – торговле, ростовщичеству, а то и вовсе уезжали в большие города[396]. Некоторые становились колонистами ради получения нужной справки о трудовом характере деятельности ее владельца. Эти негативные явления накладывались на борьбу за землю и вызывали резкое недовольство крестьянства, начавшего поговаривать о «новых помещиках»[397].
Итак, в 1920-х гг. на Украине были распространены антиеврейские настроения, в той или иной степени присущие всем социальным слоям и национальным группам. Этнический и религиозный моменты при этом, конечно, имели значение. Именно они бросались в глаза, порой заслоняя настоящие причины явления. Однако это было только внешней, видимой оболочкой, под которой просматривались истинные социально-экономические причины. Их главной составляющей была резко изменившаяся за годы революции и Гражданской войны роль, которую стало играть еврейское население в общественно-политической жизни страны. Тяжелые условия жизни, налоговый пресс плюс особенности социально-экономической политики нередко вызывали у людей ассоциации между неустроенной жизнью и изменениями в национальном составе советского политического и хозяйственного руководства, интеллигенции. Это могло повлечь за собой отчуждение между властью и народом, способствовать росту националистических настроений, а в случае вполне вероятной войны негативным образом отразиться на боевом духе армии и тыла.
Но при всем том было бы некорректно и преувеличивать распространение антисемитизма в советском обществе и ту опасность, которая, согласно советской пропаганде, исходила от него советскому строю. В подавляющем большинстве случаев он носил глухой характер, приобретая резкие формы лишь в борьбе за землю. По мере улучшения экономического положения в стране, укрепления власти, по мере того как идея строительства новой жизни завоевывала сердца людей, а во властные структуры, интеллигенцию увеличивался приток украинцев, русских, представителей других национальностей, по мере ассимиляции евреев и стирания имущественных, социальных, национальных, религиозных различий между народами, сужалась и почва, питающая антисемитизм.
Теперь следует перейти к другим аспектам преломления национального вопроса в народном сознании.
Рабочий класс и национальный вопрос
Для начала обратимся к рабочему классу и посмотрим, имелась ли в нем питательная среда для деятельности национального движения и получили ли там распространение украинские настроения. Согласно коммунистической идеологии, рабочий класс считался классом-гегемоном, опорой мирового коммунистического движения и советской власти. Провозглашаемый привилегированный статус рабочих нашел отражение в их преимуществах при выборах в органы власти[398]. От позиции не столь уж многочисленного пролетариата во многом зависела прочность советской власти. Поэтому случаи проявления недовольства, антисоветских настроений среди рабочих были для большевиков тревожным симптомом, к которому они относились со всей серьезностью. Тем более если речь шла о национализме.
По данным первой российской переписи 1897 г., в границах малороссийских губерний насчитывалось 425 413 рабочих (не считая сельскохозяйственных), что составляло 16 % от всех рабочих Европейской России и 7 % от всех трудящихся на территории будущей УССР[399]. Цифры эти, конечно, приблизительные, так как значительная масса рабочих в тот период имела тесные связи с селом. Многие крестьяне занимались отхожими промыслами, а часть рабочих по своим бытовым условиям тоже порой слабо отличалась от крестьян. К тому же итоговая цифра зависит еще и от методики подсчета, от того, какие профессиональные группы рассматриваются в категории рабочие. Поэтому в определении точной численности промышленного пролетариата на последний предвоенный 1913 г. имеются расхождения: от 549,4 тысячи[400] до 642,3 тысячи человек, примерно 45 % рабочих было занято в горной и металлургической промышленности[401].
Революция, Первая мировая и Гражданская войны, потери на фронтах, от голода и эпидемий произвели численные изменения в рабочем классе Украины. На начало 1921 г. в УССР было 316,5 тысячи промышленных рабочих (по другим данным, 260 тысяч)[402]. В контексте исследуемого вопроса определение абсолютно точной цифры не является принципиальной задачей, тем более что доля рабочих в населении УССР при этом кардинально не меняется. Одновременно с такими сокращениями налицо было и изменение социального состава пролетариата, а именно его окрестьянивание. Широкое распространение получил процесс возвращения рабочих в деревню. В то же время имела место и обратная тенденция: в город на заработки шли крестьяне, «размывая» дореволюционный кадровый состав пролетариата, привнося в рабочий класс крестьянские настроения и психологию.
Изменять психологию вчерашних крестьян, выковывать из них настоящие рабочие кадры пролетариату Украины приходилось на протяжении всех 1920-х гг., так как их приток на заводы и стройки с каждым годом все увеличивался. Так, в 1924 г. промышленных рабочих было 360 тысяч человек, а всего, включая работников транспорта, связи – 1,2 миллиона, а в 1927 г. – уже соответственно 675 тысяч и 2,7 миллиона[403]. Вполне естественно, что на протяжении всего десятилетия крестьянский взгляд на происходящие события нередко встречал у рабочих сочувствие. Об этом свидетельствуют сводки ГПУ. Например, недавно осевшие в городе рабочие завода имени Марти (Николаев) поддержали приехавших к ним крестьян, когда те высказались о желательности установления смычки между городом и селом непосредственно, минуя партию[404].
Была еще одна важная причина качественных изменений в рабочем классе. Быть рабочим оказалось выгодно и безопасно. Как уже говорилось, до Конституции 1936 г., уравнявшей все население СССР в правах, рабочий класс находился в некотором привилегированном положении; рабочие также получали большие пайки. К тому же после окончания Гражданской войны стать рабочим и тем самым исчезнуть из поля зрения ГПУ стремились многие из «бывших людей», белогвардейцев и т. п. Поработав месяц-другой на производстве, такой человек мог свободно писать в графе «Социальное положение», что он «рабочий». Немало было и тех, кто быстро сориентировался и под видом рабочего стремился сделать карьеру, вступить в партию и занять ответственный пост. «На фабрики идет случайный элемент» – так кратко и точно прокомментировал сложившуюся ситуацию В. И. Ленин[405]. Иногда доходило до курьезов. Например, в 1925 г. при проверке некоей партийной ячейки в Полтавской губернии один из ее членов назвался токарем. Но когда его спросили, что такое суппорт, он ответил, что «это что-то вроде интервенции»[406]. Каким он был «токарем», стало ясно сразу, даже несмотря на то что ответ он дал политически «выдержанный». Таким образом, к началу 1920-х гг. в социальном составе рабочего класса произошли довольно значительные изменения, которые не могли не отразиться на его самочувствии и настроениях.
